И передо мной замелькали лица, события, встречи. Все это соскользнуло в едва различимое мельтешение, в круговорот, в котором стало трудно что-либо различить, пока внезапно не остановилось. Как раз перед той чертой, за которой и прячутся самые тяжелые воспоминания, ставшие истоком всего происходящего в моей жизни.
И я, еще одурманенная, с трудом осознавая, где я и что со мной происходит, опускаю ресницы, чтобы тут же заставить их взлететь вверх, как только возвращается ощущение возможной потери.
Да только он.... стоит рядом со мной, также как и я, на коленях и губами пьет капельки влаги, что прочерчивают мокрые дорожки на моих щеках.
— Прости меня за то недоверие, которому я позволил появиться между нами. — Его голос хриплый, словно все им увиденное сдавливает ему горло.
Его руки, с загнутыми когтями, осторожно трогают мое лицо, словно заново узнавая, едва касаясь, скользят по волосам, гладят меня по рукам, спине, успевая быть одновременно везде и одаривать меня теплом и лаской. Он окутывает меня взглядом, который ищет прощения в моих глазах и наполнен радостью от того, что это именно он был не прав, и болью раскаяния от того, что заставил меня еще раз это пережить.
Но я вынуждена отстраниться, отвечая на его волнение горестной улыбкой.
— Ты не узнал самого главного. — Несмотря на то, что ему довольно того, что он почувствовал и увидел, я знаю — это еще не конец и недосказанность, неожиданно вернувшись, может ударить сильнее, чем могла бы это сделать ложь. А я больше не хочу рисковать тем, что у меня есть. Я не хочу рисковать им и дочерью. — Я хочу тебе рассказать, кто я. И чем мы с Наташей можем быть для тебя опасными.
Я поднимаюсь с пола, выскальзывая из его объятий, которые он с видимым усилием раскрывает, и отхожу к окну, за которым сгустилась мгла, словно драгоценной вышивкой украшенная узором из россыпи ярких звезд.
И начинаю говорить, удивляясь, как глухо и безжизненно звучит мой голос, и понимая, что те слова, которые я произнесу, могут изменить очень многое. И не только в моей и его жизни, но и в жизни еще двух, не менее дорогих мне существ.
— Этот мир знает, кто такие даймоны. И даже знает, что основой для этой расы явились демоны, возможно даже и Лилеи. По крайней мере, ни у кого не возникает вопросов, почему так близко звучат эти два слова и откуда то множество признаков, делающих вас похожими друг на друга. Но мало кто знает, когда, как и почему это произошло. Для меня многое также осталось неизвестным, но я расскажу тебе все, что мне в свое время удалось узнать.
Я не слышу, но каждой клеткой своего тела ощущаю, как он останавливается в нескольких шагах от меня, ничем не выдавая не только своего присутствия за моей спиной, но и отношения к тому, о чем я говорю.
— Мир Дарианы относился к технологическим мирам до тех пор, пока там не заинтересовались возможностью продлить жизнь за счет скрещивания с расами магических миров, доступ к которым они каким-то образом получили. Начались генетические эксперименты, но достичь того, чего они хотели, никак не удавалось: два-три поколения, и способности к магии, и напоминающее бессмертие долголетие сходили на нет. Так было до тех пор, пока они не добрались до драконов, а затем уже и до тех, кого можно было бы отнести к твоим предкам. Меня никогда не считали опасной и лишь поэтому мне довелось увидеть записи одной из лабораторий, где велись эти опыты над появлением существа с антрацитово-черной кожей и странной магией, которая проявилась с первого дня его рождения. Но то, что они посчитали магическими способностями, на самом деле таковыми не являлось — это была совершенно иная энергия и подчинялась она любому желанию того, кого назвали даймоном. Правда, такие тонкости их не интересовали, хотя и зря, больше беспокоили те ограничения, что проявились несколько позже — в мире, который был одной большой войной, он не мог быть воином. Не потому что не мог убивать, а потому что осознание им мира было таковым, что в нем не было таких понятий как смерть, боль, унижение других. Для него мир, как это ни странно звучит, был местом, в котором он жил и с которым составлял единое целое. Но это лишь мои выводы, которые могут быть и ошибочными.
