Слуги предупредительно открыли двери перед королевой, и она прямиком направилась к первому изображению. Люп на портрете буквально светился от счастья — молодой, красивый герцог, только что ставший королем. Эолин напряженно всматривалась в его лицо, будто хотела уловить какие-то другие эмоции: ненависть, боль, презрение... Но картина оставалась неизменной. Почему же ей кажется, что он мстит за свою смерть? В который раз она безмолвно прошептала: "Прости! Если сможешь, прости..." Женщина понимала, что Ллойд не может ее слышать, но...
Полад отпустил слуг и снова встал за спиной.
— Мардан...
— Что происходит? — он смиренно склонил голову.
— Мне кажется, что-то случилось. Прошло восемь дней, а от... Ялмари, — она никогда не называла принца Ллойдом при Поладе, — никаких известий, — она посмотрела на листок бумаги, как по волшебству появившийся в руках телохранителя.
— Вы ошибаетесь, миледи, — мягко возразил Полад. — Ничего не случилось, наоборот, у меня хорошие новости. Это письмо от принца. С ним все в порядке, он передает вам привет и сообщает, что скоро вернется в Жанхот.
— Почему ты сразу не сказал? Дай, я хочу прочесть сама, — королева выхватила листок и всмотрелась. — Что это? — она удивлено подняла глаза. — На каком это языке?
— Это зашифрованное письмо, ваше величество, — Полад спрятал усмешку. — Я научил этому капитанов и принца. Если письмо перехватят, никто не сможет его прочесть.
Королева разочарованно отдала листок обратно.
— Ты лжешь мне.
— Вы меня обижаете, ваше величество. Хотите, прочту? — он шагнул ближе и, выставив листок перед лицом Эолин, провел пальцем по последней строчке. — Вот здесь, например, написано: "Передавай привет королеве и поцелуй ее за меня". Что я с удовольствием и сделаю, — Эолин не успела отшатнуться, Полад обхватил ее за талию и прижался к губам.
Сначала губы ледяной королевы упрямо сжались, затем расслабились и чуть приоткрылись, уступая настойчивости мужчины. Руки скользнули на его плечи и тут же уперлись в грудь:
— Мардан! Кто-нибудь увидит...
— Обижаешь... — он нежно скользнул губами к ее уху, оставил влажную дорожку на шее. Шепот мужчины вызвал дрожь в теле. — Я твой телохранитель и всегда знаю, кто и где находится во дворце.
Эолин судорожно вздохнула и спрятала лицо у него на груди:
— Я так боюсь! — выдохнула она.
— Не бойся, — он, едва касаясь, гладил женщину по спине, продолжая целовать плечи. — Я бы ни за что не стал рисковать жизнью принца. Неужели ты мне не веришь? С ним все в порядке.
— Это точно?
— Точно. И незачем ходить смотреть на этого ублюдка, — глаза яростно сверкнули, когда он кивнул на портрет короля.
Эолин вырвалась из объятий и отступила:
— Не смей называть его так! Он не ублюдок, и ты это прекрасно знаешь.
Полад снова превратился в почтительного слугу.
— Вас мучает совесть? — поинтересовался он тоном доктора, спрашивающего у пациента о симптомах болезни.
Королева окинула телохранителя холодным взглядом и отвернулась.
— Да. Меня мучает совесть. Иногда мне кажется, что он женился на мне, потому что любил. Он надеялся, что я... забуду прошлое. Он дал свое имя моему сыну...
— Боюсь, он не подозревал, кто отец принца. В противном случае... кто знает, — на этот раз королева не нашлась что ответить. — Я могу идти? — поинтересовался Полад после паузы.
— Мардан, не сердись, пожалуйста, — ответила она, не поворачиваясь. — Ты здесь ни при чем. Это мои грехи, — Полад открыл рот, чтобы возразить, но передумал. — Скажи лучше, что там с этой девочкой? Она действительно так серьезно больна?
— Какая девочка? — Полад поднял брови.
— Не зли меня! — в голосе королевы послышалось раздражение.
