— В капище.
— Сейчас? На ночь глядя? А что она там делает?
— Колдует, — Раннвейг сделала страшные глаза. Бран озадаченно молчал.
— А серьезно? — спросил он наконец.
— Сам ее спроси, — рассердилась Раннвейг. — Она мне и так голову открутит. Она ж не велела никому говорить.
— Даже мне?
— Ох ты, ох ты, великая птица. Да, если хочешь знать, и тебе. Тебе-то первому. А теперь давай сюда наперсток, живо!
— Ладно, — Бран отдал девочке наперсток и встал.
— Ты куда это? — окликнула она.
— Пойду, посмотрю, как она колдует.
— Ой, только не выдавай меня, — глаза Раннвейг округлились. — А то она обидится.
— Не выдам.
Раннвейг хотела сказать что-то еще, но Бран уже не слушал. Вернувшись к лавке, взял плащ, наскоро причесался и, никем не замеченный, выскользнул из дома.
Глава 20
На улице было темно, очень холодно и безветренно. Снег скрипел под ногами, как деревянный рассохшийся настил.
До капища Бран добрался за несколько минут. Большую низкую постройку до самой крыши занесло сугробами, из маленького оконца под застрехой сочился тусклый желтый свет. Вскарабкавшись на сугроб, Бран заглянул внутрь.
Сначала он увидал лишь полумрак, а в нем — темные глыбы статуй. Потом, приглядевшись, уловил движение. На стене горел единственный факел, но и его мутного света хватило, чтобы разглядеть: это Улла. Она была возле статуи Тора, что-то делала на каменном алтаре. Потом присела, взяла невидимый Брану предмет, поднялась и шагнула к изваянию.
— Великий Тор, — услышал Бран, — прими мое приношение. Защити его от всех опасностей, ведь ты справедливый, ты великий и милосердный. Ты знаешь, что он хороший человек. Прошу тебя, защити его от демонов, от мороза и волков. Пусть идет с миром. Пусть будет свободен, как и должен быть. Прошу тебя, великий бог, сохрани его на пути. Вот, прими от меня это, — она подняла руку. В ладони оказалась каменная чашка, наземь полилось что-то черное и тягучее. Но Бран не досмотрел, потому что сугроб под ним обрушился. Он едва успел вцепиться в оконный переплет.
Улла ахнула и резко обернулась. Чашка вырвалась из рук, со стуком ударилась о подножье статуи. Улла прижала ладони к груди.
— Кто... кто здесь?! — срывающимся голосом вскрикнула она.
— Это я, искорка, — повиснув на руках, Бран сунул голову в окошко.
— Кто?!
— Я.
Некоторое время Улла молчала, потом промолвила с укоризной:
— Подглядывал, да?
— Да, — сознался Бран.
— Зачем?
— Просто я тебя искал. Я же не знал, что... Можно зайти?
— Ты один?
— Конечно... Черт, я сейчас сорвусь!
Так и получилось. Пальцы Брана скользнули по заиндевевшей раме, ноги не нашли опоры, и он рухнул вниз, едва не по уши утонув в сугробе. В темноте он ничего не видел, не мог понять, где верх, где низ. На миг ему почудилось, что он барахтается в реке. Тут действительно утонешь, мелькнула мысль.
Сильная рука вцепилась ему в воротник, и Уллин голос произнес:
— Я тебя вижу. Давай, помоги мне!
Бран слепо зашарил вокруг себя глазами. Взглядом натолкнулся на темный силуэт.
— Да куда ж ты, — задыхаясь, вымолвила Улла. — Так тебе не выбраться... ты вбок давай, вбок... ну, давай же, я не смогу...
Через несколько минут они выползли из сугроба и без сил распростерлись на снегу, у двери в капище. Долго молчали, стараясь отдышаться.
— Вот так оно, подглядывать, — сказала Улла. — Доподглядывался, — она тихо засмеялась. Бран подобрался к ней.
— Ну? Живой? — спросила она. — Подглядывальщик... Ты как меня нашел?
— Подглядывал.
— Раннвейг, небось, проболталась?
— Нет.
— Она, конечно.
— Нет, я сам. По следу бежал. Вот так, гляди, — Бран зафыркал по-собачьи и носом принялся тыкаться в девушку. Она по-детски закатилась смехом, попыталась его оттолкнуть. Он схватил ее. Она брыкалась. Они соскользнули вниз, к самым дверям.
