Рэми все смотрел в окно. Небо постепенно перестало сыпать белый пух, хотя и осталось серо-синим, угрюмым. Дорожки тотчас расчистились, будто невидимая метла смахнула с них тонкое одеяло. Магия, и здесь магия, но Рэми было все равно. Он наблюдал. Он следил взглядом за солнцем, что медленно катилось к далеким крышам домов. Снег любил солнце. Он отражал его лучи, одаривая их золотом и румянился, подобно влюбленной девице.
Хорошо там, внизу. Там ласкает мороз бодрящей свежестью, там испускают нежный аромат розы, там окутывает теплым одеялом магия парка...
10.
Рэми хотел на улицу. Ему надоело это кресло. Он закрыл глаза, а когда вновь их открыл, то оказался в знакомой беседке, на ажурной белоснежной скамье, возле все так же журчащего фонтана. В этом парке ведь ничего не замерзает...
Медленно поднявшись, чуть покачиваясь от слабости, Рэми с трудом спустился по ступенькам.
Парк, как и раньше, укладывал под его ноги ровную дорожку, вел в глубину зарослей, туда, где цвели тронутые красным розы, где с шелестом падали на снег нежные лепестки. Рэми наклонился, поднял один из них, и чуть удивился, когда лег на его плечи теплый плащ.
— О боги! — прошептал Тисмен. — Этот день будет длинным. Рэми, посмотрите на меня.
Рэми посмотрел. Слабо улыбнулся. Ему казалось, что Тисмен за него волнуется, и это удивило. Слегка.
— Я понимаю — вы плохо соображаете. Понимаю, что мои зелья действуют на вас странно, но вы ведь меня слышите, правда?
— Я вас слышу.
— И понимаете?
— Я вас понимаю.
— Я прошу не покидать моей комнаты. Только сегодня. Очень прошу.
— Там душно.
— Я попрошу замок проветрить... Могу даже, о боги, не верю в это, оставить окно открытым... надо только перенести в кабинет цветы, и дерса...
Рэми не слушал. Он смотрел на розовато-голубые тени, на укутанные снегом ели, вдыхал морозный воздух и вовсе не жаждал возвращаться в искусственную зелень покоев Тисмена.
— Откуда вы так много знаете о магии?
Рэми понял вопрос далеко не сразу. Он был занят — рассматривал крупный цветок розы, что вместо нежно-розового, как его соседки, окрасился вдруг кроваво-красным.
— Меня научил друг.
— Многому вас научили "друзья". Наблюдая за вами мне становится страшно: оказывается подводный мир столицы гораздо глубже, чем я думал. Вы, мой друг, владеете магией получше многих арханов. И все же многого еще не умеете. Однако для рожанина очень неплохо.
— Но недостаточно, чтобы стать телохранителем принца, — устало ответил Рэми, срывая ярко-красный цветок.
Шип розы уколол палец, на снег упала алая капля, и Тисмен взял ладонь Рэми в свою, тепло улыбнулся, одним движением другой руки залечивая ранку.
— Видишь ли... — начал Тисмен. — Я могу называть вас на "ты"? — Рэми кивнул. — Мы не выбираем своей судьбы. Принц не просто так прочит тебя в телохранители. Там в лесу... вот тут, — Тисмен коснулся лба Рэми, — проступили знаки...
— Знаки чего?
— Знаки твоей избранности. И здесь уже не идет речь ни о твоем желании, ни о нашем, а о воле богов.
— Мне говорили, что боги надо мной не властны.
— Иногда я в это верю, — задумчиво ответил Тисмен, смотря, как роза в руках Рэми вдруг становится бутоном. Пальцы рожанина разжались и цветок упал на тропинку, вонзился в снег, стебель его начал удлиняться, разветвляясь, наращивая листья, и стремительно превращаясь в украшенный ярко-красными цветами куст. — Ты особый. И мне стало страшно, когда ты появился.
— Почему?
— Потому что человек-судьба появляется нечасто. А когда появляется...
— То кто-то умирает. И что-то заканчивается.
— Чаще всего — династия, — заметил Тисмен.
— Ты тоже считаешь, что я опасен? — спросил Рэми, ломая новый цветок.
