Зверь лютый. Книга 15. Стрелка

Гийом Рубрук в своём "Путешествии в восточные страны" в 1253 пишет:

"К северу находятся огромные леса, в которых живут два рода людей, именно: Моксель, не имеющие никакого закона, чистые язычники. Города у них нет, а живут они в маленьких хижинах в лесах. Их государь и большая часть людей были убиты в Германии. Татары вели их вместе с собою до вступления в Германию, поэтому Моксель очень одобряет Германцев, надеясь, что при их посредстве они ещё освободятся от рабства Татар... Среди них живут другие, именуемые Мердас, и они — Сарацины".

Вражда-враждой, но булгары сумели собрать к Бряхимову отряды обоих племён. Князьки, у мордвы их называют "панки" — получили кучу красивых тряпок, преимущественно красного цвета. И повели своих людей красить в тот же цвет приокские берега.

Кроме богатых подарков булгарского эмира, у эрзя есть и другие причины не любить русских. Летопись ещё в 1103 году указывает:

"бися Ярослав с Мордвою месяца марта в 4 день и побежден бысть Ярослав".

Это муромско-рязанский князь, внук Ярослава Мудрого. Вместе с братцем Олегом Гориславичем воевал против Мономаха. Отданное ему в удел Муромское княжество с Муромом, Рязанью и Пронском вот только что, два года назад, его потомки развалили, наконец, на два.

Эрзя преимущественно Волжский народ, в отличие от мокши. Собственно, и сама Стрелка — сейчас их земля. Местное племя называется "петухи" по тотему, или "терюхаи" по имени легендарного прародителя — Терюш.

"Во времена стародавние, в месте, где стоит ныне Нижний Новгород, жил сильный мордвин по прозванию Скворец. Был он друг и товарищ другому столь же знатному и сильному мордвину — Соловью. Тому самому, которого былины связывают с Ильёй Муромцем. Женился Скворец на 18 жёнах, которые родили ему семьдесят сыновей.

В ущелье на берегу Оки обитал тогда колдун Дятел. И спросил Скворец Дятла о судьбе сыновей своих.

Отвечал Дятел: "ежели будут сыновья твои жить в мире между собой — будут обладать этим местом. А поссорятся — возьмут эту землю русские. Поставят город камень, зело крепкий. И не одолеют его силы вражеские". Сказав это, Дятел просил Скворца о честном погребении.

Умер Дятел в глубокой старости, и похоронил его Скворец на горе, в устье Оки-реки. А место с тех пор зовётся Дятловы горы.

Потомки Скворца размножились и стали враждовать друг с другом. И свершилось предсказание чародея: Андрей Боголюбский согнал их с устья Оки, другой русский князь — святой князь Георгий, поставил на Дятловых горах Нижний Новгород.

В иных же сказаниях Скворца называют Соколом. И поныне в Нижнем, выше "Гребешка", есть, отделяемая от него оврагом гора, называемая Соколом. У некрещёной Мордвы и по сю пору сохраняется обыкновение давать новорожденным имена птиц: Торай (Гусь), Тырпыр (Дикий голубь) и пр."

"Птенчики" "скворечник" не сохранили — получили город, русский и "зело крепкий". А чего ещё можно ожидать под управлением "панков"? "Панкура" до добра не доведёт. В драку-то они ещё туда-сюда, а вот градостроительство...

Легенды утверждают, что после нашего похода на Дятловых горах построит себе город ещё один... "панк". С характерным прозванием Абрашка. Что не удивительно в бывшей "зоне ответственности" Хазарского каганата. Если уж "Ильяшка" с-под Мурома стал святорусским богатырём и православным святым, то почему "Абрашке" нельзя быть мордовским панком?

Тут уже будет другой подход: и укрепление крепкое, и двое ворот, и тайный ход. А ещё умелое затягивание времени и обращение к общественности.

По легенде, Абрашка выторговал у осадившего его русского отряда 4 дня перемирия, созвал соседей, которые прошли в крепость через тайный ход и, имея пятикратное численное превосходство, навалился на русских. Увы, русские дружины были на конях, они пробились сквозь мордовское воинство и те, пешие, их не догнали.

