— Ох, мы, кажись, опоздали, — сказал запыхавшийся девичий голос.
В дверях возникли две маленькие фигурки. Войдя, девушки скинули платки и приблизились к столу.
— Нехорошо, — сказал Сигурд, пряча улыбку в бороде. — Где это вас носит, на ночь глядя? Што за баловство такое?
Девушки смотрели на него. Обе раскраснелись, темные глаза блестели. Они были сейчас так похожи друг на дружку, что и впрямь казались сестрами.
— Прощенья просим, — задорно вымолвила Раннвейг. — Припозднились.
— Ах, стрекоза, — Сигурд покачал головой. — И с чего ж это ты припозднилась, а?
— Не сердись, дядя, — попросила Улла. — Это из-за меня. Она мне помогала, там, дома.
Сигурд улыбнулся:
— Што ты, птаха, разве ж я сержусь? Да вы садитесь, што стоять-то? Садитесь, кушайте, голодные, небось?
Девушки обошли стол и проскользнули к лавке. Бран вздрогнул, когда Улла оказалась к нему почти вплотную.
— Можно? — тихо молвила она. Он подвинулся, и Улла села рядом. Ее бедро коснулось его ноги. Бран закусил губу, а Улла отвернулась.
— Так што, надеюсь, он не передумает, — говорил Сигурд, отрезая пласт мяса. — А то куда это годится? Ну, куда годится, я спрашиваю? Срам, да и только. Эй, сынок, мясо будешь? — обратился Сигурд к Брану.
Бран поднял голову. Его мысли были заняты Уллой, и он не сразу понял вопрос. Несколько секунд он лишь моргал глазами, потом ответил:
— Да, спасибо.
Раннвейг схватила его тарелку и пододвинула отцу.
— Ну, вот, — Сигурд шлепнул туда такой ломоть оленины, что хватило бы на троих. — Ты ж молодой, тебе надо есть. Бегал нынче целый день, умаялся, поди? Эй, а хлеб у нас где?
Под конец обеда Брана разморило. Отложив нож, он отодвинулся к стене. Глаза немедленно закрылись, звуки стали отдаляться, и он бы уснул, если б кто-то не потряс его за плечо. Бран с трудом разлепил веки. На него смотрела Улла.
— Да он совсем спит, дядя, — она улыбнулась.
— Иди-ка ложись, — промолвил Сигурд. — Замотался совсем, гляжу. Поди, ляг. Поди, поди, ничего, солнце уже село.
— Правда, иди, — Улла встала и сказала Раннвейг:
— Давай дадим ему пройти.
Девушки вышли из-за стола, пропуская Брана. Проходя, он замешкался подле Уллы. Ее ладонь коснулась его руки, губы дрогнули, и ресницы опустились. Раннвейг дернула Уллу за рукав. Подтолкнула Брана. Тот шагнул в сторону, пошел и лег на свое место, на лавке у стены. За столом продолжались разговоры, туда-сюда ходили люди. Бран повернулся на бок, и веки тут же опустились.
Перед глазами замелькали отрывочные яркие картины, и Улла была в каждой из них. Виденья понесли Брана, как река. Исчезла темнота... исчезли мысли... исчез он сам, остались лишь одни видения.
Звук коснулся его слуха, нескончаемый, тихий, монотонный. Скрип-скрип, скрип-скрип... Бран приподнялся на локте. У очага светился огонек. Тонкая рука качала зыбку. Скрип-скрип... скрип-скрип... скрип-скрип... Голос затянул колыбельную без слов. Мелодия была, будто вой ветра, будто плеск воды. Огонек колебался в такт сонной песне.
Спустив на пол босые ноги, Бран поднялся с лавки и пошел к очагу. Вокруг было темно. Он шел — а огонь отодвигался. Это сон. Я сплю. Конечно.
Она сидела на низком табурете, и темные волосы стелились по земле. Он подошел к ней со спины. Зыбка ритмично колыхалась, голова клонилась девушке на грудь. На ней была длинная белая рубаха. Широкий ворот сполз, обнажив плечо.
Бран коснулся ее кожи. Словно лед.
— Ты замерзла?
(...всего лишь сон...)
Она обернулась, поглядела тепло и мягко. Глаза были в пол-лица.
— Что же ты так поздно? — с укором спросила она. — Что ж так поздно?
Поздно?