— Вы говорите о маленькой горничной, леди Лаксме? — все-таки уточнил Полад. — Она действительно серьезно больна.
— Мардан! Ты хочешь сказать...
— Я хочу сказать, что дал ей лекарство. Думаю, оно все исправит.
— Мардан...
Он вновь шагнул ближе и обнял королеву.
— Ваше величество, — проговорил он подчеркнуто вежливо. — Об этой девочке вы совершенно точно можете не переживать. Вы ведь поручили это мне? Вот и не волнуйтесь. Я еще ни разу вас не подводил, не так ли?
На этот раз Эолин сама поцеловала его, сказав на ухо перед этим:
— Спасибо.
Он хотел ответить на поцелуй, но быстро отстранился.
— Сюда идет дворецкий, — и продолжил громко. — Предлагаю все же написать письмо королю Лейна.
1 юльйо, Умар, город князя Балора
Если бы Ранели не заметила в небе сокола, она бы ни за что пошла к Ялмари. Увидев птицу в третий раз, девушка уже не сомневалась: Алет следит за ней. Это и раздражало: парень не предпринимал попыток вновь сблизиться, и в то же время не отпускал до конца, несмотря на обещание, продолжал следить за ней. Пусть следит. Она докажет, что Алет ей безразличен. У него нет сил забыть то, что было? Зато у нее сил на двоих. Обратного пути нет.
Как только начался праздник, появился вожак. Ранели держалась от него подальше. Никого она не боялась так, как этого молодого парня, обычно веселого и простого, но иногда меняющегося непостижимым образом. Хорошо, что у костра присутствовал оборотень, который интересовал вожака больше, — Ялмари. Когда начались разоблачения, девушка с трудом верила услышанному. Казалось, и Тевос, и Ялмари разыгрывают их. Но когда новоявленный принц заскрежетал зубами, вместо того чтобы отвергнуть обвинения, сомнений в правдивости услышанного не осталось. Если бы мог, Ялмари прервал бы вожака: подробности его появления на свет ему не нравились. Да и кому бы такое понравилось? На мгновение Ранели посочувствовала парню: мало того что рожден в Энгарне, мало того что королева предала его родного отца, мало того что всю жизнь пришлось скрывать истинную сущность, так ко всему прочему он еще и незаконнорожденный. В Умаре такого никогда не случалось.
Когда стая потребовала изгнания Ялмари, девушка промолчала. Она боялась, что вскоре и ей придется услышать подобное. Когда же Тевос оправдал принца, она согласилась с ним: плата за ложь уже принесена — вон как принц изменился в лице. Ранели насмешливо взглянула на униженного Ялмари. Тот, играя желваками, отвернулся. Она хотела подойти к Сафарбию, поболтать с ним, но тут заметила сокола. Птица пристроилась на низкой ветви дуба и демонстративно ее разглядывала.
Этого еще не хватало! Алет обнаглел. Она направилась к Ялмари и, устроившись за столом недалеко, начала откровенно флиртовать. Либо Алет в бешенстве уберет сокола, либо явится сюда лично.
Поначалу девушка пристально смотрела на принца, чтобы привлечь внимание. Когда же уверилась, что исподволь Ялмари за ней наблюдает, стала действовать еще откровенней: брала мясо с ложки одними губами, вытягивая их словно при поцелуе, затем медленно гибким язычком слизывала попавшую на них крошку хлеба. Наступила очередь десерта. На руку "случайно" капнул сладкий крем, и нежные губки аккуратно собрали его несколькими плавными движениями. Иными словами ела она очень волнующе... При этом Ранели знала меру: все действия никто бы не осмелился назвать вульгарными. Многие бы сочли их вполне невинными... если бы она не сидела так близко к принцу. Ялмари взирал с изумлением, и не сразу нашел силы отвернуться. Потом разозлился.
— Что тебе надо? — не выдержал он.
— Хочешь? — осведомилась Ранели. Она подняла тарелку со стола и ткнула пальчиком то ли в кусочек шоколада, то ли в грудь.
— Торта? — поднял брови Ялмари.