* * *

Дятловы Горы... Хорошее название. Как раз для меня — ДДДД, долбодятел длительного действия. Один Дятел здесь уже дожил до глубокой старости...

Ванька, уймись! "На чужой каравай рот не разевай" — русская народная мудрость. Ты тут — никто, и звать тебя — никак. То есть, конечно, боярский сын. Но беглый и чуждый. И вообще, Стрелка сейчас — даже не Русь.

Плевать. Главная беда: я сам себе цели не вижу. Сохранить в завтрашнем бою голову — понятно и достойно. А дальше? А послезавтра? Маноху с дыбы веселить? Хрень какая-то...

Жизнь — процесс типа русского бунта. В смысле: "бессмысленна и беспощадна".

Бродский верно сказал: "На самом деле жизнь — это битва не между хорошим и плохим, а между плохим и наихудшим".

Всякая жизнь — вообще. А моя нынче — особенно.

"Мы у господа бога пощады не просим

Только пыль под копыта да пуля вдогон

И кресты вышивает последняя осень

По истёртому золоту наших погон".

Погон — нет, пуль — нет. А главное — ещё не осень, ещё — весна. И как сказано в давнем тосте: "Дай бог, чтоб не последняя. А если последняя, то не дай бог".

Вот завтра и... "будем посмотреть".

"Завтра" — уже наступило, а смотреть некуда — темно. Тихо, без рожков и команд, пинками и зуботычинами поднимают хоругви.

— Тихо! Мать... Бараны! Оружие взять, брони вздеть, припас оставить, прислугу оставить. Не греметь! Мать...! Вон туда тихо... Мать...!

Всё понятно:

"На бой кровавый, святой и правый,

Марш-марш вперёд, православный народ".

Ночной марш — отвратительное занятие. Дневной — тоже, но не настолько. Хоругви сбились в кучу, толкались, тихо матерились. Чей-то испуганный детский голос вдруг возопил:

— Де?! Де мои?! Де?!!!

И резко умолк. Со звуком удара и всхлюпа.

Топаем, факеншит. Слева в темноте опять вода какая-то плещет. Что, блин, уже Волга?! Нет, озерцо какое-то. Дорога вверх пошла. Как мне нынче щит... пригодился! Когда какой-то хрен вздумал кулаками на меня махнуть. Ишь, нежный какой — я ему только раз каблук оторвал, на пятку наступил. А нечего свои кракозябки на дороге раскорячивать! И выговаривать мне — незачем! В озерке полежи-остынь. Судя по чавкающим звукам, там... грязи. Лечебные, наверное. Успокаивающие.

Топаем-топаем... Как-то не туда мы топаем. Как я догадался? А очень просто — дерьмо липнуть перестало. Перед нами же коней провели. Ну, и всё войско, в темноте, по их следам... "Кони в яблоках" — видел. Теперь: "воины в яблоках". В конских. Не вижу — нюхаю. И тут как-то... запах есть, а дерьма нет. Видать, разошлись у нас с конями пути-дорожки. Видать, их в сторону повели. Или — нас.

Я думал: Боголюбский погонит пехоту по водоразделу, по гребню этих самых Дятловых гор. А нас поперёк гонят. Прошли высокое место и снова вниз. Какие-то колдоё... виноват: вымоины. И — выбоины. А теперь — промоины. И — проё... мда...

И мы в этом во всём... начиная с темноты и амуниции... и кончая недоумением и воодушевлением... прыг-скок, прыг-скок... Щито-копье-мече-сабле-мордо... носцы.

Как восторженно-этуазистически поёт Шаов:

"Край земли — рукой подать,

Край земли с коня видать.

А захочет Бог прибрать -

На судьбу ль пенять?

Тут скачи, не скачи -

Найдет костлявая в ночи.

Так хоть помрешь не на печи -

Давай коней седлать!".

"Край земли" — не видно. Поскольку вообще ничего не видно. И коней нет — седлать нечего. Ну, "хоть помру не на печи"! Вот, блинский факеншит, достижение!

О! Среди нас и умные есть!