— Это сон, — сказал ей Бран. — Всего лишь сон, родная.
Она с грустью смотрела на него. Слеза катилась по щеке, и губы вздрагивали.
— Нужно было раньше, — она отвернулась. Он нагнулся над ее плечом и заглянул в колыбель. Увидал там лишь сгусток темноты.
— Что там у тебя? — спросил Бран. Она вскинула глаза и сказала с удивлением:
— Разве ты не видишь? Ребенок.
Откуда здесь ребенок?
— Откуда здесь ребенок? — отозвался Бран.
— Родился.
Когда Бран перевел взгляд на колыбель, там был ребенок. Бран увидел маленькое тельце. Ребенок копошился, вскидывая ручки. Словно лунное пятно, он светился в темноте.
А вместо головы у него была медвежья морда.
Он вцепился взглядом в Брана. Кабаньи глазки засветились злобой, пасть открылась, обнажив огромные клыки.
— Красивый, правда? — раздался голос Уллы.
Ты что, не видишь, хотел сказать ей Бран. Посмотри на него! Ведь это же чудовище!
Но он ничего не успел сказать. В зыбку вдруг хлынула кровь, затопила колыбель, словно тонущую лодку: целиком, до краев. Медвежья морда скрылась, и кровь хлестнула на пол черной струей. Улла страшно закричала. С этим криком Бран рухнул в темноту.
Когда он воротился, Уллы не было. Свет исчез. Бран стоял во тьме. Тишина. Он ничего не видел, ни контуров предметов, ни всплесков света — ничего: словно мир вокруг перестал существовать, словно Бран провалился куда-то глубоко под землю. Словно он ослеп.
Может, я ослеп?
Да нет же. Это просто сон.
— Кто тут есть? — позвал Бран.
— Чего кричишь? — ответили ему.
Все вдруг переменилось.
Тьма обернулась светом. Бран стоял посреди большого дома. Прямо перед ним был накрытый стол, а вокруг сидели люди.
(Харалд?)
Это был Харалд. Каждый из них был Харалд. Одно лицо.
— Харалд? Это ты? — удивился Бран.
Сидящие кивнули головами:
— Я. Садись со мной, выпей пива.
Харалды вытянули руки, взялись за кувшины, что стояли на столе, и поднесли к губам.
(...ох, нет...)
— Не пей! — вырвалось у Брана. — Не надо! Это яд!
Харалды грустно улыбнулись. Покачали головами.
(...не остановить...)
— Не остановить, — промолвили они. — Поздно. Нужно было раньше.
Запрокинув головы, Харалды стали пить.
Бран закрыл лицо руками.
Когда он убрал ладони, Харалд улыбался. Перед ним на столе была свеча, и мягкий отблеск падал на его широкое лицо. Вокруг стало темным-темно. Была тишина. Где-то звонко капала вода.
А Харалд все смотрел — и улыбался.
— Ты умер, — сказал Бран.
— Нет, — ответил тот.
— Как же так? Я знаю, что ты умер.
Харалд оперся о стол локтями, провел ладонью по пышной бороде.
— Нет, сынок, — у него был грустный голос. — Все не то, чем кажется.
(...что?...)
— Что? — Бран шагнул вперед.
Харалд не ответил. Кровь потекла по бороде, зубы оскалились, а лицо перекосилось мукой. Окостенелые пальцы судорожно царапали стол. Дрогнув, раскрылись запекшиеся губы, кровь струей забила изо рта. Он начал оседать, скрываться под столешницей, словно погружаясь в омут. Страшный вопль, похожий на рык, ударил Брану в уши:
— Все не то, чем кажется! Все не то, чем кажется! Все не то, чем...
Открыв глаза, Бран сел. Сердце колотилось, едва не разрывая грудь. Стон Харалда еще звучал в ушах. Бран помотал головой и перевел дыхание.
"Все не то, чем кажется"...
Бран вытер со лба пот и огляделся. Некоторое время не мог понять, где он, и который теперь час. Остановил проходившего мимо раба.
— Эй, — сказал Бран, — это утро, или вечер?
— Вечер, — отозвался раб. — Скоро уж огни тушить будем. Спи, чего вскочил?