— Ой, пусти, не могу... больше, — едва дыша, взмолилась Улла. — Задохнусь сейчас...
Бран выпустил ее и сел. Она, помедлив, тоже. Убрала со щек растрепавшиеся волосы.
— Давай зайдем внутрь, — предложил Бран. — Только надо встать, а то дверь не откроется.
Скользя по насту, они кое-как поднялись. У входа намерз пологий скат, и оттого их то и дело, будто лодку течением, сносило к двери. Улла снова начала смеяться. Исхитрившись отворить дверь, они соскользнули внутрь. Не удержались на ногах и упали около порога. Дверь захлопнулась.
— Ну, вот, — сказал Бран, с любопытством озираясь. — К богам в гости... прибило, значит.
— Не смейся, — укорила Улла, отряхивая снег. — Боги услышат, рассердятся.
— Хорошо, молчу. А кстати, что ты тут делала?
Улла, кажется, смутилась. Бран встал, и она тоже. Нервно оглянулась через плечо на статую Тора.
— Я... — ответила она. — Я... жертву приносила. Для Хелмунта.
Бран поднял бровь. Улла тихо пояснила:
— Я не хотела говорить. Боялась, ты рассердишься.
— На что же мне сердиться. Но только я не понимаю, думаешь, Кнуд все-таки его убил? Поэтому ты... Но откуда ты знаешь?
Улла удивилась. Некоторое время молчала, с удивлением глядя на Брана, потом произнесла:
— Когда бы Кнуд успел его убить? Разве это то, что он тебе сказал? Ты разве не понял? Ты действительно не догадался? Все те вещи, что ты там нашел... Ты разве не понял, для чего Хелмунт их собирал?
— Он их просто украл.
— Он не вор, — отрезала девушка. — Неважно, что ты о нем думаешь, но он не вор, ясно? Я Хелмунта получше твоего знаю. Он же не мог уйти голым, и с пустыми руками. Хотя — он бы наверняка с радостью это сделал! Он бы предпочел лучше так, чем брать что-нибудь у моего отца, но... он не мог. Сейчас зима, и тут в лесу волков полно, да и есть ему ведь что-нибудь надо. Ничего плохого он не сделал, подумаешь, взял несколько вещей, никто от этого не обеднеет. Он заслужил. На нем тут и так без конца пахали, — Улла отвернулась. Бран потянулся к ней, взял за руку и сказал:
— Не сердись.
— Я и не сержусь.
— Сердишься, я вижу.
Она подняла голову и тихо произнесла:
— Извини. Просто я... просто мне жаль, что ты плохо к нему относишься.
— Да вовсе нет. Вовсе я не плохо к нему отношусь.
— Плохо, — ответила Улла. — Ты его не любишь, подозреваешь во всем. А он ничего не сделал. Он ни в чем не виноват. Он хороший человек. Он не помогал Кнуду. Никогда, ручаюсь. Но теперь уж все равно, он ушел. Я знала, что он рано или поздно это сделает. Жалко только, что ему это пришлось сделать сейчас, и что он меня не предупредил. Я бы ему помогла, чем бы смогла только. Ты моему отцу про него уже сказал?
— Даже не собирался. Я же не знал, что он сбежит. Только опасался, что Кнуд его убил. Но вообще, если задуматься... Кнуд этого действительно не утверждал.
— Не говори отцу, ладно? И дяде не говори. Никому не говори. Чуть позже его хватятся, а пока не надо, дадим ему уйти. А то, чего доброго, пошлют за ним погоню. Если отец его поймает, он с ним такое сделает... — Улла зябко передернула плечами. — Он уже сделал раз, ты, может, слыхал?
— Да, слышал, Кнуд рассказывал.
— Ну, видишь? Не говори им, ладно? Пожалуйста. Пусть лучше думают, что это Кнуд его...
— Хорошо, искорка, не буду. Но только как же быть с кинжалом Серого?
— А что с кинжалом? — Улла посмотрела исподлобья.
— Ну, как же? Я ведь там кинжал нашел, а на ножнах клеймо было "Серый". Да ведь я тебе рассказывал, ты что, забыла?
— Вовсе нет. Только что же здесь такого? Ты что, из-за этого решил, что Хелмунт убил Серого, да? — из ее глаз глядел укор.
— А ты бы на моем месте как решила? — ответил Бран. — Ну, вот как?