Это я к тому, что скорость движения колонны, когда солдаты через чего-нибудь перепрыгивают, падает втрое, по сравнению с перешагиванием. В таких случаях колонну надо дробить и препровождать к нескольким разным... перепрыгивалкам.

Прибежал какой-то... не, не удмурт. Но из русского — только матюки. И препроводил нас к тому месту... где надлежит нам спуститься в то место... где нам всем и место.

Съезжая на заднице по глинистому склону, позволю себе отвлечь ваше благосклонное внимание и напомнить общеизвестную средневековую воинскую мудрость: "Не лезь, блин, нахрен!". В смысле: на поднятое копьё впереди съезжающего.

Дело уже к рассвету, а мы в этих оврагах... блукаем. Или правильнее: блуждаем? Или — блудим? Ну, если это блуд, то я в евнухи подамся! Там хоть тепло и кормят... Хотя, с другой стороны, зачем мне тогда еда?

Некоторые живут, чтобы есть. И я даже знаю — сколько они берут за час их "жизни". А я ем, чтобы жить. Жить красиво, часто и регулярно.

Чего-то жить захотелось. В обоих смыслах этого слова. Но есть препятствия: вот сейчас встанет солнышко и поганцы всякие нас сверху... чем ни попадя по чём ни попало.

* * *

Я такую историю слышал. Именно применительно к этой эпохе. "Последний бой императора" — называется.

Мануил Комнин сдуру влез в какое-то ущелье. Ну, сельджуки греков и раскатали. Позору было...! Европейцы перестали называть Мануила Императором Римской империи, исключительно по-простому: "король греков". Мануил страшно расстроился и ушёл. В астрологию. Вернулся оттуда — только перед самой смертью.

Кстати, у Боголюбского сегодня тоже... "прощальная гастроль". Последний бой с его личным участием. Дальше полки сынок его будет водить. Андрей сложит с себя и личную рубку в бешеной конной атаке, которой неоднократно прославился в предшествующих войнах, и функции главнокомандующего. Будет осуществлять общее политическое руководство. Интересно бы посмотреть.

Факеншит! Интересно бы дожить до "посмотреть"!

Успокаивает то, что, судя по летописям, нас не побьют. Типа: дружина — "вся здраву". А вот пехота... "Стояху же пешци съ святою Богородицею на полчище, подъ стягы"... Но — все ли? И где, конкретно, я буду?

* * *

Тут где-то наверху заорали. Зашумели, застучали, зазвенели. Бой у них там какой-то? "Эй, вы, там, наверху. У вас опять потехи час?". Дудки какие-то противно засвистели. Рожки наши русские завопили... "Не-удмурты" зашипели громко. И мы побежали. Веером. На стенку оврага. Как на вражескую крепость. Только без лестниц.

Тут уж как кому чего выпало. Или — попало. Мне попало... тьфу, блин, не отплеваться... суглинистая крутая узкая промоина. Заросшая кое-каким овраго-борто-укрепительным... еле выговорил... кустарником. По которому мы, как стая наших предков по пальмам... Но — со щитами, мечами, копьями... и матюками.

Точно: от "правильной" обезьяны произошли. Все 22 человека нашей хоругви.

Не зря я ребятишкам намедни мозги промывал: ни один не потерялся, ни один не отлучился. Держат друг за друга за штаны, как дитятко за мамкину титьку. Все добежали, оглядываются — стяг наш с петухом высматривают.

* * *

Тут тоже нельзя терять чувство меры. Стяг, конечно — место сбора. Но с учётом обстановки. А то была лет 17 назад такая Теребовольская битва. Молодой Остомысл с Изей Блескучим схлестнулись. Изя галичан поразгонял, а потом поднял брошенные ими на поле боя стяги. И галицкие к стягам — дружно прибежали. Где и были взяты в плен. Как дети малые!

Количество пленных превосходило численность Изиной дружины. Изя обеспокоился возможными... "негораздами" и велел пленных перебить. Не всех — бояр оставил.

Оцените чувства простого молодого воина из Галича, который всё сделал правильно: стоял, пока все стояли, побежал, когда все побежали, увидел свой стяг, и, как с детства вбивается, потопал к нему. А его — хвать, и горло режут! Насмерть! Свои же! Такие же киевские и волынские гридни! В какой-то местной войне, в какой-то мелкой битве, в мартовских туманах 1147 года...