— Равновесие? — Аарон подходит ко мне ближе и теперь я могу видеть его отражение в окне. Прикрытого лишь длинными прядями черных волос, шелком струящимися до его ягодиц. Суровая морщинка между бровей, взгляд, в котором нет ни тени сомнения. И прежде чем я успеваю ответить, его сильные руки обхватывают меня, прижимая к себе, и его дыхание обжигает мою кожу, изгоняя тень застарелой тоски, что держит в тисках мое сердце.
— Нет, это не было равновесием. Никто, ни тогда, ни позже не смог определить, чем же было то, чем обладали эти существа, и дать этому название. Впрочем, результат, который они получили, их не устроил, и эксперименты, теперь уже с одними демонами, продолжились. И однажды они добились своего, вытянув Хаос и сделав его стабильным. Ну а дальше случилось то, чего никто не предвидел: раса даймонов оказалась не только живучей и магически одаренной, но и способной захватить власть на Дариане, жестоко расправившись с теми, кто их сотворил. Было лишь одно 'но': их женщины оказались мало приспособленными к материнству, а дети от смешанных союзов в следующем поколении уже теряли свою тягу к Пустоте. Тогда-то и были разработаны генетические блоки, которые сделали невозможным рождение не-даймонов, не зависимо от того, кем был спутник. Правда, и здесь вышло не все гладко: женщины иных народов, особенно обладающие магией, в момент рождения ребенка, когда происходила инициация на Хаос, не выдерживали этого и погибали.
— Разве их нельзя было спасти? — Он старается говорить так, чтобы бушующий в его груди огонь не коснулся меня, но не это вызывает у меня внутреннюю дрожь, которую я с трудом удерживаю в себе — я все еще не произнесла самого главного.
— Можно. Для этого достаточно было выставить щиты, изолировав мать или замедлить раскрытие возможностей ребенка. Но это никому не было нужно — обретя свою силу, чернокожие воины потеряли способность любить. И если дети для них являются ценностью, то те, кто дал им жизнь — нет.
— И... все они погибали? — Не надо быть телепатом, чтобы понять, чье имя всплыло сейчас в его сознании.
— Ты умеешь задавать правильные вопросы. — Я пытаюсь отстраниться, не желая принимать его теплоту до тех пор, пока не закончу свой рассказ. Но он пресекает мою попытку очень осторожно, словно опасается поранить меня, но достаточно жестко для того, чтобы я могла осознать — лишь он один будет решать, когда выпустить меня из своих объятий. И я сдаюсь, надеясь лишь на то, что судьба будет ко мне благосклонна. — Нет, не все. И одна из таких женщин — моя мать. — И все-таки, он не теряет контроль, и его когти впиваются в мою кожу остриями кинжала. Но я не позволяю себе даже вздрогнуть, едва ли не наслаждаясь этим мгновением боли, перед которой отступает тяжесть воспоминания. — Она была человеческой магичкой с Лилеи, а моим отцом стал даймон. Когда я узнала, что под моим сердцем зародилась жизнь, во мне возник страх. Больше всего я боялась, что в моем ребенке может проявиться его кровь, и я сделала то, что однажды удалось ей. Правда, мне повезло больше, потому, что я знала, где мне могут помочь, а она, сумев покинуть Дариану, оказалась здесь одна.
— Твоя мать...
