К ней подошел Хети. Он сначала обратился к братьям.
— Простите меня, великие, я сердился на вас за сестру и Эл, но я еще слишком молод, чтобы владеть собой.
— Я тебя прощаю, — сказал Кикха. — Прости и ты меня.
— За что? — спросил любопытный Хети. — Прощения просят за что-то.
— За то, что обижал твою любимую Эл.
— Так вот же она. У нее и проси. Но я все равно прощаю тебя.
— Тогда за что? — в свою очередь спросил Кикха.
— За то, что ты великий, — сказал Хети и засмеялся.
Кикха тоже рассмеялся.
— Мальчишка!
Хети поспешил скрыться в толпе.
— А где твоя сестра?! — крикнула ему вдогонку Эл.
— Действительно, где же королева? — удивился Радоборт.
— Я поищу ее, — вызвалась Эл и впорхнула обратно в круг.
Протанцевав на другую сторону круга, она опять смешалась с толпой и выскользнула с площади через арку с воротами, которые были открыты по случаю праздника.
— А мы поищем певцов, — намекнул Радоборт.
— Знаешь, я сомневаюсь, что нам стоит осуществлять эту затею. Я вспомнил про доверие. Эл придет в бешенство, — заметил Кикха. — Слышал, что сказал ребенок. Нас тут не любят.
— Кому на этой площади не хочется знать, кто она в действительности такая? — спросил Радоборт.
Он выхватил из толпы небольшого роста женщину в яркой одежде.
— Хотела бы ты знать, милая женщина, кто такая Эл? — спросил у нее Радоборт.
— Ой, господин! За милую женщину, спасибо. Только я не певец, чтоб знать, кто она такая, — радостно ответила та.
— А почему не спросишь певцов? — спросил Радоборт.
— А где я возьму богатство, чтобы расплатиться за такую правду, — тут женщина смутилась, он смотрела на них какое-то время, потом заметила. — Есть такая правда, которая хороша, когда она тайна для толпы.
Она вновь была увлечена в круг людей.
Кикха и Радоборт переглянулись.
Эл тем временем мчалась по улице к дому Ладо, она не сомневалась, что разыщет Алмейру там. Эл вбежала в дом. Первым делом она переоделась. Очутившись в своем обычном сером костюме, Эл почувствовала себя уютнее. Перекинув через плечо сумку, с которой она старалась не расставаться, накинув плащ, Эл исследовала дом. Девушки не было. Тогда Эл сделала вывод, что королева прячется в другом месте. Эл вернулась на площадь, нашла место, где было немноголюдно, и подкралась к дворцовой стене. Разбег. Прыжок. Эл как кошка вскочила на перила галереи, спрыгнула на пол. Она пригнулась, чтобы ее не заметили с площади. Не плохо бы натолкнуться на жреца, он подскажет, где искать королеву. Эл зря надеялась. Такие существа имеют свойство не появляться, когда они действительно нужны. Тут ей пригодилось знание дворца. Скоро Эл оказалась во внутреннем дворике, где, рос маленький сад. В арке галереи третьего яруса Эл заметила Алмейру. Та вдруг метнулась в глубину галереи. Эл удивилась тому, что Алмейра убегает от нее. Эл помчалась вдогонку. Ей пришлось рыскать по коридорам, пока она не настигла девушку.
— Почему королева одна и прячется, когда все ликуют? — спросила Эл.
Алмейра посмотрела на Эл своими проникновенными очами. Эл догадалась, что с девушкой произошла перемена, что ее присутствие вызывает боль у молодой королевы.
— Что случилось? — задала Эл следующий вопрос и подошла вплотную.
— Мне не обязательно присутствовать на празднике. Я им чужая, — ответила та.
— Какая интересная позиция. Не пора ли перестать питать собственную трусость? Не порадуешься ли ты оттого, что я скажу? Я нашла способ отвести ураган от города. Есть надежда, а это повод для радости.
В ответ девушка тяжело вздохнула и заплакала.
