Во-первых, это могло означать, что Ялмари не любил тут оставаться и использовал дом лишь для того, чтобы есть и спать.
Во-вторых, это могло означать, что Ялмари очень скрытен и боится, чтобы кто-то не зашел в дом в его отсутствие и не узнал что-то о нем. Но тогда он тем более запер бы дверь.
Еще немного подумав, Илкер предположила, что, скорее всего, верно третье: Ялмари недавно стал лесником, позже, чем она стала горничной. Он не успел обжить дом.
В спальне Илкер села на идеально заправленную кровать.
"Здесь не хватает женской руки, — девушка взглянула на дом иначе. — Если я буду жить здесь, в первую очередь повешу занавески на окна, постелю скатерть на стол и покрывала на кресло. На камине будет хорошо смотреться простенькая ваза. Летом буду ставить туда лесные цветы, а зимой... Зимой можно поставить букет из бессмертника. В этой комнате будет наша спальня, а в соседней — детская. У нас будет два сына. Дочек не хочу — кто знает, какая доля им достанется. Женщинам труднее..."
Илкер представила замужнюю жизнь, а дом будто почувствовал ее мечты и ожил. Она похихикала над глупыми грезами и решила, что пора уходить. На прощание поправила кровать, провела кончиками пальцев по стульям, столу и косякам. Ялмари тоже прикасался к ним, а теперь она. Когда же он вернется? Илкер усилием воли прогнала подступившую грусть. Главное, чтобы вернулся. Вот так она и загадает: если приедет на этой неделе, значит, любит ее, и они поженятся. А если приедет позже — тогда надо прогнать вздорные мысли. Девушка вышла из дома, взглянула на небо, призывая Эль-Элиона в свидетели. Пусть Он руководит этим знамением.
Илкер спустилась с крыльца и тут же почувствовала, что погода переменилась. Холодный ветер будто раздел ее. Девушка поежилась и обхватила себя руками. В лесу неожиданно потемнело, солнце затянуло тучами. Илкер ни разу не видела, чтобы погода менялась так стремительно. Похоже, она слишком задержалась в лесу. Чтобы согреться и скорее добраться до дворца, она побежала. Но не успела выйти на тракт, как хлынул дождь. Пока она добралась до своей комнаты — промокла до нитки.
Девушка была уверена, что ничего страшного не случится. У себя в комнатке вытерлась насухо, переоделась, выпила горячего чая. Но вдруг стало очень жарко, так что захотелось раздеться. Глаза начали слипаться. Илкер какое-то время боролась с собой, даже вышла к другим горничным.
— Пайлун, моя помощь не нужна? — устало улыбнулась она.
— Нет, принцесса велела тебя не беспокоить, — со странной интонацией произнесла подруга, а потом внимательней взглянула на Илкер. — Как ты разрумянилась.
— Это от горячего чая, — пояснила девушка.
Но Пайлун не поверила.
— И глаза блестят странно, — она быстро подошла, и пощупала лоб Илкер. — Ты вся горишь! Как ты себя чувствуешь?
— Немного хочется спать и жарко очень. Но не может же быть, чтобы я так быстро заболела.
— Еще как может! Мокрая на ветру бежала. Быстро в постель и без разговоров.
— А вдруг я принцессе понадоблюсь? — слабо сопротивлялась Илкер толкавшей ее в кровать Пайлун.
— Я так и скажу: ты заболела. Не хватало еще, чтобы ты ее высочество заразила. Ложись в постель, а я принесу особый отвар. Очень помогает при простуде.
Предположение, что из-за Илкер может заболеть принцесса, показалось убедительным, поэтому она послушно сняла верхнее платье, распустила волосы и улеглась поверх покрывала. Тело горело и хотелось скинуть даже рубашку, а не укутывать себя чем-то. Она все ждала, когда придет Пайлун с лечебным чаем...