— Торта, конечно! — Ранели медленно положила в рот еще один кусочек. — Тетушка готовит лучше всех, пальчики оближешь.
— Нет, не хочу, — отрезал принц, демонстрируя клыки. — Я уже много съел сладкого.
После этого Ялмари встал, чтобы уйти, но Ранели остановила:
— Постой, принц Ллойд. Я хочу спросить кое-что.
Ялмари побледнел:
— Не смей! — прошептал с угрозой.
— И что ты мне сделаешь? — она красиво повела плечом.
Он в ярости отвернулся, но Ранели позвала другим тоном:
— Подожди, я больше не буду. Я только хочу спросить, — заметила, что сокол перелетел ближе, чего она и добивалась. "Пусть видит!" Пересела еще ближе к Ялмари, пристроившись точно напротив него.
Принц нехотя опустился на скамью:
— Если разговор пойдет о моих родителях...
— Я спрошу, — прервала Ранели, — а ты, если не захочешь отвечать, не говори. Тебе хорошо в Энгарне?
— Глупый вопрос, — Ялмари бросил косой взгляд. — Как может быть хорошо, если вынужден постоянно прятаться, если боишься подставить под удар мать и сестру?
— Ты любишь их?
— Конечно.
— Но она же предала твоего отца.
— Не суди о том, чего не знаешь! Мама не могла поступить иначе. Разве что и меня убить, — он криво усмехнулся. — Еще до рождения.
— Ну, хорошо, а если бы все было по-другому. Если бы тебе не приходилось прятаться и бояться. Где бы ты жил: в стае или среди людей?
— В стае, — не задумываясь, откликнулся Ялмари.
— Даже если твоя семья, люди, которых ты любишь, останутся там?
— Даже тогда.
— Но почему?
Ялмари откинулся на спинку скамьи и уставился в лес, поверх головы Ранели. Затем еле слышно произнес:
— Я хотел бы жить там, где меня примут таким, какой я есть. Стая — это единственное место на земле, где такое возможно.
Ранели так же тихо продолжила расспросы:
— Ты часто обращаешься в волка в Энгарне?
— Нет. Очень опасно, — он так и не встретился с ней взглядом.
Девушка кивнула:
— Мне кажется, оборотень не может быть собой, если не обращается в волка. Я с тобой согласна: мы можем быть счастливыми только в стае, — когда она говорила это, застывшим взглядом смотрела на ветку, где сидел сокол. Ялмари, услышав, как изменился ее тон, встрепенулся и тоже взглянул на птицу. Ранели заметила его недоумение: дикие соколы не будут сидеть на ветке так долго, они боятся близости людей, а этот как будто слушает разговор.
— Я всю жизнь мечтал вернуться сюда... — между тем продолжил принц. — Надеюсь, меня примут, несмотря на ошибку.
— Мы чем-то похожи с тобой, Ялмари, — девушка грустно водила пальцем по столу. — Ты ищешь себя. Я ищу себя. Как ты считаешь, мы справимся?
Он взглянул на Ранели. Губы девушки слегка искривились. Принц уже собрался ответить, но тут раздалось хлопанье крыльев. Он повернулся к соколу и заглянул ему в глаза.
— Не смотри! — воскликнула Ранели в последний момент и швырнула в птицу тем, что попало под руку — ложкой. Сокол взмыл с ветки и исчез в небе. Но девушка опоздала: Ялмари побелел и завалился на бок. Она нырнула под стол и, выскочив с другой стороны прикоснулась к руке, чтобы найти пульс, — он не прощупывался.
— Помогите! — крикнула Ранели, беспомощно оглядываясь в поисках вожака.
Праздник прервался. Тевос, увидев лежащего Ялмари, крикнул князю:
— Быстро феникса! — и тут же другим оборотням. — Положите его на землю!
Все зашевелились. Несколько парней бережно переложили Ялмари на землю. Тело стало таким мягким, словно из него вынули кости. Ранели стояла рядом, вцепившись ногтями в руку, чтобы не закричать от ужаса.