Бран спустил ноги наземь и встал. У стола было полно народу. Опять в тавлеи режутся, понял Бран. Обогнув очаг, прошел в дальний угол, к бадье с водой. Напившись, кое-как пригладил волосы и огляделся. У стола за очагом возились женщины. Они продолжали болтать, кидая на Брана любопытные взгляды. Раннвейг сидела на лавке у стены и что-то шила, кажется, рубашку. Уллы нигде не было. Может, к себе домой пошла. Надо спросить у Раннвейг.
Бран приблизился и сел неподалеку. Раннвейг покосилась на него.
— Слушай, — тихо молвил он. — А где Улла?
— А зачем тебе? — лукаво осведомилась девочка.
— Поговорить.
Раннвейг ухмыльнулась. Откусила зубами нитку и полюбовалась на свою работу.
— Так где она?
— Отсюда не видать.
— Чего, тебе жалко, что ли? — Бран усмехнулся. — Или секрет?
— Может, и секрет, — Раннвейг набрала ткань на иголку. — Подай-ка мне наперсток. Вон тот, большой.
Бран потянулся через стол и взял наперсток из резного рога.
— Красивая штуковина, — заметил он. Раннвейг, не таясь, наблюдала за ним. — Хорошая работа.
— Давай сюда, — девочка протянула руку.
— Хоп! — Бран подбросил наперсток, и, поймав, зажал в кулаке. — Нету!
— Да ну тебя, давай, мне некогда!
— Я же сказал, нету. Гляди, — он протянул ей пустую раскрытую ладонь. Раннвейг насупилась.
— Хватит, что ль! — сердясь и смеясь одновременно, промолвила она. — Что еще за шутки? Отдавай! Ну? Быстро!
— Сначала скажи, где Улла, — Бран, улыбаясь, покачал головой.
— Тогда отдашь?
— Посмотрю на твое поведение.
— Еще чего! — фыркнула Раннвейг. — Иди тогда, сам ее ищи.
— Ладно, отдам. Так где она?
Раннвейг поманила Брана пальцем. Понизив голос до шепота, произнесла:
— В капище.
— Сейчас? На ночь глядя? А что она там делает?
— Колдует, — Раннвейг сделала страшные глаза. Бран озадаченно молчал.
— А серьезно? — спросил он наконец.
— Сам ее спроси, — рассердилась Раннвейг. — Она мне и так голову открутит. Она ж не велела никому говорить.
— Даже мне?
— Ох ты, ох ты, великая птица. Да, если хочешь знать, и тебе. Тебе-то первому. А теперь давай сюда наперсток, живо!
— Ладно, — Бран отдал девочке наперсток и встал.
— Ты куда это? — окликнула она.
— Пойду, посмотрю, как она колдует.
— Ой, только не выдавай меня, — глаза Раннвейг округлились. — А то она обидится.
— Не выдам.
Раннвейг хотела сказать что-то еще, но Бран уже не слушал. Вернувшись к лавке, взял плащ, наскоро причесался и, никем не замеченный, выскользнул из дома.
Глава 20
На улице было темно, очень холодно и безветренно. Снег скрипел под ногами, как деревянный рассохшийся настил.
До капища Бран добрался за несколько минут. Большую низкую постройку до самой крыши занесло сугробами, из маленького оконца под застрехой сочился тусклый желтый свет. Вскарабкавшись на сугроб, Бран заглянул внутрь.
Сначала он увидал лишь полумрак, а в нем — темные глыбы статуй. Потом, приглядевшись, уловил движение. На стене горел единственный факел, но и его мутного света хватило, чтобы разглядеть: это Улла. Она была возле статуи Тора, что-то делала на каменном алтаре. Потом присела, взяла невидимый Брану предмет, поднялась и шагнула к изваянию.
— Великий Тор, — услышал Бран, — прими мое приношение. Защити его от всех опасностей, ведь ты справедливый, ты великий и милосердный. Ты знаешь, что он хороший человек. Прошу тебя, защити его от демонов, от мороза и волков. Пусть идет с миром. Пусть будет свободен, как и должен быть. Прошу тебя, великий бог, сохрани его на пути. Вот, прими от меня это, — она подняла руку. В ладони оказалась каменная чашка, наземь полилось что-то черное и тягучее. Но Бран не досмотрел, потому что сугроб под ним обрушился. Он едва успел вцепиться в оконный переплет.
Улла ахнула и резко обернулась. Чашка вырвалась из рук, со стуком ударилась о подножье статуи. Улла прижала ладони к груди.
