— По мере развития общества к коммунизму государство отомрёт, — тут же произнёс Сталин, на что Николай, тяжело вздохнув, ответил:
— Ну, когда это будет, Иосиф Виссарионович, евреев по пустыне вон гоняли сорок лет, пока они, либо не нашли единственное место на Ближнем Востоке где нет нефти[26], либо пока не исчезло рабское самосознание этого народа. Тут уж выбирайте причину по своему мировоззрению. Но, суть в том, нужно, как минимум, что бы сменилось два поколения, для того, чтобы сменилось самосознание народа. Но так как, при улучшении жизни, её продолжительность увеличиться то нужно будет гораздо побольше, чем какие-то, сорок лет. И что бы преодолеть, этот промежуток, диктатуры пролетариата, нужен будет какой-то государственный инструмент. И это может быть монархия. И уж поверьте, правительство социал-демократов, и конституционная монархия совсем неплохо смогут совмещаться. Вы сами это увидите, причём в ближайшей перспективе. И не только на примере России. Ещё, вполне вероятно, и на примере Швеции.
Джугашвили сделал несколько глотков чая, обдумывая услышанное, а потом произнёс:
— То есть вы, Николай Александрович, отрицаете начало отмирание государства, с появлением социализма в стране?
— Иосиф Виссарионович, давайте определимся с понятиями, — миролюбиво ответил Николай, — Я вполне допускаю построение социализма в одном государстве. Особенное если это такое государство как Россия, население которой ещё капитализма не нажралось, так что бы из ушей полезло...
— Вы так не любите капитализм? — внимательно смотря на царя, произнёс Сталин, — И извините, я вас перебил.
— Да ничего, ничего, Иосиф Виссарионович, — ответил Николай, — Я тоже считаю, что нам с вами необходимо определиться по этому вопросу. Ну а то, что вы меня перебили, так ничего страшно. Ведь и 'браунинг' вы при этом, из кармана, не доставали.
Это фраза вызвала улыбку у Сталина, и смех у Ольги. А Николай продолжил:
— Я вообще исхожу из того, что главным ресурсом капитализма являются идиоты. Причём клинические. А сознательно за капитализм могут выступать только законченные мрази, подонки и сволочи. Ведь победа капитализма будет означать, что в обществе будет главенствовать корысть и равнодушие. Эдакое идеальное зло. Добавьте сюда мрак ночи, и жуткий холод, и вот вам самый настоящий ад. Я вам скажу там, в аду, не жарко, там беспросветно холодно.
Николай окинул взглядом присутствующих, а потом продолжил:
— Но с вашего позволения я вернусь к вопросу государства и революции. Социалистической революции. Однозначная победа, которой возможна только, в случае если она произойдёт одномоментно во всех ведущих капиталистических странах. Их не много, это САСШ, Британия, Германия и Франция. Но до того момента, как в этих странах произойдут социалистические революции, социалистическая Россия будет жить в состоянии осаждённой крепости. Хотя... Неважно, какая будет Россия хоть монархическая, хоть демократическая, хоть социалистическая, кроме либеральной, и соответственно колонии развитых государств, она будет в режиме осаждённой крепости. Соответственно нужна крепкая центральная власть, готовая и пролить кровь, и взять ответственность за свои решения. И вот тут монархия, несмотря на то, что она просто априори означает наличие аристократии, может оказать наиболее удобным, для нас с вами, государственным инструментом.
— И вы не считаете, что возможны другие государственные инструменты, кроме как конституционная монархия, по британскому образцу? — продолжая изучающе смотреть на Николая, спросил Сталин. А Николай, усмехнувшись, произнёс:
— Ну считать, что в Британии конституционная монархия величайшая и весьма распространённая ошибка, — при этом царь заметил, как удивленно на него посмотрела Ольга, и, обращаясь к сестре, Николай добавил, — А вообще кто ни будь, видел конституцию Великобритании? Вот и я не видел, из-за отсутствия оной. Да в Британии монархия ограниченна, парламентом. Но не законами. Поэтому там скорее парламентская монархия, а не конституционная. И вот поэтому кивать на Британию, как на пример конституционной монархии не приходиться.