— Доигралась? — хмуро процедил Тевос, склоняясь над принцем и нащупывая артерию на шее. — Где князь? Мы не успеем!
Подбежал Балор с маленькой, размером с воробья, серой птичкой в руках. Она казалась мертвой: лежала безвольно, прикрыв веки. Вожак, взяв ее из рук князя, осторожно положил на грудь принца, распластав крылья. Теперь птичка словно обнимала Ялмари.
— Найди его, — прошептал вожак. — Найди!
Оборотни застыли вокруг, наблюдая за лежащим неподвижно гостем и мертвой птицей на нем.
1 юльйо, Умар, город князя Балора
Ялмари падал в бездну. Так, как приснилось в Сальмане: стремительно летел вниз среди темно-синих скал. Ветер свистел в ушах, еще чуть-чуть — и он разобьется о камни. Дыхание перехватило...
Сон повторялся в мельчайших подробностях: те же видения, звуки, ощущения... Сердце не билось. Предчувствуя удар о землю, тело непроизвольно напряглось.
Но тут его тряхнуло, будто он попал в невидимые сети. От толчка сердце забилось: сначала неохотно, медленно, а потом все быстрее застучал пульс.
Скалы по-прежнему плыли вверх, но жизни больше ничего не угрожало. Его бережно опустят на землю, и он будет лежать во мраке всю жизнь. "Это страшнее, чем разбиться насмерть", — Ялмари показалось, будто это чья-то чужая мысль, потому что страха не появилось. В нем царила бесконечная усталость, от которой можно избавиться только сном.
Наконец приблизилась земля — такого же цвета индиго, но удивительно мягкая и уютная. Ялмари свернулся клубочком. Глаза закрылись.
В полудреме перед ним мелькала его жизнь.
Мать качает на руках...
Он ест торт на дне рождения. Среди роз из крема шесть свечей. Рядом мама держит маленькую сестренку. Лин норовит схватить свечи пальцами. Ялмари смеется...
Ему шестнадцать. Он садится на лошадь, едет в лес. В вышине среди густых ветвей деревьев пронзительно поет птица. "Какой неприятный голос. Где она?" — Ялмари вглядывается в ветви деревьев и достает лук, но птичка очень маленькая, в листьях ее незаметно. Принц трясет головой и едет дальше, но резкий звук не отстает, преследует его. Он снова пытается разглядеть, кому принадлежит это отвратительное пение и снова безуспешно. Хочет заткнуть уши и вместо этого... просыпается.
Скалы — уже не синие, а черные — теперь почти сливаются с темным беззвездным небом. Гармонию мрака нарушает лишь легкая, похожая на перышко, серая тень, которая, кружась, падает вниз. Ялмари вглядывается внимательней: "Птица? Откуда тут птица? Здесь не может быть ничего живого!" Но она опускается все ниже и ниже, продолжая петь. Ялмари хочет крикнуть, чтобы прогнать ее, чтобы мерзкое пение прекратилось, но губы лишь бессильно шевелятся. Силы иссякли: он не может ни двинуть рукой, ни прошептать что-то. Может лишь смотреть, как серенькая птичка, опускается в бездну.
Вот она совсем близко. Ложится на грудь и раскрывает крылья, словно обнимает. Ялмари видит глаза-пуговки. Она смотрит в глаза, будто безмолвно просит о чем-то. О чем? Внезапно он понимает: просит спасти. Птичка не хочет умирать. Но что он может сделать?
Они смотрят друг на друга — птица и человек. Два беспомощных существа в долине смерти. "Помоги!" — молит она. "Я бы помог, но уже умер", — отвечает он где-то внутри. Но птица не слышит, она опять и опять требует: "Помоги!" Ялмари пробует поднять руку. Ладонь дергается, но остается лежать. Внезапно в груди растет возмущение. Да что же это такое? Он готов умереть, но причем тут эта птица? "Эль-Элион!" — кричит мысленно, и внезапно в груди, там, где лежит птица, разрастается тепло, постепенно превращаясь в огонь. Желая избавиться от внутреннего костра, Ялмари вскакивает, чтобы сбросить с себя птицу.