— Кто... кто здесь?! — срывающимся голосом вскрикнула она.
— Это я, искорка, — повиснув на руках, Бран сунул голову в окошко.
— Кто?!
— Я.
Некоторое время Улла молчала, потом промолвила с укоризной:
— Подглядывал, да?
— Да, — сознался Бран.
— Зачем?
— Просто я тебя искал. Я же не знал, что... Можно зайти?
— Ты один?
— Конечно... Черт, я сейчас сорвусь!
Так и получилось. Пальцы Брана скользнули по заиндевевшей раме, ноги не нашли опоры, и он рухнул вниз, едва не по уши утонув в сугробе. В темноте он ничего не видел, не мог понять, где верх, где низ. На миг ему почудилось, что он барахтается в реке. Тут действительно утонешь, мелькнула мысль.
Сильная рука вцепилась ему в воротник, и Уллин голос произнес:
— Я тебя вижу. Давай, помоги мне!
Бран слепо зашарил вокруг себя глазами. Взглядом натолкнулся на темный силуэт.
— Да куда ж ты, — задыхаясь, вымолвила Улла. — Так тебе не выбраться... ты вбок давай, вбок... ну, давай же, я не смогу...
Через несколько минут они выползли из сугроба и без сил распростерлись на снегу, у двери в капище. Долго молчали, стараясь отдышаться.
— Вот так оно, подглядывать, — сказала Улла. — Доподглядывался, — она тихо засмеялась. Бран подобрался к ней.
— Ну? Живой? — спросила она. — Подглядывальщик... Ты как меня нашел?
— Подглядывал.
— Раннвейг, небось, проболталась?
— Нет.
— Она, конечно.
— Нет, я сам. По следу бежал. Вот так, гляди, — Бран зафыркал по-собачьи и носом принялся тыкаться в девушку. Она по-детски закатилась смехом, попыталась его оттолкнуть. Он схватил ее. Она брыкалась. Они соскользнули вниз, к самым дверям.
— Ой, пусти, не могу... больше, — едва дыша, взмолилась Улла. — Задохнусь сейчас...
Бран выпустил ее и сел. Она, помедлив, тоже. Убрала со щек растрепавшиеся волосы.
— Давай зайдем внутрь, — предложил Бран. — Только надо встать, а то дверь не откроется.
Скользя по насту, они кое-как поднялись. У входа намерз пологий скат, и оттого их то и дело, будто лодку течением, сносило к двери. Улла снова начала смеяться. Исхитрившись отворить дверь, они соскользнули внутрь. Не удержались на ногах и упали около порога. Дверь захлопнулась.
— Ну, вот, — сказал Бран, с любопытством озираясь. — К богам в гости... прибило, значит.
— Не смейся, — укорила Улла, отряхивая снег. — Боги услышат, рассердятся.
— Хорошо, молчу. А кстати, что ты тут делала?
Улла, кажется, смутилась. Бран встал, и она тоже. Нервно оглянулась через плечо на статую Тора.
— Я... — ответила она. — Я... жертву приносила. Для Хелмунта.
Бран поднял бровь. Улла тихо пояснила:
— Я не хотела говорить. Боялась, ты рассердишься.
— На что же мне сердиться. Но только я не понимаю, думаешь, Кнуд все-таки его убил? Поэтому ты... Но откуда ты знаешь?
Улла удивилась. Некоторое время молчала, с удивлением глядя на Брана, потом произнесла:
— Когда бы Кнуд успел его убить? Разве это то, что он тебе сказал? Ты разве не понял? Ты действительно не догадался? Все те вещи, что ты там нашел... Ты разве не понял, для чего Хелмунт их собирал?
— Он их просто украл.
— Он не вор, — отрезала девушка. — Неважно, что ты о нем думаешь, но он не вор, ясно? Я Хелмунта получше твоего знаю. Он же не мог уйти голым, и с пустыми руками. Хотя — он бы наверняка с радостью это сделал! Он бы предпочел лучше так, чем брать что-нибудь у моего отца, но... он не мог. Сейчас зима, и тут в лесу волков полно, да и есть ему ведь что-нибудь надо. Ничего плохого он не сделал, подумаешь, взял несколько вещей, никто от этого не обеднеет. Он заслужил. На нем тут и так без конца пахали, — Улла отвернулась. Бран потянулся к ней, взял за руку и сказал:
