— Смилуйтесь, — единым выдохом преодолевая свою слабость. Однако лба так и не оторвал, и не пытался излагать сложные вещи, понимая свое состояние с невозможностью связно излагать собственные мысли, что говорило в его пользу, но уже не могло перевесить чашу весов.
— Завтра же следует убраться за Бац и Фтац. За высунутый оттуда нос некоего Алика Конлапира вселённый кошмар немедленно пожрет. Мне, гм, насрать на урода, не оправдавшего надежд, пусть сгинет в руинах Груздя. Отбирать даденное не стану, искать встреч не стоит...
Хотелось блевать, обильно и долго. "И этого я хотел е..ь?!" — отвращение захлестывало. Все равно, что опуститься до скотоложства! Буэ... Омерзительно! Ох уж эти штучки Лара! Застращал так, что и за два года мужик не оклемался, а после глотка сольфской чистоты возвращение, как обнаружилось, сулило шизофрению — тревожные признаки не заставили себя долго ждать в тесной компании, но я надеялся до последнего. Да, он разжалобил меня на милость в счет прошлой моей трусливой инфантильности — убил засланца, но труп оставил сторожить рубежи.
Пойдя на поводу, залез в душ и стал остервенело орудовать мочалкой, избавляясь примитивным способом от чисто психологического "загрязнения". Здорово полегчало!
— Ну здравствуй, — хмыкнул я в ответ надменному приветствию.
— Чего явился? Мало принесенных мне бед?
— Мало, — согласился я через пару секунд обдумывания. Некогда любимое лицо, не единожды целованное, заиндевело инистой коркой, колючей и холодной.
— Все равно тебя не полюблю, — процедил шибко умный.
— И не надо, — беспечно отмахнулся я, разглядывая унылые руины и не паханые поля отравы.
— К-как? — неподдельно удивившись. Я не лгал, чем весьма озадачил его, сбив спесь.
Йомиэль до моего появления брезгливо косил стебли с ядом, с ленцой выжигая корни. Не делать сию работу он не мог, но и трудолюбием не страдал, переболев — после того, как в очередной раз солнце не взошло, стремление вернуть былое угасло. Увильнуть не давали фэйри, особо не наседавшие — под их влиянием Ларовские сорняки подвяли, перестав расти и множиться, но убирать их следовало непосредственно заинтересованному лицу и никак иначе.
— А зачем тогда влюблял в себя?! — С подрагивающей губой и ушами воскликнул он на мое пожатие плечами.
— Типа восстановил опорную тропку? — С печальной жалостью. Мираж убран, отчего сложился гнетущий вид на разорванный край.
Тот поджал губы, пряданул ушами и сверкнул глазами. Долго "любоваться" изуродованной панорамой не вышло, и он вновь сосредоточился на моей фигуре, проедая ее кислотными глазами.
— Типа того, — сцеживая звуки. Ответив, признал силу и право за мной. В своем внутренним мире, надолго заменившем сновидения. В нем, Йоми, не осталось ничего от азушной замухрышки, эх, местами слабохарактерной и с пробелами знаний — властный и гордый, уступающий силе, а не признающий поражение. Ну хоть выкать не сподобился.
— Между прочим, тот ритуал успешно завершился, и так же успешно итог сокрылся наложением результатов следующего такого же. Влияние связи было обоюдным, но не равносильным. Я в тебя тоже влюбился...
— Ага, и бросил! — В бессильном гневе пырнув воздух ребром ладони. Его ноздри раздувались, грудь вздымалась. Кинуться побоялся — смелости мало.
— В тебе не прибавилось смелости, как я погляжу. — Йомиэль вскинулся, но дернулись лишь уши. Ледяная маска выдержала и не раскололась. — А первым бросил меня ты сам, тогда моя любовь к тебе и перегорела, стремительно остыв. Хотя тогда я объяснил себе расставание благом и оставил свой щит тебе, за что почти сразу же жестоко поплатился. Молчи! В своих последующих бедах сам виноват — Лейо не раз намекал, а иногда и прямо говорил, но был вынужден следовать моей просьбе и частично подчиняться тебе.
— Так и скажи прямо, что струсил и сбежал! — Презрительно, поспешив переключить тему.
— Что жжж... — грустно протянул я, избыв тоску.
