— Он сказал, будто его лошадь толкнула.
— А-а, — конунг сощурился. — Ну, значит, тебе дважды повезло. Потому как у нас тут лучше него стреляет разве только Сигурдов Эйвинд, да вот еще младшая моя, Улла.
Бран не ответил.
— И все ж таки, не стоит там его бросать, — молвил Сигурд. Конунг, набычившись, уставился на ярла. Тот спокойно встретил его взгляд.
— Да ведь я уж сказал, — бросил конунг, — повторять не собираюсь.
— Ты погоди, — попытался урезонить ярл. — Не кипятись. Послушай.
Но конунг не уступал:
— Чего слушать? Это, кажется, мое дело.
— А кто спорит? Никто и не спорит. Просто я вот о чем подумал: а ну как Кнудов-то, слышь, дух к нам сюда шляться начнет? Чего тогда станем делать?
У людей вытянулись лица, они зашептались, стали переглядываться... Нахмурясь, конунг прикусил губу. Чуть погодя сказал:
— Я как-то и не... Мне даже в голову не пришло. Только этого не доставало!
— Вот и я о том, — заметил Сигурд.
Минуту была тишина, потом конунг с неохотой произнес:
— Ладно, ваша взяла. Пошлю рабов, пускай его сюда приволокут, зароем где-нибудь. Хоть, признаться, жалко этим гадом хорошую землю портить.
Сигурд отвел взгляд и погладил бороду. Конунг повернулся к Брану.
— Одного, колдун, я не пойму, — конунг оперся локтем о стол. — Ты чего за ним следил-то, а? Ты, что ль, знал чего за ним? Подозревал его?
— Подозревал, — ответил Бран. Конунг нахмурил брови:
— А мне чего же не сказал? Я ведь спрашивал тебя.
— Это были только подозрения. Я не хотел, чтобы ты ему чего-нибудь сделал.
— Ну, ясно, — в голосе Торгрима звучало раздражение. — Занятный ты все же тип, колдун. Ты что, дожидался, покуда он тебе чего не сделает? Чтобы у тебя появились доказательства? Так, что ли?
— Понимай, как знаешь, — спокойно молвил Бран.
— Эх, до чего ты интересный человек, колдун, — отозвался конунг. — И жизнь у тебя интересная. Вечно вокруг тебя чего-нибудь да происходит!
— Ага! Ну, да, — не сдержался Бран, — правильно! Как раз самое время во всем меня и обвинить.
Конунг усмехнулся:
— Ладно, колдун, шучу, не дергайся. Ну, полно, полно, экий ты, не злись.
— Я и не злюсь.
— Вот и хорошо, — конунг снова усмехнулся. — Ты лучше вот чего... Говоришь, ты в него стрелял?
— Ну, стрелял.
— А лук у тебя откуда?
Бран встретил конунгов пристальный взгляд. Нет, он ничего не знает.
— Это Арнора, я в доме взял. Темно было, а я никого будить не хотел, ну, и взял, что под руку подвернулось, — Бран нашел Арнора глазами, тот сидел подле отца. Бран осторожно произнес:
— Извини, что я без спросу.
А вдруг ее кто видел утром, когда она в дом заходила и лук брала?!
Брана окатило страхом, однако все молчали. Арнор отозвался:
— Да чего ж, на здоровье, хорошо, что взял. В живых остался! Честное слово, я очень рад, — Арнор улыбнулся. Уж он-то точно ничего не видел, понял Бран.
— А стрелу с собой принес? — спросил конунг. Подтянув к себе котомку, Бран вынул длинную стрелу и положил перед конунгом на стол. Острие и часть древка были покрыты запекшейся, почерневшей кровью.
— А кровь-то, — заметил конунг, — кровь-то черная. Гадючья прямо, тьфу... Ну, ладно. Хорошо, что принес.
Конунг взял стрелу за оперенье и сказал:
— Ладно, колдун. По закону ты перед нами чист. Вот, и орудие убийства предъявил, молодец, что принес.