— Я бы, прежде, чем решать, расспросила бы людей. И они бы ответили, что этот самый кинжал Хелмунту Серый подарил, в конце лета. Потому что Хелмунт Серого спас, из болота вытащил. Серый тонул, а Хелмунт полез и вытащил. И сам едва в живых остался. За это Серый ему свой кинжал и подарил. И это, кстати, тут многие знают. Я сама там была и это видела. Вот так-то, следопыт. Прежде, чем кого-то приговорить, стоит и задуматься, — Улла выдернула руку и отвернула сердитое лицо. Бран стоял, моргая глазами.
— Неужто это правда? — пробормотал он наконец. — Это что, действительно так и было?
— Считаешь, я выдумываю?
— Что ты, нет, конечно. Господи, ну, и дурак же я! — Бран хлопнул себя ладонью по лбу. — Это надо же!
Улла обернулась.
— Не ругай себя, — промолвила она. — Так уж вышло. Я об одном жалею, знаешь, что ты мне раньше не сказал, ну, про тайник.
Бран в ответ только развел руками. Улла шагнула к нему, обняла и прижалась щекой к груди.
— Ты ведь мог сегодня из-за этого погибнуть, — шепнула она. — Ох, я до сих пор не отойду... так страшно. Это было так страшно! Кнуд был очень злой. Он был зол на всех. На весь свет, понимаешь?
— Еще бы, это я уже успел уяснить. Знаешь, он думал, что медведь — это кара богов. Он мне так сказал.
— Может, это правда. Здесь многие так считают. Ну, и ладно. Медведя все равно ведь больше нет, ты его убил.
— Мы с тобой, — поправил Бран. — Мы с тобой его убили.
— Но я... что же — я, я ведь только...
— Нет. Если бы не ты, он бы меня прихлопнул, как муху. Ты такая смелая, искорка моя, наверное, самая смелая женщина на свете.
— Вот и неправда, я ужасная трусиха. Я тогда так перепугалась, что чуть не умерла. Но я была должна. Я не могла тебя потерять. Не могла... я не могла, — она вскинула голову. В глазах блестели слезы. Бран сказал:
— Что ты, родная...
Улла не дала ему договорить, губами закрыла его губы. Бран ощутил ее горячее дыхание и соленую влагу на губах.
Заскрипела дверь, и оба вздрогнули. Отпрянув, обернулись. Услыхали мелодичный насмешливый голос:
— Можно?
Улла дернулась, будто от удара, в ужасе глянула на Брана... Дверь открылась, и на пороге возникла Аса. С улыбкой, аккуратно притворив за собою дверь, склонила к плечу голову.
— Не помешала? — в ее голосе звучала явная насмешка. — Вы тут, кажется, были очень заняты.
Бран хмурился. Улла снова поглядела на него.
— Значит, правду люди говорят, а я-то не верила. Что ж, поздравляю, прекрасная замена твоему Ари Топору, — Аса смерила сестру взглядом: всю, с головы до ног. Сжавшись, Улла прикусила губы. Даже в полутьме было заметно, как она бледна.
Аса неторопясь прошла внутрь.
— Вы, как я вижу, колдуете, — она в упор уставилась на Брана. — На кого порчу наводите, а? Или, может, сглаз? Хороша парочка, колдун да ведьма! Кого сглазить-то собирались? Чего молчите?
Ни Бран, ни Улла не ответили. Аса скрестила руки на груди и произнесла с издевкой:
— Если честно, колднун, я такой дешевки от тебя не ожидала. Нашел тоже, с кем связаться, с этой пигалицей! Это же огрызок, а не человек. Я тебе просто удивляюсь! Даром что она моя сестра, не пойму, в кого такая уродилась. Ну, этот Арии еще куда ни шло, он дурак известный был, вот она его вокруг пальца-то и обвела, ну, и братец наш любезный ей, конечно, помогал. Но ты? Ты бы, кажется, мог получше выбрать. Чего ж на свалке-то питаться, помои подбирать, когда можно и со стола, — Аса улыбнулась прямо Брану в лицо.
— Со стола тоже не всегда свежее подают, — вдруг тихо вымолвила Улла.
Аса вскинула бровь:
— Чего ты там еще пищишь? Тебя кто спрашивал?
— Может, мне у тебя разрешения дышать попросить? — парировала Улла.