— Но, Ольга Александровна, Николай Александрович, я позволю себе вставить слово, — улыбнувшись, произнёс Сталин, — Пожалуй, я с вами соглашусь, Николай Александрович, что в условиях, когда единственная в мире социалистически революция произойдёт в России, государство будет не просто нужно. А жизненно необходимо. Возможно даже и после этапа диктатуры пролетариата. Но есть же и другие государственные инструменты, чем они не устраивают вас, Николай Александрович?
— Это вы о демократии, Иосиф Виссарионович? Как власти именно народа, — царь внимательно посмотрел на собеседника, — Ну так ещё основоположник демократии прямо заявил, что для её торжества, у каждого демократа, должно быть несколько рабов...
Теперь Николая прервал смех Ольги. И усмехнувшись, над тем, как оценивающе посмотрел на его сестру Джугашвили, Николай продолжил:
— Да, да, Оля, именно так, без рабства других, демократия не возможна. Да и одно дело, когда в том же Новгороде собиралось вече. И в принятии решений побеждали те, кто мог переорать оппонентов, а то и загнать их, на свой конец города, кулаками. Но совсем другое дело, оперативно опросить мнение пусть ста миллионов граждан социалистической России. Что бы узнать их мнение по государственному вопросу. Любому. Нет, конечно, можно делегировать свои полномочия кому-то другому, например, депутату. Но этот механизм называется уже иначе, не демократия, а республика. А как тут сказал один французский президент, на своих выборах, кстати, потом ставший единственным императором Второй Французской империи, 'неважно как голосуют, важно, как потом посчитают'[27]. И можно выдавать на этапе подсчёта голосов любую несусветную дичь. Которую очень сложно проверить. Так что с учётом недостатков всех известных государственных механизмов конституционная монархия далеко не самый худший вариант.
— Весьма неожиданное заявление, Николай Александрович, — прищурившись, ответил Сталин, — Мне необходимо всё обдумать.
— Конечно, конечно, Иосиф Виссарионович, всё обдумать просто необходимо, — согласился император, — но, когда будите обдумывать учитывайте один момент. Такой как, общественное сознание русского народа.
— А что с ним не так? — удивленно произнёс Сталин.
— Да, не особо сильно кривя душой, можно сказать что всё, — печально произнёс царь, — Но я скажу, что многое, с ним не так. К величайшему сожалению, очень многое. Вот взять тот же вопрос о земле.
— А что конкретно, с этим вопросом, не так, Александр Николаевич? — продолжая изучать реакцию царя, произнёс Джугашвили.
— Не так, хотя бы вопрос об собственности на землю, Иосиф Виссарионович, — ответил император, — Мне вот тут один из товарищей министра внутренних дел, Столыпин, принёс проект реформы. Который, казалось бы, логически вытекает из реформы 1861 года. И предусматривающий разрушение общин, и передачу земли в частные руки. При этом следует помнить, что средний крестьянский надел в три десятины имеет цену порядка ста двадцати рублей. И крестьяне, если следовать логике, как бы продав свою землю могут получить эти деньги на руки. Нельзя сказать, что уж очень большие, но всё же. К тому логически становление капитализма невозможно, без частного землевладения. Но, в условиях современной России, то мышление, которое сейчас есть у крестьян является дологичным. И в своём общественном сознание крестьяне не осознают, что землю можно продавать. И что она что-то стоит. Для них обрабатывать землю сродни дышать. Воздух же ничего не стоит. Соответственно в их представлении земля божья. И должна принадлежать тому, кто её обрабатывает. И они отъём той же помещичьей земли, или ещё какой частной земли, не рассматривают как преступление.