Больше мне с ним не по пути. Да, он вполне способен восстановить былую память и чистоту разума, вместе с Ларом отсчитывая время вспять — этот трюк гарантировано исправит. Но если Лара "скакнули" ближе к цели, то Йомиэль плелся к ней — оба бы к финишу пришли вместе в любом случае, просто с разной скоростью преодолевая индивидуальные препятствия. Фэйри могут и вмешиваются в сознание Нордрассила, перестраивая его, но во втором случае данная методика вредна по многим причинам.
— В память о прошлом, — не обращая внимание на то, как на миг пошла кривизной его маска, — предлагаю сделку. На твоей стороне все еще стоят направленные на меня руины духовного моста, в умелых руках способные стать компасом. Ваша с Ларом связь еще существует в неявном виде, что мешает применить к последнему более индивидуальный и эффективный подход. Я дам возможность немедленно разрубить связи. Уже завтра ты будешь волен вернуться на Ражень, с имеющимися дарами обретешь славу на ниве чистильщиков и сможешь получить в АЗУ магистерский диплом. Эта пакость умрет, с течением месяцев сгниет окончательно, вернув тебе уравновешенность и спокойный сон, после начнется самовосстановление руин продолжительностью в года. Взамен лишишься Великих Деревьев, для тебя обратятся ядом аллергии: их аромат, их соки, их тело, их плоды, их энергия. Лишишься эмпатии и возможности установить с кем-либо связь. Тебе закроется доступ в астрал, пока тебя отягощает тварная оболочка. И я навсегда оставлю тебя в покое, как и ты меня. Устраивает? — Мерным голосом с сухим чиновничьим тоном.
— Прямо таки навсегда? — Скептически поддавшись на уловку.
— Да. Свято место пусто не бывает и уже много месяцев как занято. Мы друг другу не нужны, хоть и по разным причинам, — делая пучок из нитей разномастных уз, слишком толстый для обозначенного выше. Получился перекрученный ствол деревца с корнями в земле и теряющейся в вышине незримой кроной. — Представь ребро ладони лезвием и с одного маха переруби, — держа одной рукой на уровне своих плеч, от которых ствол расходился, второй показав уровень солнечного сплетения и опустив ее ниже пояса, тем самым создавая удобный для обрубания участок.
— А не боишься? — Хищно и кровожадно улыбнувшись. Он скосил взгляд с трансформировавшейся в меч руки на меня.
— У тебя всего одна попытка, — спокойно.
Верно я его просчитал — размахнувшись, Йомиэль со злорадной улыбочкой взмахнул гигантским двуручником, разрубившим и пучок. И меня по грудь, в аккурат сердце пополам. Решил, понимаешь, устранить мегапроблему. Хе, повелся как щенок на косточку! После Алика я не собирался церемониться и с ним, слишком геморройным и приносящим кучу осложнений и плохого настроения. Пока катапульта уносила мою верхнюю часть с ядром фантома, оставшаяся внизу в тот же миг метнулась облаком к отрубленной левой руке, сжимавшей снизу, после чего все каналы оказались надежно запаяны все по отдельности и возвратились по чужим местам раньше, чем их смог перехватить великий хитрец Йомиэль. Так сказать, с гарантией не восстановления ни изнутри, ни снаружи.
— Соскучился по приключениям? — Тепло улыбнувшись Итолу, тряхнувшему тугой походной косой с убойным грузилом на конце. Он долго крался к поляне, в итоге встретив там вопреки ожиданиям меня.
— Кхах! А то! Сам ведь прекрасно знаешь, — он сел в моих ногах, положив локти на колени и глядя мне в лицо. — Соскучился по мне? — С иронией копируя меня.
— Что-то вроде... — распуская косу.
— Ммм? — Тревожно и одновременно призывно.
— Завтрашний вечер мы проведем с Норриусом, — наконец ответил я, играясь с подставляемыми волосами и почесывая за подставляемыми ушами.
— Ммм!.. — Вновь промычав, смакуя мысль с закрытыми глазами. — Но тебя что-то еще заботит, Лео, — поцеловав в ладонь и направив серьезные очи в мои.
— Разочаровался в Алике... — подтверждая светящуюся в зрачках догадку. — И разрубил узел с Йомиэлем, — отвечая на крутящийся на языке вопрос. — Как ты смотришь на то, чтобы Чако и Норриус стали твоими аколитами?
— Положительно! — Обрадованно, с готовностью отринув негативную тему.
— А стать приором боевого ордена?