— О святые небеса! — воскликнула Эл. — В этом городе до сих пор не идет дождь только потому, что вся влага выливается через эти очи! Что опять случилось? Ты же не жертв оплакиваешь? Алмейра, не вынуждай меня на крайние меры. Я могу узнать о твоих печалях помимо твоей воли. Как люди воспрянут духом и поверят в спасение, если видят испуганную и вечно чахнущую королеву?
— Неужели ты не понимаешь?! Ты не знаешь причину моего горя?! Неужели ты не видишь! Я хочу умереть! Нельзя так больше мучаться! — с рыданиями выкрикнула Алмейра.
— Я не знаю причину твоего горя, — призналась Эл. — И мне не понятно твое желание умереть. Вот не ожидала.
— Оставь меня, Эл. В тебе и счастье, и горе, и мука одновременно. Владыка наказывает меня! Но зачем так жестоко?!
— Я думаю, владыка здесь ни при чем, — сказал Эл, призывая свое терпение. — Ты не могла бы мне, глупой, объяснить, что твориться в твоем сердце? Постой, — Эл вдруг улыбнулась. — Радоборт?
— Я люблю его! — с болью простонала Алмейра. — Люблю. Никто и никогда не возбуждал таких чувств, такой боли.
— Да-а-а, — протянула Эл. — Твой выбор оказался по-королевски сложен. Хм. Да.
Эл отошла от Алмейры. Подпрыгнула и уселась на перила.
— Что же ты станешь делать? Страдать моча? — спросила она.
— Что мне остается, если он избрал тебя!
Эл старалась не засмеяться, пряча улыбку, она терла пальцами кончик своего носа.
— Выход здесь один. Нужно признаться ему. Это огромный риск, потому что этот мальчишка не знает, что такое любовь.
Эл увидела, как Алмейра перестает рыдать, как ее охватывает изумление.
— Так ты не любишь его?
— Ты придумала себе бог весь что! Мы чуть не убили друг друга! Хороша любовь! Наш разговор после схватки ты приняла за объяснение? Зря. Я люблю другого.
— Кикху?
— Нет. Он далеко отсюда.
— Тогда почему ты не с ним? — Алмейра выразила красноречивое изумление.
— Мы потеряли друг друга, потому что однажды я не решилась сказать ему правду о себе, о своих чувствах, об опасностях, которые мне действительно грозили. Я охраняла его чувства, его покой, чего не должна была делать. В результате, я потерла его, свой мир и даже себя. В иной ситуации, я бы посоветовала не торопиться с признаниями, но сейчас время быстрых событий, один день — дороже вечности. Скажи ему, как только почувствуешь, как только представиться возможность. — Эл спрыгнула с перил, подошла и крепко сжала руки Алмейры. — Долой смятение. От нашего с тобой мужества зависит будущее этого города и его народа. Идем. Люди должны видеть свою королеву. Она прекрасна и достойна уважения.
Эл распахнула складки верхней одежды Алмейры, под ним мелькнуло лиловое платье.
— То, что нужно, — заключила Эл и освободила Алмейру от серого одеяния. Потом сняла свой плащ и набросила ей на плечи. — Вот так. Рядом с тобой должен был идти принц или король, но, увы, я лишь могу его заменить.
Эл засмеялась, а Алмейра, утирая остатки слез, сказала:
— Это, почти, правда. Ладо изначально принял тебя за принца. Он вел тебя в город, надеясь, что ты будешь нашим королем.
Эл засмеялась еще громче.
— Я оказалась женщиной! Бедняга.
— Эл, могу я попросить тебя?
— Да.
— Позволь мне привести в порядок твою одежду и волосы, поскольку нам предстоит торжественный выход.
— Не могу отказать, — согласилась Эл.
Алмейра завела ее в одну из комнат. Там Эл увидела огромное зеркало и остановилась, как вкопанная. Королева пыталась подвинуть Эл к зеркалу, чтобы та взглянула на себя, но сдвинуть оцепеневшую Эл с места оказалось не под силу. Алмейра нашла гребень и аккуратно разобрала первую прядь волос. Эл так и стояла на месте, пока ее шевелюра не превратилась в красиво уложенный ореол. Алмейра сняла сумку с плеча, поправила куртку.
— Что это за зеркало? — наконец, спросила Эл.