— Вы, Николай Александрович, предлагаете всю землю сделать частной, — демонстративно приподняв бровь произнёс Сталин. Но Николай, покачав головой ответил:
— Боже упаси, Иосиф Виссарионович, это вызовет такой протест на селе, что запылает всё. Поэтому то и, казалось бы, логичная и своевременная, по той же логике, реформа буквально обречена на провал. Нет, земля должна быть государственной, а потом, по мере развития социалистических отношений, общественной. Но из существующих предпосылок, с правом бессрочной аренды. Передаваемой по наследству. Поэтому то надо, в перспективе, придумывать что-то другое, не противоречащее мнению крестьян. Иначе это страшное, замшелое крестьянское мышление будет опасно и для нас.
— И у вас, Николай Александрович, есть предложения по поводу крестьян? Хотелось бы узнать какие?
— Конечно есть, Иосиф Виссарионович, в первую очередь необходимо будет дать всем хотя бы среднее образование. И вытащить молодёжь из деревни. Пока им ещё можно будет дать логическое мышление. И превратив их в пролетариат вообще, ну и рабочих в частности. При этом постаравшись оставить стариков в деревне. Второе кто необходимо провести, так это коллективизацию. Что опять же из-за замшелого, нелогичного мышления крестьян вызовет их противодействие.
— Но ведь они отрицают частную собственность на землю, Николай Александрович, — напомнил Джугашвили.
— Но, это не делает их социалистами, Иосиф Виссарионович, — парировал Сталина царь, — В душе каждый крестьянин не только злой собственник, но и вообще крайне жестокая натура. Которая жаждет, чтобы у него покупали хлеб по справедливой, по его мнению, цене, а он пановал. Вы знаете, что самое жесточайшее ростовщичество оно развито среди крестьян. Сто процентов, взял мешок зерна, осенью вернёшь два. И не важно, когда ты это зерно взял. Не сможешь оплатить, тебя изобьют, а то и убьют, жену, дочь обесчестят, хозяйство сожгут. Вы вообще не представляете какой там твориться угар. Содом с Гоморрой, это добрые сказки, детский лепет, по сравнению с тем, что твориться в наших деревнях. Просто в деревнях не принято делиться чем-то с другими. Так сказать, выносить сор из избы. Но по нашим представлениям крестьяне ещё те звери. Особенно когда у них что-то забирают, что они считают своим. А землю они считают своей. При этом в деревне существует переизбыток населения, где то в четверть, от возможного. То есть народа много, а земли мало. А в результате в деревнях существует эта чересполосица. Когда всю землю делят на небольшие лоскуты, что бы общинникам достались более или менее равные возможности по выращиванию хлеба. При этом до десяти процентов земли уходить в эту чёртову межу. Между наделами. А потом каждый корячиться на своих наделах, жилы рвёт, голодая, но совместно с другим работать не будет. А вот обобрать его, этого другого, как липку, так это запросто.
— Страшную картину вы обрисовали, Николай Александрович. Буквально жуть берёт, — произнёс Сталин, в то время, когда Ольга молча покачала головой.
— А что делать, Иосиф Виссарионович, что делать, но тот, кто даст землю, в общественное пользование, крестьянам, оставив её государственной, тот победит всех своих политических оппонентов, — ответил Николай, — Мужицкий царь будет пользоваться полной поддержкой крестьян. И да я понимаю, что чаяния крестьян, не совпадают с идеями относительно социализации сельского хозяйства, что есть у вас в РСДРП. Но у вас они основаны на логичном мышлении, а у крестьян оно другое. И пока мы не вытянем миллионов восемьдесят[28] из деревни, не дадим им образование, не заменим их дологичное мышление логичным, превратив их в рабочих, мы не сможем начать крупномасштабные социалистические преобразования.
Сталин перевёл взгляд с Николая, на сидящую в задумчивости Ольгу, которая, почувствовав взгляд подняла глаза и в упор посмотрела на Джугашвили. И Иосиф отвел взгляд назад к Николаю. И произнёс:
— А почему именно в рабочих, а не в пролетариев, Николай Александрович?