— Ушла до того, как с ней провели манипуляции, которые бы гарантировали появление даймона. И я родилась как обычный ребенок-полукровка, взяв черты обоих родителей. После моего рождения маме долго не удавалось найти деревню, где нас бы приняли, несмотря на то, что она была сильной целительницей, да и стихии отзывались на ее призыв. А когда мне исполнилось четыре года, нас нашли черные воины, посланные на поиски отцом. И последнее, что я помню из той жизни: ее взгляд, наполненный любовью ко мне за мгновение до того, как лезвие кинжала прервало ее жизнь. И языки пламени, в котором сгорали приютившие нас люди. Меня вернули на Дариану. Но не потому, что мой родитель воспылал ко мне нежными чувствами — я нужна была ему для экспериментов: родившись одаренной, я продлила себе жизнь.
Я замолкаю и в наступившей тишине ясно слышу, с какой яростью вырывается дыхание сквозь его стиснутые зубы, и чувствую, как вздрагивает его тело, что находится на грани трансформации.
Но он продолжает удерживать себя и когда задает следующий вопрос, его голос звучит хоть и прерывисто, но без тех перекатов, что заставляют трепетать его подданных.
— Как тебе удалось сбежать?
— Мне помогли. — Но по той волне нетерпения, что окутывает меня, я понимаю, что этот ответ его не устраивает. Но кто бы знал, как трудно мне найти мужество, чтобы продолжить свой рассказ. Чтобы еще раз увидеть перед собой словно вырубленное из черного камня лицо и услышать тот голос, что заставляет вздрагивать меня каждый раз, как чудится в гомоне других. — Мне было семнадцать, когда отец решил, что все, что он мог обо мне узнать, стало ему известно. На его лице не мелькнуло ни тени сожаления, когда он объявил мне, что отдает меня своему теру, для которого я стану наградой за его службу и матерью для его ребенка. К тому времени я уже хорошо знала, чем это закончится для меня, и у меня даже не возникло надежды на то, что я смогу избежать этой участи. Но, видимо, любовь моей мамы, которой она со мной поделилась, сумела защитить меня там, где, казалось бы, помочь уже ничего не сможет. У моего родителя была мечта: иметь нескольких детей от одной женщины и посмотреть, насколько разными они получатся. Для этого он не дал умереть одной из тех, что уже родила ему сына. Вот она-то и помогла мне покинуть Дариану, сделав то, что я считала невозможным: выстроив межмировой портал и заплатив за этой своей жизнью и жизнью того, кто и так должен был стать для нее дорогой в Пустоту. И все, что она у меня просила — присмотреть за своим первенцем, вера в которого не одну сотню лет жила в ее душе.
— Кто она? — Он задает вопрос, но по тому, как он замирает, я понимаю: я могла бы и не отвечать.
— Драконица, дочь властителя и мать Закираля.
— А твой отец...
-Правитель Дарианы, ялтар Вилдор.
Он не опускает рук, хотя именно этого я и боялась. Не отстраняется от меня, хотя это первое, что должно было прийти ему в голову сразу, как только я назвала имя. Не вызывает охрану, чтобы отправить меня в свои казематы. Он делает то, о чем я даже не мечтала. Его губы касаются моего виска, заставляя застыть, сдерживая рвущийся из груди стон, скользят по лицу, шее, пока руки разворачивают меня к нему лицом, не допуская, чтобы хотя бы на короткое мгновение наши тела оказались не слитыми вместе. И когда халат падает на пол, а он, продолжая осыпать меня поцелуями, опускается все ниже, шепча при этом: 'Ты — моя', — я понимаю, кровь, которой я стыдилась и боялась, не стала между нами преградой. Как, надеюсь, не станет преградой титул принцессы Арх'Онт и звание коммандера между теми двумя, каждый из которых мне дорог.
Правда, прежде чем это случится, им придется еще немало испытать и принять решений, каждое из которых ляжет шрамом на их сердца. Каждое из которых может сделать их сильнее или сломать, разрушив все то, что уже возникло между ними.
Но я знаю... Они справятся. А я и Аарон им поможем.
