Зверь Лютый. Книга 20. Столократия

Картинка... штатная. Довольно просторное помещение, освещённое пляшущим светом трёх-четырёх свечей. Полтора десятка голых и полуголых прилично выпивших парней. Основная часть — у дальней стенки, на лавках вдоль стола, по которому они колотят кружками, отбивая такт. Ближе к нам, посреди комнаты, через лавку переброшено животом вниз тело страдальца. В которое заправляют с двух сторон. Руки бедняги растянуты в стороны и примотаны к концам лавки. Третья вязка — к ошейнику, в кулаке переднего. Он её периодически вздёргивает в конце каждого такта песни.

Тело... более всего похоже на тело Новожеи после ушкуйников. Если не обращать внимание на отсутствие волос с одной стороны и наличие... кое-каких архитектурных излишеств с другой. Та же отощалость, мословатость всех суставов, нездоровая опухлость лица, глаз, некоторых других частей... Сходная радуга синяков разных оттенков свежести, царапины и ссадины, параллельные синие полосы. Здесь, вероятно, от потерявшего листья банного веника. Пропарили парня. Как нурманы Лазаря.

Мда... опыт уже есть, "Святая Русь" многому научила. Теперь примерно представляю дальнейшие реакции индивидуума.

— Здрав буди, господин Воевода!

— И вам исполать, добры молодцы. Продолжайте, отдыхайте. Как там, в парилке, парка чуток оставили?

Мы с Николаем сполоснулись, посидели в парилочке, обсудили кое-какие животрепещущие... Потом он убежал, а на его место пришёл Самород. Мне было нужно уточнить кое-какие подробности по марийско-мордовским нынешним делам.

На Волге нарастала напряжённость: столетиями функционировавшая система экзогамии между мари и эрзя с моим приходом рухнула. Торговые санкции со стороны эрзя вызвали ответные контрсанкции с моей стороны. Мари перестали отдавать своих женщин в роды эрзя — я запретил. Эрзя ответили симметрично.

Для мари это не критично: гибель множества мужчин в ходе Бряхимовского похода и последующей войны с унжамерен, оставили много вдов. А навязанный мною закон не только разрешал, но и требовал выдать их снова замуж, исключая из круга претендентов лишь близких родственников. Как и установлено по русскому "Уставу Церковному". Кроме того, в их землях появились расселяемые мною русские и мещеряки. Да и активное втягивание марийской молодёжи в жизнь Всеволжска снижало остроту "брачного вопроса" в марийских селениях.

Обычные внутрисемейные конфликты вдруг получили у эрзя непривычное продолжение. Обнаружилось, что жена может уйти в род отца, к мари. И те её не вернут.

Это был единичный случай. Но туземцы были потрясены: "мир перевернулся!". А мои отвечали:

— С Всеволожска выдачи нету. Мы — всеволожские! И валите отсюда.

Сходных случаев следовало ожидать и с другой стороны. Но "баланс спроса и предложения" — существенно отличался.

"женат два раза неудачно -

одна ушла, вторая — нет".

"Особо страждущие в браке" марийцы могли перейти ко второй попытке.

В предбаннике уже не было ребят Николая, было чисто и чуть прохладно. На столе стояла початая бадейка кваса. А на лавке — в прежней позе лежал Вечкенза. Тоже — весьма "початый".

Пару минут, пока Самород наливал мне и себе квасу, я рассматривал "наследного принца Мордовии". Вспоминал, как чуть больше месяца назад он злобно шипел на меня, уверенно обещал мне мою смерть и свои песни-пляски по этому поводу.

"Я съем твоё сердце. Ха-ха-ха...".

Не случилось. Не он первый. Бог даст — и дальше так будет.

Тишина испугала парня. Он вскинул голову и что-то залопотал по-эрзянски.

Самород включил перевод без подсказки:

— Говорит — пошли гонца к отцу его. Много мехов и скота получишь.

— Как он меня называет?

— Никак. Э... говорит — ты.

Пришлось вставать, разбирать метлу в углу, вытаскивать подходящий прут.

Как же там, в одной народной песне:

"Била меня мати

Березовым прутом

Щобы я не стояла

З молодым рекрутом".

Есть и более поздний вариант:

"Била меня мати

Двухпудовым гаком

Щобы я не стояла

На дорози раком".

Разруха, блин, средневековье, факеншит. Где тут найдёшь "двухпудовый гак"? Только — исконно-посконно.

Помнится, когда-то давно Ноготок учил меня порке розгами. Упирая, в частности, на область между нижней частью ягодиц и началом собственно бёдер. Он так обрабатывал Светану на поварне в Рябиновке. Как давно это было... А я вот помню. Прилежный ученик, потому что.

— А-а!

— Он спрашивает — за что?

— Не за что, а почему. Потому, что мне захотелось. Он мой раб. Как должен раб обращаться к своему хозяину?

— Он говорит: если ты убьёшь его — ты не получишь большого богатства.

— Как он меня назвал?

— Э...

Всё-таки, мне привычнее обрабатывать лодыжки. Как-то старая школа, ещё с Киева... А учусь я у всех.

— А-а-а!!! Кашпадин-кашпадин-кашпади-и-и...!!!

Теперь — спокойно.

Не заводясь от его истошного крика.

Неторопливо.

Вбивая свои смыслы в его... подкорку. Или чем он думает?

Не отрывая конца прута от его тела.

Чуть похлопывая, чуть царапая, чуть обводя... интересные места.

Держа в напряжении.

В постоянном ожидании следующего удара.

Здесь.

Или — здесь.

Или — с этой стороны.

Обеспечивая.. концентрированное внимание слушателя.

— Ну, вот. Уже лучше. И так будет всегда. Всю твою жизнь. Попробуй это понять и запомнить. Попытайся. Ибо ты глуп, Вич-чем-за. Вообрази: завтра я открою доступ. К твоему телу. Каждый желающий сможет, за совершенно смешные деньги, ударить, или плюнуть, или всунуть...

— А-а-а...!

— Тпр-ру! Стоять. Итак, каждый желающий сможет трахнуть сына и наследника инязора Пичая. Вот прямо...

— О-о-ой...

— Эк у тебя всё покраснело. Перетрудил ты дырочку. Ничего, это хорошая наука, дальше будет больше. Не думаю, что твоя задница так уж привлечёт моих людей. Для русских — ты не интересен. А вот в Мордве найдётся, пожалуй, как бы не тысяча состоятельных людей, которые с интересом отнесутся к моему предложению. Ещё есть мурома и мещера, мари и меря. Конечно, дело не в красоте линии твоих ягодичек...

— А-а!

— А в том, что ты сын инязора Пичая. Которого можно трахнуть. Не инязора — только его сынка. Но и это немало. Придут — десятки. И расскажут тысячам. О своих... наслаждениях. Вся мордва будет звенеть звоном и шипеть шипом. О нежной кожице твоей задницы. Пичай это знает. Поэтому заплатит. Столько, сколько я скажу.

— Он говорит: отец отомстит. Убьёт, зарежет, сожжёт...

Мда... "Не умён вызывающе".

— Ты — глуп. Ты забыл очевидное. Время. Он придёт мстить потом. После того, как десятки азоров и кудатей... насладятся твоим телом. Юным и благородным. Аж... по самые ноздри. Или — не придёт. Вовсе. Зачем великому Ине — наследник общего пользования? Тогда ты просто подохнешь. Какой-нибудь дебелый атя сильно полюбит тебя. И сломает тебе спинку. В припадке наслаждения.

Пленник пытался возражать, дёргался, рвался. Даже вздумал истерично орать и перебивать меня.

— Самород, что-то парень вольничать начинает. Трахни его. И вон, поводок подтяни.

— Как это?! Не... Господине, я — не... Я ж... это... Я же женатый! Как же я жене-то изменю?! Не...

— А ты не изменяй. Измена — если ты пообещал любить одну женщину, а полюбил другую. А тут и не женщина, и не любовь. Любить Вечкензу не надо. Надо заелдырить и уелбантурить. Вложить в зад так, чтобы в голове посветлело. Обычное дело наставника. Научение — называется. Давай-давай.

Самород сперва растерялся, потом смутился, потом хмыкнул, осмотрел растянутое на скамейке бледно-синюшное тело в полосочку заинтересовано-оценивающим взглядом. Тело — вполне подготовлено, даже не остыло. И он — приступил.

В рыцарских романах об этом движении иногда пишут: "... и вступил в стремя". Здесь — не "в стремя". Но "вступление" было мощным. Не столь мощное, как в концерте Брамса, но тоже вполне.

Забавно: состояние Саморода в некоторой части сходно с состоянием Вечкензы. Самород за эту зиму ощутил себя "повелителем всея кугырза и окрестностей". Его окружение смотрело ему в рот, восхваляло и припадало. И было за что — были объективные серьёзные успехи. Как медведь у "принца Мордовии". Появилось желание самовозвеличения. Не "гордыню свою тешить" — нет-нет! Не дай бог! Исключительно во славу "пославшего меня". Стоящего за спиной. И неясные, туманные... ещё не мысли — смутные надежды: вот тот, "заспинный" помрёт когда-нибудь и тогда я тут... один... самый-самый...

У Вечкензы за спиной стоял Пичай, у Саморода — я. Остановленный на взлёте, на пол-пути к состоянию "царь всея мари", Самород уже не был тем простым резковатым мужичком-бродягой, который меньше года назад пришёл ко мне. А злость к здешним племенам у него осталось.

Он оскалился, раздвинул Вечкензе розовеющие, как щёчки невинной девицы, услышавшей вольную шутку, ягодицы, смачно плюнул для смазки и...

— А-а!

— Он говорит...

— Не интересно. Я хочу услышать от него признание в любви. К тебе. Красочное описание восторга от процесса. Поэтическую балладу на тему: как я люблю когда меня сношают в попку. Заставь его говорить и двигаться так, как это приятно тебе. Поиграй с ним. Подчини его. Доведи его до... До радости послушания и восторга принадлежания. Поменяй ему парадигму... э... Но без необратимых травм. А я пока ещё разок в парилку схожу.

* * *

Один из элементов таких техник слома психики — создание ощущение безысходности. Обыденности, малозначительности, постоянности. Вечности.

"Что было — то и будет". "Что воля, что неволя — всё равно".

Вот так будет всегда. Не важно — что. Хоть — муки адовы, хоть — блаженство райское. Безвариантно.

Не уникальная удача, не ужасное несчастье — будни, повседневность, обычность. Не злая воля, которой хочется воспротивиться, но обычай, рутина, "сила вещей".

"Плетью обуха — не перешибёшь".

Именно ужас безысходности, неизменности подсовывают многие религии своим адептам в качестве "загробного блаженства". Замкнутый круг непрерывного возбуждения "центра удовольствия".

Крысы от этого умирают.

В раю и умереть невозможно.

* * *

Вечкенза был потрясён похищением. Попытался освободиться — не получилось, его привезли в аил. Пытался отстоять своё достоинство, честь, самосознание... В колодках посреди стаи ордынских мальчишек?

Надеялся выкупиться — его дом богат. Но ни слава, ни сила, ни богатство — не имеют значения "здесь и сейчас".

— Как же так?! Я же...! Мы же...!

Куджа, только что — нищий, в вели Пичая — просящий, заискивающий — просто посмеялся над ним.

— Ты — стойбищная скотинка. Говорящая игрушка моих волчат.

"Волчата" игрушкой игралися. Непрерывно, постоянно, безысходно...

Переход к русскому купцу, изменение обстановки — вызвало фонтан надежд.

Ничто так не обижает, как "обманутые надежды". Потому что — "сам дурак".

Его снова избивали, насиловали, унижали...

Он надеялся, что это просто своеволие купчишки. Вот придут в город, к Воеводе Всеволжскому. Он, конечно враг, "Лютый Зверь". Но он же знает отца! Русские хотят чего-то — значит, меня обменяют, меня выкупят!

А... а всё по прежнему: битьё, насилие, вязки, унижения.

"Ты — никто. И звать — никак".

Раз за разом.

Постоянно.

Всегда.