— А вы, когда ни будь задумывались, Иосиф Виссарионович, что случиться с пролетариатом при социализме? Ведь будет общественная собственность на средства производства. И соответственно каждый станет собственником, через общество, средств производства, а это противоречит определению данному этому классу классиками марксизма, — с улыбкой глядя на опешившего Джугашвили произнёс Николай. Сталин же удивлённо посмотрел на царя, и сам ошарашенный этой мыслью, произнёс:
— Пролетариат, при социализме, исчезнет?
— Вот именно, Иосиф Виссарионович, социализм выступит в первую очередь могильщиком не буржуазии, а пролетариата. Так, как социалистические преобразования не изничтожит мелкобуржуазные устремления у населения. Особенно у бывших крестьян в ближайших поколениях, — ответил Николай. И тут же получил новый вопрос от Джугашвили:
— Это почему это? Почему, вы так считаете, Николай Александрович?
— Хотя бы потому, что мышление сразу не изменить, — ответил Николай, — Мы же не обещаем никому счастья, мы не обещаем никому уравниловку. Кроме как равенство во владении, через обществление, средствами производства. Так сказать, всё что мы сможем пообещать, это социальную справедливость, при отсутствии эксплуатации человека человеком. Но при этом работающий больше или работающий лучше будет иметь и больше благ. А зависть, особенно у женщин, никто не отменял. И в перспективе человек, не имея возможности купить автомобиль не только на всю семью, но и допустим ещё и себе лично, или имеющий двухэтажный, а не трёхэтажный дом, из-за своей лености или ещё по какой причине, этот человек начнёт пытаться присвоить себе чужое. В том числе и общественное. Особенно если его начнёт на это подталкивать завистливая жена. Кстати в деревнях это имеет место и сейчас. Когда так называемые крепкие хозяева, кулаки, пользуясь поддержкой подкулачников отбирают в свою пользу то, что принадлежит сельскому обществу, миру. За что их крестьяне ласково их и называют, мироеды. И закрой мы сейчас глаза на самосуд крестьян, этих мироедов, спалят вместе с семьями.
Сталин усмехнулся, при произнесённой царем, с сарказмом в голосе, фразе 'крестьяне ласково их и называют, мироеды'. А Ольга произнесла:
— Но я хочу спросить по поводу идеи коллективизации. Разве вот такая попытка преобразовать деревню, не вызовет противодействие крестьян?
— Вызовет, Оля, ещё как вызовет, — ответил Николай, — Начти мы коллективизацию прямо сейчас, то деревня схватиться за топоры. Нам придётся выждать, пока в деревне не появятся новые мироеды. А они точно появятся, так как крестьяне полны уверенности, что как только они получат землю, то заживут по человечьи. А самый первый образ жизни, по человечьи, что есть прямо перед глазами, это образ как раз мироеда, кулака. Хотя мы то знаем, что по уровню обеспечения землёй на одного крестьянина мы просто вернёмся к 1861 году. Но лишённым логического мышления крестьянам это ничего не объяснит. Так что ждём там появление новых мироедов. А не социализма, в деревне. А вот тем мироедам, что есть сейчас, общество в деревнях, точно пустит 'красного петуха' и отберёт у них те земли, что они себе уже определили. Но пройдёт несколько лет, а тут я напомню, что у нас голод в деревнях перманентный. То есть, он иметься всегда. А порой бывает и супер-голод, как был в 1891 году. Так что скоро будет ещё. И тут я напоминаю о том, что в деревнях, берёшь один мешок, а отдаёшь два. Соответственно, поэтому то, и говорю, что в деревнях, в ближайшей же перспективе появятся новые мироеды. Которые, как их не уничтожай, будут, из-за крестьянского мышления, появляться вновь и вновь, постоянно нарушая законы. Плюс, очень желательно будет, подвязать, таких мироедов, на банковские кредиты. Что всё вместе позволит, при очередном царь-голоде, да и ещё совпавшем с очередным экономическим кризисом, просто изъять у мироедов собственность. А самих оставшихся крестьян превратить в сельхоз рабочих. Как альтернативу предложив им организовать сельхозкооперативы. Но подобное необходимо будет произвести ещё до социализма, при диктатуре пролетариата.