Конунг встал и, подняв стрелу, громко произнес:
— Так вот, чтоб все слышали: здесь перед всеми объявляю, что на колдуне нету никакой вины. Убийство было из обороны. Орудие — вот оно. Не думаю, что кто-то захочет мстить, но на всякий случай предупреждаю: никакой мести. Я запрещаю. Ясно? Кто сунется, руки обломаю! И еще: виры, колдун, никакой с тебя я не потребую. Собаке собачья смерть. Ты с ним сполна расчелся, с этим гадом. За Харалда Лося, да и за себя тоже. И за меня, коль на то пошло! Все. Я закончил, — конунг сел. Понизив голос, сказал Брану:
— Да, кстати... Теперь-то ты слово свое наконец сдержал, а, колдун? Понимаешь, о чем я?
— Понимаю, — с неохотой откликнулся Бран. — Только, пожалуйста, не сейчас, очень прошу... устал я как собака. После. Ладно?
— Как скажешь, колдун, тебе решать. Может, обедать останешься?
Бран посмотрел на Сигурда. Тот подмигнул и проговорил:
— Да уж он мой жилец-то, у нас столуется. У нас и готовят на него. Глядишь, хозяйка моя осерчает, коль я его к обеду не приведу. Так што, брат, не обессудь.
Конунг пожал плечами.
— Ладно. Твое дело, колдун, упрашивать не стану, — конунг помолчал — и с усмешкой добавил:
— Иди уж, а то они там от любопытства полопаются.
И он был прав.
Домашние Сигурда действительно лопались от любопытства. Когда Бран явился к Сигурду, ему битый час пришлось отвечать на их вопросы. Хорошо еще, что рядом был Арнор. Он не давал Брану и рта раскрыть, болтал без умолку, и под конец все стали обращаться именно к нему. За это Бран был Арнору несказанно благодарен. Расспросы продолжались до обеда, до тех самых пор, пока не воротился Сигурд.
— Ну, все, отстаньте от человека, — едва переступив порог, велел он. — Ишь, трещат, сороки, на стол лучше накрывайте! Обедать пора.
За обедом Сигурд усадил Брана рядом, на лавке у стены. Старый Бьорн, заявившийся в гости, пробовал было пристать с вопросами, но Сигурд оборвал:
— Довольно. Вечером с ним поговоришь, коль у него охота будет. Ты ешь, ешь, сынок, не обращай внимания.
Бран молча улыбнулся.
— А где дочки-то? — спросил Сигурд. — Што, не появлялись? Где они, мать?
— Кто ж их душу знает? — пододвинув стул, Хелге села подле мужа. — Куда-то запропали.
— Послать разве кого поискать... — начал Сигурд, но не договорил. Заскрипела дверь, по ногам потянуло холодом, заплясало пламя в очаге. На миг люди увидали синеватые сумерки снаружи.
— Ох, мы, кажись, опоздали, — сказал запыхавшийся девичий голос.
В дверях возникли две маленькие фигурки. Войдя, девушки скинули платки и приблизились к столу.
— Нехорошо, — сказал Сигурд, пряча улыбку в бороде. — Где это вас носит, на ночь глядя? Што за баловство такое?
Девушки смотрели на него. Обе раскраснелись, темные глаза блестели. Они были сейчас так похожи друг на дружку, что и впрямь казались сестрами.
— Прощенья просим, — задорно вымолвила Раннвейг. — Припозднились.
— Ах, стрекоза, — Сигурд покачал головой. — И с чего ж это ты припозднилась, а?
— Не сердись, дядя, — попросила Улла. — Это из-за меня. Она мне помогала, там, дома.
Сигурд улыбнулся:
— Што ты, птаха, разве ж я сержусь? Да вы садитесь, што стоять-то? Садитесь, кушайте, голодные, небось?
Девушки обошли стол и проскользнули к лавке. Бран вздрогнул, когда Улла оказалась к нему почти вплотную.
— Можно? — тихо молвила она. Он подвинулся, и Улла села рядом. Ее бедро коснулось его ноги. Бран закусил губу, а Улла отвернулась.
— Так што, надеюсь, он не передумает, — говорил Сигурд, отрезая пласт мяса. — А то куда это годится? Ну, куда годится, я спрашиваю? Срам, да и только. Эй, сынок, мясо будешь? — обратился Сигурд к Брану.
Бран поднял голову. Его мысли были заняты Уллой, и он не сразу понял вопрос. Несколько секунд он лишь моргал глазами, потом ответил:
— Да, спасибо.
Раннвейг схватила его тарелку и пододвинула отцу.
— Ну, вот, — Сигурд шлепнул туда такой ломоть оленины, что хватило бы на троих. — Ты ж молодой, тебе надо есть. Бегал нынче целый день, умаялся, поди? Эй, а хлеб у нас где?