— Не играй со своей силой! — предупредил Тисмен. — Не сейчас, когда не до конца понимаешь, что делаешь... отдай мне цветок. — Рэми отдал, и Тисмен отбросил его в снег. — "Тоже" — это о Кадме, правда? — Рэми вновь кивнул. — Нет, не считаю. Сказать по правде, и Кадм вряд ли считает.
Рэми посмотрел на Тисмена и вздрогнул. Морозный воздух понемногу возвращал разум, и Рэми всеми силами пытался собраться с мыслями. Не сказать лишнего.
А молчать следовало о двух вещах. Первая — видение. О том, что Аланна — дочь повелителя, и понятно теперь зачем Эдлаю "зять под каблуком".
Вторая... Второй было странное поведение Жерла той ночью. Жерл знал, что Миранис — оборотень, знал принца в лицо. Знал, что Миранис... предложит Рэми стать телохранителем, и пытался намекнуть — Рэми должен отказаться.
Откуда знал? Почему пытался предупредить? Рэми чувствовал, что это надо узнать, да как можно скорее, но...
Позднее... сейчас болит голова. От мыслей, от зелья Тисмена и от внимательного взгляда мага.
— Ты ведь не читаешь мыслей? — запоздало спохватился Рэми.
— А следовало бы? — насторожился Тисмен.
Рэми не хотел отвечать на этот вопрос. Он вообще недолюбливал этого "добренького" телохранителя, доверяя открытому и ироничному Кадму, да и вечно злому Лерину, гораздо более. Те хоть понятны.
А этот? Сочувствует, но Рэми знал — так же легко, как сейчас лечит его царапины, Тисмен убьет по первому приказу Мира. Лицемер. Рэми ненавидел лицемеров.
— Вот вы где!
— Ваше высочество, я... — сбиваясь, начал Рэми.
— Забудь про "ваше высочество", у нас есть дела поважнее, — рука Мираниса твердо легла на плечо, снег ударил вспышкой и, чтобы спасти глаза, пришлось зажмуриться....
Когда Рэми вновь смог видеть, они уже были в небольшом, уютном зале. Подбежавший молодой слуга робко улыбнулся, снимая с плеч Рэми плащ. Подхалимствует, как архану, и ошибается — Рэми не архан и никогда им не будет. А надо? Надо ли ему проклятая кровь высокорожденного, чтобы быть счастливым?
Проклятое зелье Тисмена постепенно переставало действовать. Тем не менее и сила притяжения к Миранису слегка притупилась, оттого Рэми теперь мог почти нормально соображать. И злиться.
Надо найти амулет, успокоить тоску по Миру, забрать из замка Аланну... и... пусть они играют в свои игры сами, без него. А их хваленые законы, татуировки и дозоры вполне можно, оказывается, обойти. У матери когда-то получилось и у Рэми получится.
— Впустите их, — приказал Мир.
Бесшумно распахнулись раскрашенные позолотой двери, в дверях показался Кадм, а за ним — Гаарс и Рид. Рэми слегка удивился, сделал шаг матери навстречу, но был остановлен шепотом Тисмена:
— Позднее...
Мать чуть заметно кивнула сыну и по приказу Кадма осталась стоять у дверей, почтительно поклонившись Миру.
Повинуясь Тисмену, Рэми повернулся лицом к принцу и только теперь смог его рассмотреть: в церемониальном, в тяжелом, украшенном драгоценными камнями наряде, с разрисованным синей краской лицом, подведенными черным глазами, он казался Рэми чужим. Безликим.
Чужая, безликая статуя покровительственно кивнула Рид, села на трон, указав Рэми на ступени у ног.
Рэми подчинился. Не сразу, после толчка Тисмена, когда брови Мира начали сходиться на переносице.
"Зря ты его опоил, — Рэми вздрогнул, услышав в голове голос Кадма. — Нам теперь нужен "разумный" Рэми, а еще лучше — "Рэми тоскующий по принцу". Гаарс не хочет приказывать мальчику стать телохранителем, а принц не хочет давить. Если так и дальше пойдет — он отпустит мага."