— Самое обычное. Секрет этих зеркал прост, его показал странник.
— Твой отец?
— Откуда ты знаешь? — смутилась Алмейра.
— Меня нельзя поить. Все претензии к Таниэлю и его братьям.
Алмейра понимающе кивнула, но заметила:
— Горожане лишь подозревают это.
— Я не выдаю тайн чужого происхождения. Меня это не касается.
— Благодарю тебя, Эл.
— Что отражается в этом зеркале? — спросила Эл.
Алмейра оставила в покое ее одежду и заглянула в лицо.
— Ты знаешь легенду о зеркалах? — спросила она.
— Нет, — честно ответила Эл. — Какую легенду?
— Когда-то владыка этого мира создал зеркала, которые отражали истинную природу всего живого. Каждый, кто смотрел в зеркало, мог понять свое предназначение в этом мире. Но владыка позднее уничтожил все зеркала.
— Почему?
— Это знает только он, — ответила Алмейра.
— А это зеркало?
— Оно отражает видимость.
Эл вздохнула. Алмейра ждала, что она взглянет на свое отражение. Эл не двинулась с места.
— Все готово, — сообщила Алмейра.
— Нам пора, — сказала Эл и подала Алмейре руку.
Они спустились в нижнюю галерею.
— Мне не хочется выходить из дворца, на площадь, — со смятением в голосе сказала Алмейра.
— Но там стоит кресло, я видела. Оно для тебя, — настаивала Эл.
— Нет. Его ставят каждый год. Оно для короля. Это напоминание, что у нас был король и надежда, что он когда-нибудь будет, — сказала Алмейра и открыла перед Эл дверь.
Эл проследовала за ней по подземному переходу, они вышли на поверхность где-то за пределами площади. Они подошли к воротам. С площади доносился звучный голос Даниэля. Он пел. Эл стала вслушиваться в слова.
— Слышишь? Он поет о любви. О том, что в город пришла любовь. Хороший знак. Певец не лжет. Смелее, моя королева, — торжественно произнесла Эл и толкнула створки ворот.
Алмейра вздрогнула, Эл удержала ее руку в своей и ввела на площадь. Звучала музыка, голос Даниэля стал громче. Он пел со ступеней дворца, так чтобы всем было видно его.
Даниэль с возвышения разглядел, что происходит в дальних рядах. Люди расступались, по образовывающемуся проходу, шагала Алмейра в сопровождении Эл, потом он увидел сияющий взгляд старшего брата Таниэля, одобрительный кивок Ладо, торжество в лице маленького Хети, изумление Радоборта, который не сводил с королевы глаз. Даниэль неожиданно для себя соприкоснулся с ощущениями Кикхи, который был не проницаем до этого момента, он проникся ощущениями, которыми жил в это мгновение тот, кого все называли великим. Кикха был благодарен Эл, он испытывал удовлетворение и гордость за нее, точно видел триумф друга.
Даниэль умолк, потому что не смог петь, смятение охватило его. Совсем недавно великие всучили Таниэлю редкий кристалл, чтобы певцы рассказали людям об Эл. В их просьбе, как сказал Таниэль, не было доброго умысла, потому он пытался отказать в просьбе, но строгое требование, с которым обратился Радоборт, не подразумевало отказа. Таниэль принял плату, покачал головой и помрачнел. Теперь Даниэль с тревогой смотрел на Кикху. Когда была ложь? Тогда или сейчас?
Кикха ответил ему насмешливым взглядом, дал понять, что он все слышит, что придется исполнить обещанное. Даниэль понял, что великий состроил им ловушку, в которую попалась совесть троицы певцов.
Даниэля бросило в жар. Он сошел по ступеням вниз и поравнялся с девушками, точно встречал их. Эл серьезно посмотрела на него и передала руку Алмейры ему. Даниэль взял ее механически и направился к креслу. Ему показалось, что Алмейра испугалась, когда он усадил ее на трон, предназначенный королю, но Эл кивнула ей одобрительно, Алмейра осталась сидеть. Эл развернулась и поклонилась людям. Наступило молчание. Девушка обвела взглядом притихших горожан. Ее поступок стал неожиданностью, но еще не вызвал ни осуждения, ни одобрения. Ладо отделился от толпы, поклонился и встал за спинкой трона, поддерживая решение Эл, там же встали и трое певцов. Перед тем, как присоединиться к ним, Эл встала напротив трона опустилась на колено и коснулась края платья Алмейры.