Наташа
Первым у места, где была резиденция Закираля, оказался Тамирас. А то, что именно здесь устроил себе логово мой жених не вызывает сомнений не только потому, что Хаосом пропиталось все вокруг. Не меньше десятка даймонов, успевших покинуть разрушенный дом, продолжает оставаться непосредственной близости от него: возмущение от заклинания было настолько сильным, что даже мне, с моими уникальными способностями, было бы невозможно выстроить переход.
Воины в черных одеждах, несмотря на свой потрепанный вид, действуют быстро и очень грамотно, прикрывая собой троицу, двое из которых производят впечатление магов, пытающихся пробить портал. И именно в ту сторону кидается дракон, похоже, рассчитывая, что третьим является именно тот, кого он так настойчиво пытается заполучить в свои руки. Вот только... если судить по телосложению — их можно спутать друг с другом, но стоит приглядеться к пластике его движений, все сомнения отпадают сразу. Это — не Закираль. Да и для того, чтобы выстроить переход, помощники ему не были бы нужны. И я бы даже не сделала попытки последовать за своим несостоявшимся любовником, если бы не Элизар, который странным образом оказывается совсем рядом с этой компанией.
Я вынимаю из ножен меч, еще по дороге брошенный мне Радмиром, и ощущаю, как левую ладонь холодит кинжал из подаренной женихом пары. Несколько воинов бросаются нам наперерез, и я понимаю, впрочем, совершенно этому не удивляясь, как граф пытается оттеснить меня себе за спину.
Вот только сейчас мне его галантности не хватало! Совершенно не хочет помнить, что это именно у меня будут проблемы, если мне не удастся сохранить его жизнь в этой сваре.
— Элизар, справа.
Он отклоняется в последний момент, когда уже кажется, что лезвие меча коснется его руки, впиваясь в плоть, и принимает на гарду удар другого, под чью руку успела проскользнуть я: сражаться на равных с чернокожими мне будет довольно сложно и все, что я могу сделать, чтобы уберечь не только графа, но и себя — крутиться как можно быстрее, избегая прямых атак и ловя моменты, когда противник откроется, и мой удар сможет достичь цели.
Улучив миг, когда рядом со мной не проносится ни одного смертоносного жала, оглядываюсь в сторону Тамираса, подобраться к которому поближе нам так и не удалось. Впрочем, его попытка пообщаться с милой компанией, к которой он так настойчиво стремился, тоже ни к чему не привела: четверка воинов в набиру, украшенных серебряной полосой, атакует его очень слаженно и до зависти умело. И если так дело пойдет и дальше, то магам удастся зафиксировать матрицу портала: Хаос, хотя и продолжает сотрясать магический фон, потихоньку начинает рассеиваться и это хорошо заметно по тому, как все четче проявляют себя щиты, поднятые моим клятводержателем.
Но удручает не только это — несмотря на наше явное численное преимущество и присутствие среди нас дракона и демона, перевес все больше на их стороне, и это не может не настораживать. Та опасность, которую представляют для Лилеи даймоны, сейчас видна невооруженным глазом — лишь Тамирас и Радмир способны противостоять более чем одному противнику. Да и количество эльфов (среди которых, правда, нет ни пятерки телохранителей, ни самого Дер'Ксанта, считающихся лучшими воинами Камариша) за те несколько минут, что продолжается наша радушная встреча, уменьшилось едва ли не вполовину, наводя на мысль о том, что если не придумать чего-нибудь кардинального, ее исход будет совершенно не таким, каким его хотелось бы видеть.
Пока я исполняю танец с кинжалами, потому что меч у меня уже успели выбить, брату удается разделаться с парочкой, которая не пропускала его в сторону дракона. Их кровь густо заливает присыпанную серой пылью пожухлую траву, а Радмир, кидается на подмогу Тамирасу, трансформируясь прямо в прыжке и ломая шею неудачно подвернувшемуся ему под руку даймону.