Более Рэми не слышал. Он чувствовал, что телохранители еще переговариваются друг с другом, но мыслей тех уловить не мог — сил не хватало. Оттого начинал злиться: на себя, потому как слишком легко поддался, на Тисмена, что лишил его возможности защищаться, даже на Мира... но на последнего лишь слегка. Не хотел он тревожить спавшую в глубине души проклятую тоску, не хотел вновь возненавидеть себя, за что "изменил"...
— Подойди, Гаарс! — вслух сказал невозмутимый Тисмен.
Глава рода повиновался. Выглядел он неважно: уставший, избитый, грязный. Гнев окатил Рэми при виде расползшегося по щеке Гаарса синяка, разбитой губы и спекшейся в волосах крови. Но теплая волна зелья остудила гнев. Рэми вновь стало все равно.
— Подойди ближе, — приказал принц. — Не бойся!
Гаарс шагнул вперед. Опустился на колени на ступеньках трона, поцеловав вышитый жемчугом край плаща наследного принца. Он был так близко, что почти касался Рэми, но, казалось, не обращал на друга никакого внимания, глядя только на Мираниса.
Тонкая рука принца в темно-синей перчатке, унизанная перстнями, покровительственно взяла мужчину за подбородок, ласково провела пальцами по синяку, и протянула ему знакомый до боли амулет.
— Возвращаю. И надеюсь, что в следующий раз ты не совершишь подобной ошибки.
— Никогда... клянусь, никогда более не пойду я против вас, наследный принц... и сейчас бы не пошел... знай я... мы ведь братья почти...
Сказал и осекся. Даже опоенный Рэми понял почему — негоже это какому-то рожанину называть наследного принца "братом".
Миранис сделал вид или в самом деле не заметил дерзости, кивнул Тисмену и телохранитель приказал:
— Отойди назад!
Гаарс повиновался.
"Кадм, ты его так обработал? — иронично поинтересовался принц, когда глава рода, подчинившись новому приказу телохранителя, вновь стал на колени. — Теперь понимаю, за что меня величают деспотом. Как иначе, если телохранители принца играют в палачей? И зная тебя, Кадм, уверен — тело Гаарса выглядит не лучше."
"А ты решил, что я так просто дам покушаться на твою жизнь?"
"Гаарс мой друг."
"Гаарс — наемник. И он не дает избраннику стать твоим телохранителем. А Рэми — опасен."
"Ты опять начинаешь?"
"Он нас не слышит, не так ли? А с тобой я могу говорить открыто. Или я ошибаюсь?"
Рэми вздрогнул. Его невольное движение не ускользнуло от внимательных глаз Тисмена:
"Рэми, посмотри на меня..."
Рэми сначала подчинился, а лишь потом понял, что совершил ошибку:
"Он слышит нас..."
"А, значит, все равно уже, что сделает Гаарс, — усмехнулся Мир, и Рэми почувствовал, как его плечо сжала рука принца. — Рэми, ты мой, не так ли?"
Рэми не понимал смысла слов Мираниса. Что значит — его? Только что Кадм говорил, что Гаарс сопротивляется, а принц ведет себя так, будто все уже решено. Что, если и в самом деле — решено? Ведь Гаарс — обычный рожанин, Миранис — наследный принц, стоит второму приказать, и первому ничего не останется, как подчиниться.
— Гаарс, мне очень хочется тебе верить, но могу ли я? — начал Миранис. — Ты покусился на жизнь моего лучшего друга, а я не люблю, когда друзей моих насильно толкают за черту. Да и сам я туда, знаешь ли, не спешу. Но на этот раз — забудем. Променяем жизнь на жизнь, и сидел бы ты уже дома... если бы не Рэми. Кадм сказал, что ты знаешь, в чем дело. И уже принял решение. Я слушаю.
— Вы правы, мой принц, телохранитель мне объяснил. И я понимаю, — начал Гаарс, и голос его неожиданно задрожал. — Понимаю, что прошу многого. Но я вынужден отказать, хотя нелегко мне вам отказывать. Прошу вас отпустить моего родственника. Мы заключили договор, мой архан. Цех больше не будет вредить ни вам, ни вашему другу. Все закончилось. Возносить же простого юношу на немыслимые высоты было бы ошибкой.
— Так ли уж простого? — парировал Кадм.
— Мой архан, если вы хотите контролировать силу Рэми, можете назначить над ним куратора. Цех не будет воздействовать на мальчика, и вы уже получили тому подтверждение. Даже со своей силой Рэми более не представляет для вас опасности.