— Пока я пребываю в этом городе, мои знания, мое сила, моя отвага в твоем распоряжении королева Алмейра, — сказала Эл так громко, чтобы ее слышали все.
Эл встала рядом с Ладо.
— Благодарю тебя, — шепнул он.
— Что-то я жреца не вижу, — тоже шепотом сказала Эл.
— Он не посещает праздники, — ответил Ладо.
— Эл, — позвал Таниэль, — сейчас время для песен. Что нам делать?
Эл указала взглядом на Алмейру.
— Как решит королева, — ответила она.
Таниэль склонился и спросил разрешения у Алмейры и еще шепнул ей что-то очень тихо.
— Такова их воля, — сказала Алмейра.
Таниэль приблизился к Ладо, и загадочно шепнул тому на ухо. Ладо встревожился. Тут Эл догадалась, что речь о ней. Таниэль в это время двинулся к лестнице, Даниэль и Маниэль шагнули за ним. Ладо сделал два шага и встал плечом к плечу с Эл.
— Мне нужно тебе сказать, — начал он. — Случилось то, чего я не ждал. Мне следовало объяснить раньше.
— Конкретнее, — сказал Эл. Люди на площади ждали представления, и ей не хотелось задерживать общее веселье.
— Отойдем к стене, — предложил Ладо.
Они оставили Алмейру одну, лишившись поддержки, она почувствовала себя неуютно. Люди были захвачены предвкушением продолжения праздника, и на нее уже мало кто смотрел, взоры устремились к певцам. Королева перевела дух.
Эл снова оказалась у ворот. Вид у Ладо был виноватый. Эл ждала объяснений.
— Я должен был предупредить тебя, но события мчались, и я не успел сказать. То, что сейчас будет происходить, затрагивает тебя.
— Каким образом? — спросила Эл.
— Эл, это традиция. Певцы прибывают в наш город каждый год перед ураганами. В этом городе принято...
— Ладо, я уже понимаю, что у вас принято, можно рассказать очень коротко.
— Сейчас будет часть праздника, когда певцов можно попросить спеть о чем угодно. Если кто-либо просит спеть о другом жителе или госте он должен за это заплатить.
— За меня заплатили? — спросила Эл.
— Да.
— Догадываюсь кто. И дорого?
— Таниэль не сказал мне цену.
— Забавная традиция. Необычно для моего понимания.
Эл не стала продолжать объяснение, Ладо с трудом давался этот разговор. Она хотела пройти сквозь ряды людей обратно к Алмейре, но сообразила, что исход представления неясен и откровения о ней могут навредить королеве.
Эл оказалась не единственной, о ком просили сложить песню. Таниэль уже огласил первую просьбу и запел. Он на ходу слагал куплеты с изрядной долей юмора, они звучали как поучение, люди на площади хохотали, и ему приходилось делать перерывы, чтобы успокоить народ. Когда Таниэль закончил петь, тот, о ком звучали его слова, вышел на ступени, обнял Таниэля и поблагодарил.
Настала очередь следующего, о нем пел Маниэль, он не подражал брату, и песня его оказалась серьезной, о несчастной любви. Из текста Эл поняла, что один молодой человек попросил спеть о своем друге, чтобы помочь раскрыть его душу. Эл была тронута этой песней. Маниэль, быть может, помог объединиться двум сердцам.
Потом Даниэль сложил веселую песню про соседа, который немного скуп, но не потому, что скуп от природы, а просто не подозревает о своей скупости. Вышла забавная песенка. И Эл увидела, как один горожанин взял плату за то, что поют о нем.
И тут Эл поняла, что настала ее очередь. Таниэль сообщил о поступившем заказе, народ оживился. И вдруг певец сказал:
— Я взял плату, но усомнился в том, что ее достаточно.