Под конец обеда Брана разморило. Отложив нож, он отодвинулся к стене. Глаза немедленно закрылись, звуки стали отдаляться, и он бы уснул, если б кто-то не потряс его за плечо. Бран с трудом разлепил веки. На него смотрела Улла.
— Да он совсем спит, дядя, — она улыбнулась.
— Иди-ка ложись, — промолвил Сигурд. — Замотался совсем, гляжу. Поди, ляг. Поди, поди, ничего, солнце уже село.
— Правда, иди, — Улла встала и сказала Раннвейг:
— Давай дадим ему пройти.
Девушки вышли из-за стола, пропуская Брана. Проходя, он замешкался подле Уллы. Ее ладонь коснулась его руки, губы дрогнули, и ресницы опустились. Раннвейг дернула Уллу за рукав. Подтолкнула Брана. Тот шагнул в сторону, пошел и лег на свое место, на лавке у стены. За столом продолжались разговоры, туда-сюда ходили люди. Бран повернулся на бок, и веки тут же опустились.
Перед глазами замелькали отрывочные яркие картины, и Улла была в каждой из них. Виденья понесли Брана, как река. Исчезла темнота... исчезли мысли... исчез он сам, остались лишь одни видения.
Звук коснулся его слуха, нескончаемый, тихий, монотонный. Скрип-скрип, скрип-скрип... Бран приподнялся на локте. У очага светился огонек. Тонкая рука качала зыбку. Скрип-скрип... скрип-скрип... скрип-скрип... Голос затянул колыбельную без слов. Мелодия была, будто вой ветра, будто плеск воды. Огонек колебался в такт сонной песне.
Спустив на пол босые ноги, Бран поднялся с лавки и пошел к очагу. Вокруг было темно. Он шел — а огонь отодвигался. Это сон. Я сплю. Конечно.
Она сидела на низком табурете, и темные волосы стелились по земле. Он подошел к ней со спины. Зыбка ритмично колыхалась, голова клонилась девушке на грудь. На ней была длинная белая рубаха. Широкий ворот сполз, обнажив плечо.
Бран коснулся ее кожи. Словно лед.
— Ты замерзла?
(...всего лишь сон...)
Она обернулась, поглядела тепло и мягко. Глаза были в пол-лица.
— Что же ты так поздно? — с укором спросила она. — Что ж так поздно?
Поздно?
— Это сон, — сказал ей Бран. — Всего лишь сон, родная.
Она с грустью смотрела на него. Слеза катилась по щеке, и губы вздрагивали.
— Нужно было раньше, — она отвернулась. Он нагнулся над ее плечом и заглянул в колыбель. Увидал там лишь сгусток темноты.
— Что там у тебя? — спросил Бран. Она вскинула глаза и сказала с удивлением:
— Разве ты не видишь? Ребенок.
Откуда здесь ребенок?
— Откуда здесь ребенок? — отозвался Бран.
— Родился.
Когда Бран перевел взгляд на колыбель, там был ребенок. Бран увидел маленькое тельце. Ребенок копошился, вскидывая ручки. Словно лунное пятно, он светился в темноте.
А вместо головы у него была медвежья морда.
Он вцепился взглядом в Брана. Кабаньи глазки засветились злобой, пасть открылась, обнажив огромные клыки.
— Красивый, правда? — раздался голос Уллы.
Ты что, не видишь, хотел сказать ей Бран. Посмотри на него! Ведь это же чудовище!
Но он ничего не успел сказать. В зыбку вдруг хлынула кровь, затопила колыбель, словно тонущую лодку: целиком, до краев. Медвежья морда скрылась, и кровь хлестнула на пол черной струей. Улла страшно закричала. С этим криком Бран рухнул в темноту.
Когда он воротился, Уллы не было. Свет исчез. Бран стоял во тьме. Тишина. Он ничего не видел, ни контуров предметов, ни всплесков света — ничего: словно мир вокруг перестал существовать, словно Бран провалился куда-то глубоко под землю. Словно он ослеп.
Может, я ослеп?
Да нет же. Это просто сон.
— Кто тут есть? — позвал Бран.
— Чего кричишь? — ответили ему.
Все вдруг переменилось.
Тьма обернулась светом. Бран стоял посреди большого дома. Прямо перед ним был накрытый стол, а вокруг сидели люди.