— Мы не говорили об опасности, — холодно заметил Мир. — Не обольщайся Гаарс. Рэми — сильный маг, это правда. Опасен ли он для меня? Нет. Но неконтролируемый маг может многое натворить. А Рэми к тому же порывист. И упрям. Очень неудачное сочетание для вольного с огромной силой.
— Поймите, — продолжал Гаарс, — он не создан для придворной жизни. И простите, что напрямик, а я все же спрошу — вы уверены, что двор примет телохранителя-рожанина? Пусть даже избранного богами?
— Это уже моя проблема.
— Я вижу, мой принц, вы хотите мальчику добра, — осмелел Гаарс. — Я хочу того же. Но иначе смотрим мы на это добро. Простите меня, ваше высочество, за смелость. Я вижу одурманенного, испуганного юношу. Рэми пришлось оглушить магией, чтобы навязать вашу волю. Разве так одаривают? Через силу? Мой принц, скажите мне, согласился бы Рэми стать вашим телохранителем в здравом рассудке? Что бы он выбрал? Давайте не будем заставлять...
— А ты считаешь, что я заставляю? — Рэми вздрогнул, услышав в голосе Мира плохо скрываемую усмешку. — Неволю? Это не так. Оглушали Рэми не потому, что он не хочет стать моим телохранителем, а потому что слишком хочет... Но ты не поймешь. Думаю, и он не понимает. Пусть будет так. Я докажу тебе, что мне не надо неволить Рэми. Я отпущу его. Мой телохранитель за ним присмотрит, чтобы ни ты, ни твой цех, ни твои друзья вновь не всучили бы Рэми какого-нибудь амулетика, что притуплял бы его чуткость. И уж прости, дружок, но я сильно сомневаюсь, что Рэми долго выдержит вдалеке от меня. Ты не понимаешь, что такое привязка. Не понимаешь, что такое связь между телохранителем и принцем, но, судя по всему, Рэми этого тоже не понимает. И потому, только потому, а вовсе не по твоей просьбе, я дам ему очнуться, обдумать все и принять правильное решение. Мне не нужен телохранитель, "которого заставили". Да и время у нас есть. А теперь уходите!
Гаарс поднялся, поклонился принцу и подал Рэми руку. Но встать почему-то не удалось. Почему-то потемнело перед глазами, и уже через мгновение, Рэми вновь упал к ногам Мира. Бросился к нему Тисмен, побледнел вдруг и закричал:
— Гаарс, выведи мальчика! Через те двери! Быстро!
Но Гаарс не успел.
Марнис, младшее божество Кассии, почти и не удивился, когда в его пещере появился новый гость.
— Приветствую тебя, брат. Решил меня навестить? Не много ли чести?
— Вижу, что не слишком ты устроился, — презрительно ответил мужской голос. — Воняет здесь... темно... не понимаю.
— Что тут понимать? — усмехнулся Марнис. — Аким умер, я остался, а мой культ за смерть героя сравняли с землей.
— Я давно говорил тебе — осторожнее играй с Виссавией. Аким был все же ее...
— О нет! — прошипел Марнис. — Ты чего-то не помнишь! Аким был грязным, оборванным мальчишкой, дурным и никому не нужным. Аким пришел ко мне ублюдком, не знающим отца, а героем, гордостью Виссавии, сделал его я! И что получил взамен? Аким сумел восстановить культ нашей милой сестрички, но его последователи разорили мой. Воняет? Да потому что святые источники завалили трупами моих жрецов! И даже на то, чтобы их убрать, сил мне теперь не хватает...
— А направлять судьбу Рэми — хватает?
— Каждый из нас хочет выжить.
— А ты еще пытаешься и отомстить.
— Я не мщу. Я восстанавливаю то, что принадлежит мне. И не с помощью Рэми, а с помощью его драгоценной Аланны.
— Мстишь... — перебил его Радон. — Но должен тебя разочаровать — выиграет все равно Виссавия. И твой культ будет восстановлен. Не так, так иначе. Я даю тебе слово. Мне дороги вы оба. И вы помиритесь, хотите вы того или нет. Даже герой Аким не стоит ссоры между богами.