...Незнакомый город казался холодным и негостеприимным. Девушка растеряно оглянулась. Слева и справа возвышались бледно-желтые дома с черными провалами окон. Стены покрывала изящная лепнина. Необыкновенное переплетение растений, птиц и животных завораживало. Илкер представить не могла, сколько труда потребовалось, чтобы украсить все дома. Булыжная мостовая холодила босые ноги, и она посмотрела на землю. Камень показался каким-то странным — в Энгарне он темно-серый, а тут как будто с синим отливом. Лишь после этого девушка испугалась: как же она оказалась в городе босиком, в одной рубашке?
"Хорошо, что людей на улице нет", — Илкер осмотрела широкую улицу, по которой свободной могли разъехаться два экипажа. Еще раз оглянулась — ни впереди, ни позади не заметила ни души. Стало страшно. Ей показалось, что город мертв. Единственный живой человек здесь — это она сама. Куда бы она ни свернула, везде будет такой же простор и пустота.
Илкер поправила ворот длинной рубашки. Распущенные волосы щекотали спину. На самом деле хорошо, что люди здесь не жили, иначе куда бы она делась от стыда? — посреди города, почти раздетая, простоволосая. Оставаться здесь не хотелось. Девушка несмело шагнула вперед, но тут же остановилась: на нее наступал белый туман. Клубясь, он спускался вниз по улице, постепенно скрывая дома. Илкер захотела убежать от него, но не успела оглянуться, как погрузилась в белую дымку.
"Надо идти, — сказала она себе. — Надо найти площадь".
Город словно услышал ее мысли. Девушка скорее почувствовала, чем увидела, что дома будто расступились в сторону. Подул холодный ветер. Илкер задрожала, обхватила плечи, чтобы согреться. Порывы ветра смели с площади туман, зато теперь по ногам хлестала поземка. Девушка потерла ступни друг о друга, чтобы хоть немного согреться. Подняла голову и замерла.
На другом конце огромной площади — где-то за четыре лавга — темнело громадное здание. При виде его сердце на мгновение перестало биться. Снова стало страшно, так что захотелось спрятаться, но она не смогла сделать ни шагу. Ноги будто примерзли к мостовой. А в следующее мгновение, Илкер, как зачарованная, пошла вперед, к этому страшному месту. С каждым шагом ужас становился сильнее.
Илкер заплакала, колени задрожали — ее пугало то, что она хочет остановиться, но не может. От снега ногам стало колко и больно, но она все шла и шла.
Подойдя к зданию ближе, сообразила, что это храм. В отличие от домов, его ничем не украсили. Высокие гладкие колонны темно-синего камня поддерживали полукруглую крышу. Илкер задрала голову вверх, чтобы охватить взглядом величественное строение — и вздрогнула: на крыше лежал дракон. Глаза прикрыты, но поза напоминала затаившегося хищника: он хотел усыпить бдительность случайно забредшей сюда девушки. И вправду в следующее мгновение его глаза полыхнули алым огнем. Илкер зажмурилась и втянула голову в плечи: сейчас он откроет пасть и изрыгнет огонь. От нее ничего не останется, разве что пепел. Сердце в груди стучало гулко и болезненно, отсчитывая время как метроном, но ничего не происходило.
Девушка снова робко подняла взгляд. Каменный дракон поднял морду к небу, не обращая внимания на жалкое создание, замершее у входа. Илкер еще раз присмотрелась к нему: нет же, она ошиблась, это не дракон, а украшение храма. Вместо конька сделали каменную голову дракона, а крыша — это крылья мифического чудовища, словно обнимавшего здание, защищая от непрошенных гостей.
Но она не гость. Ее силой забросили сюда.
Илкер медленно пошла дальше. Страх утих, зато пришла тоска: сердце щемило и ныло. Никто не заставлял ее идти сюда. Она сама пришла. Пришла, чтобы умереть. Так надо: или он, или я.
— Илкер! — неожиданно позвал кто-то сзади. Она хотела обернуться, но не смогла. Замерла на ступенях храма, а голос продолжал звать. — Илкер, это не судьба. Это твое решение. Ты понимаешь? Ты можешь не умирать.