В его голове развернулся мой образ с пояснениями. Он крепко задумался. Я предлагал никогда не афишировать его истинный статус и закамуфлироваться под странствующего Арасского приора с двумя сподвижниками-аколитами. Вольная и более свободная трактовка священнописания с божественным благословением, примиряющим с церковью и со всеми не слишком агрессивными культами.
— Это для оправдания жреческих сил? — Задал подразумевающийся вопрос Итол, переставший ластиться к моим рукам.
— В том числе, — размыто. — Ваша троица во время странствий по миру не будет вызывать ни немедленной агрессии, ни подчас неудобных вопросов.
— Ты хочешь от нас избавиться? — Прямо спросил Итол, оседлав мои колени, отчего теперь он нависал надо мной, вынуждая слегка задирать голову. Он не спешил обижаться и осуждать, он хотел понять ход моих мыслей.
— Я хочу снять с себя ответственность за тебя как бог. Когда ты сможешь назвать меня ни кем иным, как другом, у меня прибавится свободы для маневров. Ты мой якорь, Итол, препятствующий плаванию. Но я хочу заходить в твою гавань, зная, что меня встретят так же приветливо, как сейчас, что мне всегда будут неизменно рады и преданы. Я исхожу из худшего — внезапное и долгое расставание. Чтобы ты не терзался и не переживал, а был тверд в устремлениях и счастлив, идя по жизни без оглядки. Не хочу выглядеть в твоих глазах шарлатаном, ослепительно озарившим путь и внезапно напрочь выключившим свет. — Прижал его к себе, крепко обняв. — У тебя деятельная натура, в моей Обители тебя сожрет скука или еще какая гадость, возникающая из-за недостатка общения или его переизбытка. Я ведь эгоистичный собственник, Итол, но ломать под себя друзей не хочу — вас для меня слишком мало, вас для меня слишком много. Я не требую немедленного ответа, все время мира у наших ног, Итол. И пойми, став моим приближенным, необратимо изменишься и потеряешься весь свой нынешний шарм, который я так высоко ценю...
— Глупенький, хи-хи!.. — Он обнимал меня нежно, положив щеку на макушку и роясь в ароматной шевелюре носом. — Брось думать о маневрах, требующих отказа от себя, Лео. Неужели не усвоил прежних уроков, а? Стыдись Лео, я и то по крохам твоих рассказов уяснил эту простую истину...
Я ощущал клокотание его нервов. Итол прекрасно понимал, что я вижу его, как облупленного, но не мог избыть желание вцепиться в меня и сдавить в своих объятьях, приклеившись навсегда, однако он укрощал себя, превращая жажду в нежность. Все его естество противилось расставанию в предлагаемом мной ключе, но мы с ним далеко не простые знакомые, Итол не стал давить на жалость, восставая против моей воли, а сумел найти нужные слова среди мечущихся внутри сознания панических и собственнических мыслей.
— И я уже твой приближенный, и я уже необратимо изменился из... раба-облектоя, — помня о моих вкусах, негативно воспринимающих на слух более грубые обозначения, касающиеся его прошлого. — Не предавай ни себя, ни меня, Лео. Ты неправильный бог, я неправильный жрец — давай вместе искать другой путь?
Он чувствовал мой отклик на его справедливые слова. Сердце Итола трепетало, утешая своего бога... нет, друга!
Мой фантом выдернул Итола целиком — я прижался к его сердцу, млея. Да, он смог! Больше не пьянею и вполне контролирую себя, ощущение неги как сладким утром с холодной каймой одеяла, дарящего приятную прохладу и удовольствие. Угроза расставания и ее интерпретация повлияли на нас обоих! К ялу трусость — попытка укрыться в раковине является недопустимой и немыслимой слабостью, а вовсе не тактическим ходом.
Мне совершенно неприятны флеры эмоций, витающие в Ламбаде — ноги моей там не будет! Правильно поступил, уйдя из гимназии — Пинга и Понга теперь уже никто не помыслит причислить к ликам святых или божественных, к ипостаси Того-кто-выжил-в-хаосе. Но стремление быть среди, гм, гуманоидных рас не исчезло, наоборот! Неправильный бог — в самую точку. Я расслабился и едва не утратил чувство реальности, едва не провалил устроенный судьбой для нашей пары экзамен.