* * *

Только посчитались — снизу орут:

— Посторонись... тебя... и мать твою... Другие лезут. Или вы там сами поганых бить будите? Так мы домой пойдём.

Сдвинулись. Наверху уже видно — светать начинает. Вот и поле сыскалось. Летопись говорит: "полчище".

Пейзаж... — типичный. Впереди — лес, справа — лес. Слева — тоже лес. И за спиной... полоса лиственного леса по краю оврага. За правым лесом где-то далеко — пустое пространство. Там Волга и низкий левый её берег. Впереди, чуть выше — сосновый бор, "Гребешок" этих Дятловых гор. За ним должна быть Ока и тоже огромный распахнутый простор её левого берега. Но отсюда, снизу через "Гребешок" — не видать.

Слева, за версту-полторы в лесу идёт бой. Оттуда на открытое пространство вдруг вываливается несколько... деятелей. Удирают во весь дух. Следом выскакивает пара-тройка конных и начинает их рубить. Это называется "в капусту"? Кто-то кого-то... а хрен его знает. Войсковой формы нет, стягов нет, чего там на щитах нарисовано — отсюда не понять.

Наши лезут из оврага, воеводы бегают вдоль толпы и растягивают её в двухшеренговый строй. Пытаются выровнять в прямую линию. Но...

Строй... три ягодицы в ряд представляете? Мы — прыщом на самой выдающейся точке крайне правой. От меня до леса передо мной шагов сто — сто двадцать. И никаких врагов!

Вот бы тут бы я бы как побежал бы! Как бы захватил поганых с басурманами врасплох...!

Не велено: стоять ровно, держать строй.

Дурни! Идиоты! Вот же: броском через лес! Овладеть господствующими высотами! Сметая кинжальным огнём...! Или — навесным... Или ещё чем...

Не велено. Стоять. Поднять стяги. Держать строй.

Командиры... Уелбантурить бы вас всех тройным факеншитом! Вот же: враг не готов! Удачный момент! Атаковать немедля! Стометровка — и я в лесу. Ещё одна — и я уже на гребне над Бряхимовом...! Та-та-та... пулемёт, миномёт, подствольничек...

Не велено. Держать строй. Снять шапки, перекреститься — Владимирскую чудотворную из оврага подняли, в середине, за строем поставили.

Хорошо стоит. Высоко подняли. Блестит ярко. Как раз между "ягодицами" наших построений. Так и зовёт, так манит. Своими сорока фунтами золота в окладе. Супостаты точно туда полезут.

И тут мы их... с двух сторон нашими ягодицами... В смысле — хоругвями.

Какой-то брюхатый начальник, придерживая саблю у бедра, пробегает мимо и тычет в меня пальцем:

— Хуиви! Застебни!

Что?! Да за такие слова...! Факеншит! Угро-финны... "Хуиви" — шарфик или какая-нибудь ещё хрень на шее. У меня ворот кафтана распахнут: пока лезли наверх — согрелся. Спасибо, дядя, "застёбываюсь".

Всё, поздно. Кретины. Проспали.

В лесу напротив видны толпы вооружённых людей. Они бегом прорываются сквозь молодую поросль по краю леса, растягиваются в линию напротив нашей. Дистанция — сто шагов, 60-70 метров. Хорошо видны черты лиц, кисти рук, детали вооружения.

Ранним утром слышимость хорошая, с той стороны — разговор, кашель, бряканье оружия.

Это тебе не "Градом" где-то кого-то. Это — "лицом к лицу". Знакомого. С сегодняшнего утра. Визуально и предсмертно.

Страшно. До дрожи. Пока — не от того, что они тебя... А что ты сам вот-вот... вон того. Или — вон того... Зарезать. Или — вспороть. Или — раскроить. И как он потом будет... распоротый. Или — раскроенный.

Последнее — вряд ли. У меня топора нет. А саблей я... Плевать. Буду колоть. "Огрызками". И резать — ими же. Вон того длинного. Или вон того, рыжего. А вон тот... сильно здоровый. Лучше... пусть его другие.