Девушка кивнула. Она все понимает. Она уже много дней размышляла об этом. Это очень легкий выбор. Или он, или я. А значит, нет выбора. С трудом передвигая ноги, она поднялась по ступеням и вошла под своды храма...
Часть 3
Умар
1 юльйо, Умар, город князя Балора
Утром Ранели вышла во двор к колодцу. Ведро с мягким всплеском опустилось в воду. Девушка постояла немного, любуясь облаками, прежде чем крутить ручку ворота. Погода обещала быть солнечной. Вдруг Ранели застыла, неверяще уставясь в небо: в вышине над городом парил сокол. Девушка прикрыла глаза рукой и смотрела, не отрываясь. Сердце колотилось, как сумасшедшее. Алет? Или нет? Она уже собралась сделать знак птице, чтобы подлетел ближе, но сокол сложил крылья и камнем упал в лес. Ранели постояла еще несколько минут, ожидая, что он вернется, но птица не появлялась.
Ранели рассердилась на себя. О чем она вообще думает? Когда забудет ложные надежды? Она будет служить Умару. Стая — главное в жизни и самое надежное, только здесь она может быть счастлива.
Девушка быстро подняла ведро на поверхность, подхватила и поспешила домой.
Готовя пищу, напевала погребальную песню оборотней. В отличие от заунывных мелодий Энгарна, она ободряла скорбящих, давая им надежду на встречу во дворцах Эль-Элиона. Эта песня утешала ее в минуты печали.
Вчера отец пришел домой почти сразу после князя. В отличие от Балора не напал с упреками, сердечно обнял и предложил отдохнуть с дороги. Не стал мучить вопросами. Но если он заметит, что дочь грустит, молчать не будет. Поэтому когда она услышала шаги отца, тут же улыбнулась, как можно искренней. Войдя на кухню, отец поздоровался и легко прикоснулся губами к ее щеке, но фальшивая улыбка дочери его не обманула. Он приподнял брови:
— Что тебя опечалило?
— С чего ты взял, что я печальна? — лукаво прищурилась Ранели. — Все по-прежнему. Я устала грустить и бояться. Теперь точно знаю, чего хочу от жизни, и ничто не смутит мой дух, — она опустилась на стул и принялась чистить картошку.
Отец присел рядом, тоже взял в руки нож. Шкурка тоненькой стружкой скручивалась на стол.
— Ранели, — мягко произнес он после паузы. — Я рядом с тобой с рождения. Ты можешь улыбаться, показывая все зубы, но я знаю: если ты поешь погребальную песню, значит, чем-то расстроена.
Девушка нервно рассмеялась, тут же вздохнула.
— Тебя не обманешь, — сникла она. — Ты прав, — она следила за картошкой, чтобы не встретиться взглядом с отцом. — Но я не хочу говорить об этом. Не хочу огорчать тебя.
— Если не расскажешь, я огорчусь больше. Во-первых, потому, что не доверяешь мне и, во-вторых, потому что буду предполагать худшее.
— Ладно, — Ранели решительно отложила картофелину. — Там, в Энгарне, я познакомилась с одним парнем... И даже думала, что влюбилась.
Отец сохранял хладнокровие, но Ранели видела, что ему не очень приятно слышать подобные откровения.
— Ты хочешь уйти из стаи? — прямо спросил он.
— Нет, что ты... Вовсе нет. Наоборот, я остаюсь. И сбегать больше не буду. По крайней мере к нему. Все кончено.
Отец всматривался в ее лицо:
— И это заставляет тебя грустить?
— Нет... Да... Я не знаю, почему грущу, — окончательно растерялась Ранели. — Я так долго сомневалась, не знала, что мне делать: выйти за него замуж или забыть о нем. Это было невыносимо! Два дня назад, когда я приняла решение, было так легко! Почему же сейчас так тяжело?
— Либо ты выбрала неправильно, либо еще не доказала себе, что поступаешь правильно, — объяснил отец. — Ты ведь у меня какая? На веру ничего не принимаешь, везде требуешь доказательств. Как только получишь их, сердце обретет покой.