Аса усмехнулась:
— Если б это зависело от моего разрешения, ты давно бы задохнулась. Что-то не припомню, чтобы я с тобой разговаривала.
— Зато я с тобой разговариваю.
— Ты мне не смей грубить, соплячка.
— Да я еще и не начинала.
— Вот дрянь, потаскушка! Думаешь, если перед мужиком ноги раздвинуть, он сразу будет твой? Ошибаешься, деточка. Любая шлюха это может.
— Да? Что ж, охотно верю, тебе, конечно, лучше знать! — тяжело дыша, выпалила Улла.
Глаза Асы широко раскрылись. Злость исказила прекрасное лицо.
— Смотрите, кто разговорился, — протянула она. — Смотрите, кто у нас тут. Сопливая стерва. Да любая жаба из болота и то красивей тебя. Да ты посмотри на себя, посмотри, на что ты похожа. Да на тебя ни один мужик в здравой памяти и глаз не положит. Кому ты нужна, уродка недоношенная? Чучело! Ведьма! К тебе палкой прикоснуться — и то стошнит, шалашовка!
— Ой-ой! — у Уллы вздрагивали губы. Она старалась выглядеть спокойной, но заметно было, что ей это нелегко. — От шалашовки слышу! За тобой тут тоже многое водится, людям ведь рты не заткнешь.
— Ну, уж тебе-то я заткну, — Аса подалась к ней, сверкая глазами. — Вот еще дрянь. Все отцу расскажу!
— Ну, да, любимому папочке!
— Вот именно, любимому. Вот именно, он меня любит, а не тебя! И знаешь, почему? Знаешь, конечно, знаешь. Это из-за тебя мама умерла. Это ты, ты ее убила! За это тебя, уродку, боги и покарали! Эх, и чего ж ты при рождении не сдохла! Правильно отец тебя на снег выбросил, убийца проклятая! Да сто таких, как ты, не стоят маминой смерти! Он ее любил, а ты ее убила! Сука! Мерзавка! Уродина! Чтоб ты сдохла!!! — Аса метнулась к Улле. Они вцепились одна другой в волосы, закружились с воем, как волчицы, скаля зубы.
— Будь ты проклята! — вопила Аса. — Стерва! Будь ты проклята! Ты всем жизнь испортила! Мерзавка! Тварь! Поганая ведьма!!!
Не успел Бран опомнится, как они упали наземь. Аса тут же очутилась сверху. Размахнувшись, закатила сестре пощечину.
— Получай, с-сука! — фыркнула она. Улла зарыдала в голос. Аса снова замахнулась.
Рванувшись к ним, Бран схватил ее за руку. Она повернула к нему изуродованное яростью лицо.
— Прочь! — взвизгнула она. — Пошел вон, раб! Ты с ней заодно? Я ее научу! Поганка! — Аса дернулась и едва не вырвалась. Бран облапил ее грубо и бесцеремонно. Она завизжала и, царапаясь, стала выдираться.
Бран оторвал ее от Уллы, и они повалились наземь. Улла, рыдая, лежала на полу. У ней, казалось, даже не осталось сил, чтобы закрыть лицо руками.
— Улла, — подобравшись к девушке, Бран взял ее ладонь. — Не плачь, ну, не надо. Вставай, замерзнешь.
— Путь околеет! — Аса приподнялась на локте. Волосы растрепались. Бран скользнул по ней невнимательным взглядом.
— Не надо, маленькая, — снова сказал он. — Родная моя, не надо так. Подымайся... вот молодец. Я тебе помогу. Ш-ш... тише, тише...
Бран заставил Уллу сесть и притянул к себе. Она задыхалась от плача.
— Только это она и может, — за его спиной вымолвила Аса. — Реветь да трахаться! Паскудница!
— Ты замолчишь? — ответил Бран, обнимая Уллу.
— Тебя не спросила!
— А зря! — Бран повернул голову. — Стоило бы спросить. Я ж тебе не твой брательник! Хотя, если бы на моем месте был сейчас твой брательник, от тебя давно одни копытца бы остались.
— Пошел ты! Иди, сношайся со своей сучкой, не нарвись только! С кем она сношается, дружочек, тот потом плохо кончает! Гляди, как бы тебе вот так же не кончить!
— Как и с кем мне кончать, не твоя забота. За меня не беспокойся, беспокойся лучше о себе, змея!
— От змеи и слышу! — огрызнулась Аса, встав на четвереньки. — Козел!