Накал высоких чувств вылился рыданиями Итола, орошавшим солеными слезами мою многострадальную голову, бестолковую! Высказавшись, по сути, я предал одного из самых дорогих!.. Итол простил!.. Вот кто достоин называться святым или божественным!.. Он им и стал, сияющим... вскарабкался ради меня, мечтавшего о равенстве.
— Ты мой ангел, Итол, — констатируя факт.
Нет, мы не рассыпались в извинениях, не расплылись в свинячьих нежностях, не взлетели на колонну торжественного пафоса. В сиянии друг друга мы утверждались, укрепляясь. Ра и Зид — разве не пара? Наши с ним узы преобразились. Свое особое родство с Лейо и Зефиром, свое с Оэлфлэо, свое со Львом, Волом и Орлом, свое с Иэру и Аэнли Кагифэ и их детьми: Эуртом и Иосли, Эилром и Оэлни, Уонэ и Иасто, Эолном и Аулнэ, Иурэ и Аиснэ, Эирном и Эисли, и теперь вот свое особенное с Итолом Ольт со`Шаэльхада.
Порой и богу требуется чье-то утешение...
Глава 15. Исторический экскурс
Расслабон едва не стоил прохудившейся крыши! Но плохой опыт, как-никак, тоже опыт. Эх...
Роль скромного статиста едва не вышла мне боком — не учел инерции после резкого торможения, могло занести в кювет. Пронесло, слава мне, хех. Брр! Вроде и смирился, а мурашки и передергивания до сих пор случаются раз от раза, благо Лейо бдит, поглощая вибрации мутаций, иначе все выращенное непосильным трудом повторило судьбу отправленных в утиль. А ведь, зараза, красиво!
Румяное золото матерчатых ромбовидных листьев с ресничными краями и пальчатонервным жилкованием, концентрирующим красные тона, пушистая абаксиальная сторона которых в пастельных тонах подражает светлому Ра, круглые сутки светясь. Чистая белая кора, иссеченная вертикальными игольчатыми дольками от нежного шамуа до густой ржавчины, черно-коричневые плачущие пряди мелких веточек, волосатые сережки в переливчатую из рубина киноварь. Золотая роща измененных берез, которую умыкнули из-под носа северных сольфов и дварфов, и довели до логического совершенства форм и цвета. Источаемый сережками аромат навевает озорную и беззаботную веселость, детскость, с которой явно переборщил, часто сидя тут по ночам, когда дуот Панг резвился с хоббитами, попутно уча тех шагать по деревьям.
Эхо предсмертной агонии Нордрассила отразилось во мне не лучшим образом, на грани складывания комплекса вины за содеянное. Стыренную память ведь до сих пор не посмотрел! Все наслаждался игрой и пением дуота Панга... Кстати, именно выполненное обещание Акипцео стало движителем, толкнувшим к посещению снов.
У эльфов другая физиология и менталитет. Дети, которым по сорок лет. На Терре в древние века у разных народов встречался детский секс, который обществом не порицался. Нет, конечно, до девяти-десяти тут и двенадцати-тринадцати там это, безусловно, насилие старших над младшими, чьи тела не созрели до ярких огразмов. На Глорасе это же справедливо и для эльфов, но не по отношению к альфарам, возраст которых варьируется у разных подрас от ста десяти до семисот лет — слуг учат услаждать с того же возраста, как в гим-каэлесах. Но есть одно существенное отличие — оши, которые дают алсам перепринять часть наслаждения от взрослых, дают ощущение определенной власти над старшими, которых ублажают, которые специально приуменьшают пенисы, в противном случае доставляющие слишком сильные болевые ощущения чувствительным местам. Так сложилось исторически. Для эльфов нет принципиальной разницы в поле партнера по постельным усладам, когда нет тяги к продолжению рода. Конечно, у Оккидентали мужские пары общественная необходимость — я помню, как подглядывал за другом, как мечтал о ласках. У дроу тоже самое по сходным причинам, но иной подоплекой. Сольфы же и рульфы косо смотрят на своих собратьев, а те, в свою очередь, на них — людских самок много, и они бывают пышками! Тем более у рожденных и живущих на Имриксе эльфов нет проблем с зачатием смесков, полуэльфов. Из-за движения мировых энергий снять потребность в зачатии без вреда труда не составляет, ну кроме зла для исторгаемого плода. Эльфийки никогда не зачинают от людишек, только будучи изнасилованными — это несмываемый позор на всю жизнь. А вот мужчины могут лить семя в разные лона.