— Правда? — спросила Ранели с надеждой.
— Я не Эль-Элион... Но мне кажется, будет так. Кстати, когда ты в последний раз появлялась в храме?
Радость Ранели тут же угасла.
— Давно.
— Вот отсюда и такой раздрай в твоей душе. Поверь старику.
— Тоже мне старик, — усмехнулась девушка. — И вообще, почему старики все объясняют этим? — губы девушки скривились в усмешке. — Я этого не понимаю. И не понимаю, почему я обязана ходить в храм. Почему нельзя так: я не беспокою Эль-Элиона, а Он не беспокоит меня?
— Не ты первая пытаешься так жить. Люди давно пытаются. И что у них вышло?
— Что?
— Ничего хорошего. И когда-нибудь ты убедишься в правоте старых истин. Но сколько тебе горя придется пережить для этого?
— Пап, не надо меня пугать, ладно?
— Ладно. Хотя я не пугаю. Просто знаю, что так будет. Хотя и тяжело от подобного знания.
— Разве я не имею права на собственную жизнь? Разве не имею права принимать решения?
— Имеешь, дочка. И ты должна знать, что, принимая решения, надо иметь мужество взять на себя ответственность за последствия выбора. На этот раз последствием может стать наша разлука. С тобой ведь говорил князь? Стая может отказаться от тебя. Но ты всегда будешь моей дочерью, как бы далеко ни пришлось тебе уйти или уехать. Я не буду тебя удерживать. И с радостью приму, если ты вернешься.
Ранели вновь взялась за картошку.
— Если бы все были такими, — вздохнула она.
В кухне повисла тишина. Отец чистил картошку машинально, погруженный в невеселые думы. Когда он становился таким, Ранели казалось, что он вспоминает маму. Говорят, внешне Ранели сильно напоминала ее, а характером — нет. Может, будь у нее другой темперамент, и с Алетом все вышло бы по-другому. Сокол бы и внимания не обратил на волчицу, будь она похожа на комнатную собачку...
Первую ночь Ранели провела с ним скорее из любопытства, чем из-за страсти. Нет, конечно, после той кошмарной ночи, парень соблазнял ее настойчиво и умело — это девушка понимала сейчас. А тогда до последнего казалось, что она сильная, справится переполнявшими чувствами, сможет противостоять. И не распознала момент, когда сопротивляться расхотелось, когда сказала себе: почему бы и нет? Люди же позволяют себе такое. Может, ничего страшного?
Сокол не разочаровал ее. И после первой же ночи, сделал предложение. Сообщил, что впервые в этот трактир пришел только из-за нее. Увидел девушку-волчицу и был заинтригован... Все знал с самого начала и продолжал ухаживать. Мечтал отвезти в замок, к родителям...
Но Ранели испугалась. Одно дело посещать Энгарн изредка и совсем другое — навсегда покинуть стаю...
Алет не понимал этих сомнений. Злился. Просил прощения. Опять делал предложение. Даже обручальное кольцо подарил — единственное украшение, которое Ранели сохранила. Будто из золотых нитей сплели венок. А вместо цветов в этом венке крошечные бриллианты. Это кольцо стоило целое состояние. Ранели дорожила им, потому что когда надевала его на безымянный палец, казалось, она уже принадлежит Соколу...
Ранели проглотила ком в горле. "Нельзя об этом думать! Нельзя", — запретила себе девушка, хотя произнести эти слова было легче, чем исполнить приказ. Но девушка знала одно испытанное средство: чтобы не думать об Алете, надо думать о ком-то другом. Ялмари! Кровь невольно прилила к щекам от стыда. Неужели по ее вине с ним что-нибудь приключится? Она-то надеялась, что парень задержит чудовище, но никак не ожидала, что маг будет так суров. И самое страшное — если Ялмари не придет в Умар, она никогда не узнает о его судьбе.
После завтрака Ранели решила еще раз поговорить с князем. Вчера она вела себя невежливо. Если извинится, может, он простит и заступится за нее на совете. Все-таки от мнения князя зависит многое.
