— Ты хочешь еще? — услышала она вопрос Радоборта.
— Я бы просил совета у людей. Такое в этом городе в первый раз. Что мне делать, люди?
— Ты знаешь правила, певец! — кричали ему из толпы. — Ты взял плату, теперь придется петь. Если гостья сочтет плату малой, мы согласны собрать еще, сколько сможем.
Эл стала не по себе, захотелось уйти, оставив им право следовать своим традициям. Она старалась не сердиться, однако, чувствовала себя уязвленной.
— Что мне делать, Эл? — спросил Таниэль.
Эл не сдержалась, в ее голосе звучали злорадные нотки.
— Разве такому великому певцу не слышна песнь моей души? Или ты сейчас оглох?
— Сколько бы я не дал, даже более того, что дали мне, ты не возьмешь ни пылинки, госпожа. Я не смею предлагать тебе, — смутился Таниэль.
— Сколько за меня заплатили? — выкрикнула Эл и пошла к ступеням, перед ней расступались, а она видела, как на лицах появляется виноватое выражение.
Таниэль тем временем достал крупный кристалл. Эл догадалась, кому он принадлежал.
— Я поступлю по-другому, — сказала Эл, взяла камень в руки и швырнула в Кикху. — Вы не возьмете плату, но петь все ровно будете. Правду. Как оно должно быть.
Камень едва не угодил в голову старшему брату, Радоборт перехватил его.
— Это я заплатил, Эл! — выкрикнул Радоборт. — Разве всем уже не известно, как ты великодушна. Так пусть услышат балладу о тебе.
Даниэль почуял новую ссору.
— Мы принимаем твои условия, Эл, — сказал он и положил ей руку на плечо. — Позволь мне и Маниэлю взять этот труд на себя. Одного голоса будет недостаточно, а два то, что нужно, а Таниэль путь нас поправит.
Эл чувствовала, как растет напряжение в душе Таниэля, и поняла, что уже стареющий брат не сможет петь от волнения.
— Изволь, — кивнула Эл.
Маниэль встал у другого ее плеча и произнес первые слова, Даниэль подхватил мотив и продолжил, так они, словно переговариваясь, запели на два голоса :
Проходит этот день,
Один из тысячи, что проносились мимо,
И он не повторим, как все другие,
Из тысячи, когда была любима,
Когда сияла славой жизнь моя.
Но, где бы ни скиталась я,
И тысяча миров мне не заменят
Родимый дом и голоса друзей,
Что слышу я в своих воспоминаниях.
Я воскрешаю прошлое, когда мне грустно,
Оно уже не затмевает разум и не мешает
Жить и в этом дне.
И пусть никто не вспомнит обо мне.
Я свой свершаю путь велением сердца.
И, может быть в стремлении моем
Вы не найдете ни нужды, ни прока,
Меня вы не вините в том.
Я с вами прибываю лишь до срока,
Когда опять уйду своим путем.
В течение времен я перестала видеть
Прямую череду событий,
Я вижу жизнь, как полотно из нитей,
Что соткано судьбой.
На этом полотне и времена, и души,
И рок сплетаются в одно,
И дай мне Бог, на это полотно
Свой наложить стежок.
Да так, чтоб стало лучше,
И чтоб не упустить заветный срок.
Не просто следовать узорами судьбы,
Преодолеть сомнения и страх
И ложь, что на чужих устах
Сплетает сети зла.
О, будь добра, судьба! Чтоб я смогла
Замкнуть заветный круг,
И обрести тот мир, что сердцу дорог.
Опять попасть туда, где ждет меня любовь,
Где другом и любимой буду вновь.
Они пели, а перед глазами Эл стали проноситься картинки из прошлого. Первые путешествия во времени, полеты, космос, лица наставников и друзей, немногих врагов, плен, остров. Эл увидела всю свою жизнь, словно перед смертью. Голоса сплетались, терзали душу, а песня все не кончалась. Когда смолкли последние звуки, Эл очнулась со слезами на глазах. Певцы стояли рядом.
— