— И потом: наш наркомат не может гарантировать, что не произойдет утечка сведений из Германии в руки наших потенциальных противников, — вставил свои десять копеек Берия.

— Не совсем так, если позволите. По первому возражению: никто не запретит СССР вести собственные разработки и накапливать не просто опыт, но также культуру производства. Здесь у нас отставание. Однако зависимость от немецких поставок лишь кажущаяся. Без них мы все равно не останемся без кремниевых пластин. Свое производство мы ведь не закрываем. По третьему возражению: у немцев теория пока что в загоне. Точнее сказать, ее и вовсе нет. А у нас есть. Пока те разовьют подходы — мы уйдем далеко вперед. Касательно вашего возражения, Лаврентий Павлович: мы сделаем заказ лишь той немецкой фирме, которая ни в какой степени не зависит от американцев. В контракте отдельным пунктом нужно оговорить гарантию сохранения в тайне полученных технических сведений и жесточайшие санкции за передачу их третьей стороне, кто бы то ни был. Но есть еще одно соображение.

Зная лекторскую манеру излагать, ни Сталин, ни Берия не удивились паузе.

— Даже в двадцать первом веке немцы не наладили собственное производство малых твердотельных приборов. Только сильноточные. Иначе говоря, силовые транзисторы у них получались прекрасно, а вот сверхмелкие — то, что и нужно в микроэлектронике — никак.

— А причины этого? — поинтересовался Сталин.

— Даже не скажу точно. Возможно, это конкуренция со стороны японцев, китайцев и корейцев. Но также не исключаю отсутствие мощной научной школы, а поддержать подобное состояние дел в наших силах. Мы можем дозированно отпускать — или продавать — технологию так, чтобы немецкая твердотельная электроника именно в этом направлении и развивалась. На чем настаиваю: ни мельчайшего кусочка этой технологии не должно достаться американцам. Уж в чем-чем, а в массовом производстве США способны задавить кого угодно. Это у них национальная особенность со времен Генри Форда.

— Я вижу, что вы, товарищ Странник, с почтением относитесь к Форду.

Не было сказано, но подразумевалось: 'К капиталисту Форду'.

— Точнее сказать: 'с большим уважением'. Хотя обязан отметить, что мистер Форд ни в малейшей степени не друг СССР вообще и Коммунистической партии, в частности.

Могло создаться впечатление, что руководитель Советского Союза не придал значения последним словам. Но Рославлев знал, что Сталин никогда и ничего не забывает.

— Хорошо. Вы меня убедили. Тогда, Сергей Васильевич, обсудите с Лаврентием Павловичем подробности будущего договора с немецкой стороной.

Глава 22

Чай, который подавали Сталину, не давал оснований для придирок. Правда, Рославлев трезво оценивал собственные способности как дегустатора. К печенью он был настроен критически: слишком сладкое.

Что и говорить: Иосиф Виссарионович умел задавать неожиданные вопросы, даже во время чаепития. Но как раз этот ожидался.

— Мне показалось, что вы, Сергей Васильевич, некритически подходите к оценке личности Генри Форда.

Но Рославлев не был настроен на уступки:

— А к личности подобного масштаба нельзя относиться критически. К ним надо подходить диалектически.

— Такой подход был принят в вашем мире?

Сказано было с иронией, которую Сталин даже не пытался скрыть. Изученные им материалы хорошо описывали состояние дел с марксизмом в том обществе, из которого прибыл Странник.

В ответ гость коротко пожал плечами:

— Если некий научный метод дает хорошие результаты, то с какой стати я должен от него отказываться? К тому же самого себя вы оценивали как творческого, а не догматического марксиста.

— Я вас понимаю. И все же вернемся к капиталисту Форду. Он популярен в вашем мире?

— Нет. В мое время Генри Форд интересовал большей частью историков. Но от этого правильная оценка не становится невостребованной. Тем более уроки Форда актуальны для нашей страны сейчас, а станут гораздо важнее в далеком будущем. Я до него не доживу, правда.

Сталин прищурился:

— Компания Форда — важный партнер Советского Союза. Те изменения, которые произошли в мире — вашими усилиями, между прочим — не могли оказать большого действия на эту корпорацию. Мне докладывали, что влияние Генри Форда отнюдь не исчерпывается чистой экономикой. Иначе говоря, нам надо знать, чего от него ожидать. Тем более, что он, по всей видимости, склонен к неожиданным решениям.

— Ваши источники заслуживают доверия. Генри Форд, насколько мне известно, весьма настроен на сотрудничество с нашей страной. Конечно, и у его корпорации есть пределы возможного.

— И все-таки: каково лично ваше мнение об этом человеке?

Гость начал говорить рублеными фразами. Эта манера уже не удивляла хозяина кабинета: он к ней привык.

— Замечательный инженер. Гениальный организатор производства. Удачливый и умный купец.

Каждое предложение Сталин сопровождал кивком. Он все это и так знал.

— Однако Форд, сам того не подозревая, нанес страшный удар по марксизму. И ни один марксист этого не заметил.

Глаза вождя сверкнули. Но слушать он умел.

— Если быть точным, к этому решению подводил весь ход развития экономики. Но Генри Форд был первым.

Тут речь Странника замедлилась. Видимо, он желал, как и в те времена, когда был лектором, чтобы аудитория усваивала материал как можно полней. Справедливость требует сказать: в данном случае аудитория (с одним слушателем) в подобных педагогических приемах не нуждалась.

А лектор продолжал:

— В 1916 году зарплата на фордовских заводах составляла два доллара сорок центов, а рабочий день длился 9 часов. Компания подняла зарплату до 5 долларов за восьмичасовой день. Надеюсь, вы, товарищ Сталин, не допустили мысль, что сделано это было из любви к рабочему классу?

Сталин в ответ улыбнулся, давая понять, что юмор оценил. Ответной улыбки не последовало. Видимо, во фразе доля шутки была очень уж маленькой.

— Форд выпускал массовое изделие. А такому нужен потребитель. И хитрый Генри решил расширить этот круг за счет своих рабочих. И, заметьте, при этом он оставался в хорошем плюсе.

Выражение было жаргонным, но вполне понятным.

— Это только невежды думают, что цена владения автомобилем и продажная цена суть одно и то же. Вовсе нет. Я даже оставляю в стороне расходы на бензин и смазочный материал. Это более, чем очевидно. Но рабочий не в силах выложить единовременно... сколько тогда машина стоила... скажем, триста долларов. Зато появилась возможность купить ее в рассрочку. В кредит. И этот кредит — с процентами! — ему предоставляла все та же корпорация Форда. Автомобиль нуждается в запчастях. А они есть у Форда. Далее: фирма-изготовитель охотно отремонтирует 'фордик', если надо. Именно к ней владелец машины и обратится: живет-то он неподалеку от завода. Но то самое увеличение жалования трудящий не обязан потратить на покупку автомобиля. Можно просто его пропить. Маловероятно, впрочем: на заводах Форда пьяниц не терпели. А еще рабочий может купить дом или квартиру — опять же в рассрочку. Вот это и есть тот самый удар по марксизму, о котором я говорил. У пролетария появляется нечто помимо собственных цепей. Ему есть, чего терять. Особо отмечаю: речь не идет о хорошо знакомой марксистам 'рабочей аристократии'. Она являет собой лишь горстку. Нет, Генри Форд создал массовое явление. И основой его была чистая экономика, а не политика.

Хозяин принялся расхаживать по кабинету, но при этом, вопреки обыкновению, держал в руке так и не раскуренную трубку.

— Думаю, Сергей Васильевич, ваши мысли нуждаются в осмыслении как с точки зрения теории построения социализма, так и в отношении практики.

Рославлев воспринял эти слова как вежливое приглашение выйти вон и сделал именно это.

Сам Сталин погрузился в раздумья.

Долгое время верность учению Маркса-Энгельса была краеугольным камнем в советской идеологии. Именно под этим лозунгом сам Ленин крушил оппонентов, навешивая направо и налево ярлыки ревизионистов, перерожденцев и другие, еще того худшие. Но опытный в политической борьбе Сталин умел понимать глубинные течения и незаметные с поверхности подводные камни. Та самая верность идеалам для Ленина была великолепным тактическим приемом, позволившим с успехом уничтожать противников внутри партии — а таких что у Старика , что у Кобы было предостаточно. Но то, что было просто тактикой, довольно скоро обратилось в догму. А с ними надо обращаться с большой осторожностью — в свое время это хорошо осознал семинарист Джугашвили.

Уже очень давно Сталин ничего не принимал на веру сходу. Точно так же он относился к сведениям, доставляемым Странником. При всех добрых намерениях этого человека относительно СССР (это как раз было доказано) рассуждения о марксизме не просто отдавали ревизионизмом — они прямо противоречили существующей линии партии. Следовательно, надо было придумать, как изогнуть эту линию в нужную сторону... или найти некий нестандартный выход. Потому что из слов товарища Александрова можно сделать выводы, опасные для дела построения коммунизма вообще.

— Хвалитесь, товарищ Вальков.

Сказано было вроде шутливо по форме, но тон полностью отшибал малейшую склонность к юмору.

Инженер Вальков добросовестно начал хвалиться:

— На настоящий момент летный экипаж под командованием старшего лейтенанта Амосовой подтвердил готовность тренажера для отработки следующих заданий: подъем на заранее определенную высоту по вертикали с последующим приземлением; такой же подъем и полет по горизонтали по замкнутому маршруту с последующим приземлением; то же, но с учетом ветрового сноса; то же, но в условиях ограниченной видимости; полет в условиях хорошей видимости с атакой наземной неподвижной цели; то же в условиях огневого противодействия с земли; то же, но атака подвижных целей. Все это для двух моделей: Ми-28 и Ка-52. Для Ми-26 тренажерные программы включают в себя лишь полеты, не бои. Ну, это попроще.

— Над чем работаете сейчас?

— Бой ударного вертолета с истребителями противника.

— Ясно, садитесь. Старший лейтенант Амосова, у вас есть что добавить к докладу инженера Валькова?

-Так точно, есть!

Из совершенно непонятных источников всем военнослужащим, имеющим дело с товарищем коринженером, было известно, что тот предпочитает чуть старорежимные ответы младших по званию. Некоторые полагали, что применение таковых смахивает на подхалимаж. Другие считали это признаком особого уважения.

— Поведение машины в тренажерном полете чуть-чуть отличается от реального, но разницу не считаю критически важной, поскольку в любом случае предстоят тренировочные полеты на настоящих вертолетах. В любом случае в летный стаж добавляются лишь эти часы. Для экипажей ударных вертолетов полагаю необходимым отработку тактических приемов по штурмовке в различных вариантах, не менее ста часов. Сюда не включаю простой пилотаж. Также считаю нужным отметить большую помощь, которую оказала капитан Кравченко в освоении штурманского оборудования.

Товарищ коринженер при этих словах что-то записал в блокноте.

— Что именно из пояснений капитана Кравченко вы полагаете самым важным?

Серафима Амосова не задумалась ни на четверть секунды:

— Она очень хорошо объяснила и показала, как надо понимать картинку на радаре. Также она подробно растолковала работу оптико-электронной системы; кроме того...

Коринженер слушал очень внимательно. Хорошо знакомые с ним младшие инженеры подумали, что тот, судя по всему, доволен.

— Вот как? Правительственной награды не обещаю, но постараюсь через генерала Рычагова пробить благодарность капитану Кравченко в приказе. Товарищи инженеры, вам благодарность и премия также будут, это уже моя забота.

Лев Турубинер поднял по студенческой привычке руку. Видимо, у него запас нахальства или храбрости был побольше, чем у прочих из инженерного состава.

— Я вас слушаю.

— Товарищ Александров, просим также отметить работу товарища старшего лейтенанта. Она сделала множество полезных замечаний, и советы давала хорошие с точки зрения летчика.

— Не только от меня зависит, но поставлю вопрос перед подполковником Осипенко.

В конце этого же рабочего дня в кабинете замначальника экономического отдела появились знакомые лица. Все трое выглядели вполне недурно, хотя фигуру товарища капитана чуть портил заметно округлившийся животик.

Хотя секретариат немедленно выдал чай на четверых с надлежащими заедками, настроен товарищ Александров был по-деловому. В результате ароматный напиток оказался поглощен в течение считанных десяти минут.

Хозяин, как водится, начал первым:

— Без чинов, товарищи. Павел Васильевич, тут Валентину Петровну хвалили сильно...

Приступ скромности капитан Кравченко сыграла полностью бездарно, не дотягивая до уровня школьного спектакля.

— ...а потому вот бумага. Сможешь устроить благодарность в приказе? Но учти: Валентина Петровна числится в штатах Академии.

Рычагов пробежал документ глазами. Его ответ был по-генеральски солидным:

— Сделаем, Сергей Васильевич.

— Это не все. Полина Денисовна, это уже к вам: инженеры, работавшие над наладкой тренажера, очень просили отметить прекрасную работу летного экипажа под командованием старшего лейтенанта Амосовой. Вот документ.

Подполковник Осипенко прочитала бумагу отнюдь не беглым взглядом, подумала и кивнула.

— Вот еще бумага, Павел Васильевич, но уже под грифом. Полагаю, тебе уже доложили... вот об этом. Здесь описание действий, вытекающих из обстановки.

На этот раз чтение заняло большее время. Последовали вопросы:

— Обучение?

— Да.

— Матчасть?

— Выпускают, но работать только вот с этим, — ноготь коринженера ткнул на выделенную красным строку.

— В сумме?

— Три эскадрильи, это самое меньшее. Но потом их разбросать по регионам.

— Где?

— Там, где надо. Шучу. На самом деле напрашиваются точки здесь, здесь и здесь. Потом покажу на более крупной карте.

— Смушкевича придется подключать.

— Привлеки. Ты знаешь, что делать.

Рычагов помрачнел на глазах. Карту он помнил. Особенности возможного ТВД вырисовывались все яснее.

— Теперь к вам вопрос, Валентина Петровна. От имени моей бригады выражаю вам благодарность; в приказе она, надеюсь, тоже будет. Но! На некоторое время о полетах придется позабыть. Ну разве что на тренажере.

Валя Кравченко раскраснелась, а Осипенко с обидой протянула:

— Сергей Васильевич, ну как вы могли подумать, что я упущу...

— А я и не подумал. Но предупредить был обязан. Теперь по обучению. Имейте в виду, Валентина Петровна: выпуск летных экипажей — не позже, чем через полгода. Учебный план придется подогнать под эту цифру. Набирать знания они будут уже в тех частях, куда их направят. Что именно выкидывать, а что оставлять — решать вам. По согласованию с Полиной Денисовной, конечно. Но особое внимание обращайте на тактические приемы и приборное оснащение, направленные на защиту как экипажей, так и вертолетов. Первое намного важнее. Технику я подкину, а вот людей брать в случае чего будет неоткуда. Полина Денисовна, учебные полеты рекомендую организовать в предгорьях или даже в горах. Этот опыт положите за самый ценный. Никакой тренажер не выдаст те лишние пару секунд, которые вам может дать неправильная оценка вражеским зенитчиком направления, с которого придет опасность. В горах эхо иной раз выкидывает невероятные фортели. Направление ветра, к сожалению, может быть непредсказуемым. Это тоже надо учитывать. Кроме того...