THE PRESENT CONTINUOUS TENSE — настоящее продолженное время. Вполне — настоящее, бесконечно — продолженное.

Самород отрабатывает сейчас очередной этап этого внушения. Внушения безысходности, безнадёжности. Разрушения психики, самосознания. Выжигание души. До почвы, до основ. До базовых инстинктов. Всё остальное — в пепел.

Теперь приходит время выращивания на этом пепелище — нового. Нового человека. С новыми целями и ценностями. Точнее: с новым видением их, прежних и вечных.

Парилка уже остывала, долго я там не высидел — кайфа нет. По возвращению в предбанник увидел довольно миленькое зрелище: урок стихосложения в сочетании с уроком гимнастики.

Они на два голоса распевали сочинённую песню, одновременно оттачивая гармонию текста и движения. Последнее достигалось ритмическим подёргиванием поводка ошейника Вечкензы. Каждый раз парню приходилось всё выше задирать своё, уже красное от удушья, залитое слезами (ещё остались?) лицо.

Наконец, Самород, удовлетворенно ухнул. Хекнул, хакнул и хлопнул. Крепкой, широкой, "мозолистой ладонью трудового народа" по выпирающим перед ним позвонкам отощавшего и ослабевшего будущего ине. И слез с розовеющей задницы "наследного принца".

— Не, ну ты, воевода... Верно говорят — "Зверь Лютый". Даже и подумать-то, что я, холопище безродное, ни отца, ни матери — не знавший... самого наследника великого азора. Ине! А я его...! А он ещё и благодарит, радуется, на продолжение напрашивается... песни поёт. Нравится, грит, гадёныш, как я ему...

Вот я и узнал кое-что новенькое про Саморода. Точно — сам родился. Без отца, без матери. Из беглых холопов.

Это — мои познания. А вот ты, Самород, не знаешь, что отымел наследника не просто инязора, а объединителя нации, создателя государства, потенциального нац.героя.

Только что ты сделал важный шаг. Очередной.

Шаг — от тебя прежнего. От состояния "живу по своей воле". Шаг — по дороге подчинения. "Делаю что велят". От мук или удовольствий по своему выбору, к "наслаждениям" и всему прочему — по воле моей.

А плачущий и благодарящий "мордовский принц"... У "национальных героев" с наследниками всегда проблема.

"Природа отдыхает на детях гениев".

Сегодня роль "природы" взял на себя Самород. Судя по его довольному лицу — отдых удался.

— Спроси его: чего он сейчас хочет больше всего?

— Говорит: чтобы отпустили домой.

— Возьми прут и объясни ему: первое и главное желание раба — служить своему господину.

Фу, как шумно. Что ж он так визжит? И ведь кляп не вставить — мы ж беседуем. А, вон в чём причина. Самород несколько... загибает розгу в ударе. Так что кончик попадает по... по кончику. Да, это больно. Как вспомню киевские подземелья... Главное — не перестараться. Товар должен иметь... товарный вид. С учётом моих планов.

— Ну, хватит. Итак, чего мой раб хочет более всего?

— Говорит: служить своему господину, Воеводе Всеволжскому. Говорит: мудрому, сильному, великому, славному, прекрасному, храброму...

— Пусть повторит десять раз.

"Повторение — мать учения". Может, чему и выучится.

— Объясни ему: эти слова он будет повторять всю свою жизнь. Вставая ото сна и отходя ко сну. Садясь за стол и вставая из-за стола, начиная любое дело и заканчивая его.

Христианам это обеспечивает веру в Христа, мусульманам — в Аллаха. "Рабы божьи". Воспользуемся отработанной тысячелетиями технологией.

— У тебя хорошо получается. Только надо искреннее, задушевнее. А чего ты хочешь после этого?

— Он говорит: вернуться домой, к отцу.

— Мда... А третье его желание?

— Говорит... да, говорит: убить тех, кто его украл. Тех кто его мучил. Тех... ругается однако.

Ведро холодной воды прервало истеричный поток разнообразных проклятий и неисполнимых обещаний "мордовского принца". Он затих и только мелко дрожал. Не то — от воды, не то — от нервов.