(Харалд?)
Это был Харалд. Каждый из них был Харалд. Одно лицо.
— Харалд? Это ты? — удивился Бран.
Сидящие кивнули головами:
— Я. Садись со мной, выпей пива.
Харалды вытянули руки, взялись за кувшины, что стояли на столе, и поднесли к губам.
(...ох, нет...)
— Не пей! — вырвалось у Брана. — Не надо! Это яд!
Харалды грустно улыбнулись. Покачали головами.
(...не остановить...)
— Не остановить, — промолвили они. — Поздно. Нужно было раньше.
Запрокинув головы, Харалды стали пить.
Бран закрыл лицо руками.
Когда он убрал ладони, Харалд улыбался. Перед ним на столе была свеча, и мягкий отблеск падал на его широкое лицо. Вокруг стало темным-темно. Была тишина. Где-то звонко капала вода.
А Харалд все смотрел — и улыбался.
— Ты умер, — сказал Бран.
— Нет, — ответил тот.
— Как же так? Я знаю, что ты умер.
Харалд оперся о стол локтями, провел ладонью по пышной бороде.
— Нет, сынок, — у него был грустный голос. — Все не то, чем кажется.
(...что?...)
— Что? — Бран шагнул вперед.
Харалд не ответил. Кровь потекла по бороде, зубы оскалились, а лицо перекосилось мукой. Окостенелые пальцы судорожно царапали стол. Дрогнув, раскрылись запекшиеся губы, кровь струей забила изо рта. Он начал оседать, скрываться под столешницей, словно погружаясь в омут. Страшный вопль, похожий на рык, ударил Брану в уши:
— Все не то, чем кажется! Все не то, чем кажется! Все не то, чем...
Открыв глаза, Бран сел. Сердце колотилось, едва не разрывая грудь. Стон Харалда еще звучал в ушах. Бран помотал головой и перевел дыхание.
"Все не то, чем кажется"...
Бран вытер со лба пот и огляделся. Некоторое время не мог понять, где он, и который теперь час. Остановил проходившего мимо раба.
— Эй, — сказал Бран, — это утро, или вечер?
— Вечер, — отозвался раб. — Скоро уж огни тушить будем. Спи, чего вскочил?
Бран спустил ноги наземь и встал. У стола было полно народу. Опять в тавлеи режутся, понял Бран. Обогнув очаг, прошел в дальний угол, к бадье с водой. Напившись, кое-как пригладил волосы и огляделся. У стола за очагом возились женщины. Они продолжали болтать, кидая на Брана любопытные взгляды. Раннвейг сидела на лавке у стены и что-то шила, кажется, рубашку. Уллы нигде не было. Может, к себе домой пошла. Надо спросить у Раннвейг.
Бран приблизился и сел неподалеку. Раннвейг покосилась на него.
— Слушай, — тихо молвил он. — А где Улла?
— А зачем тебе? — лукаво осведомилась девочка.
— Поговорить.
Раннвейг ухмыльнулась. Откусила зубами нитку и полюбовалась на свою работу.
— Так где она?
— Отсюда не видать.
— Чего, тебе жалко, что ли? — Бран усмехнулся. — Или секрет?
— Может, и секрет, — Раннвейг набрала ткань на иголку. — Подай-ка мне наперсток. Вон тот, большой.
Бран потянулся через стол и взял наперсток из резного рога.
— Красивая штуковина, — заметил он. Раннвейг, не таясь, наблюдала за ним. — Хорошая работа.
— Давай сюда, — девочка протянула руку.
— Хоп! — Бран подбросил наперсток, и, поймав, зажал в кулаке. — Нету!
— Да ну тебя, давай, мне некогда!
— Я же сказал, нету. Гляди, — он протянул ей пустую раскрытую ладонь. Раннвейг насупилась.
— Хватит, что ль! — сердясь и смеясь одновременно, промолвила она. — Что еще за шутки? Отдавай! Ну? Быстро!
— Сначала скажи, где Улла, — Бран, улыбаясь, покачал головой.
— Тогда отдашь?
— Посмотрю на твое поведение.
— Еще чего! — фыркнула Раннвейг. — Иди тогда, сам ее ищи.
— Ладно, отдам. Так где она?
Раннвейг поманила Брана пальцем. Понизив голос до шепота, произнесла:
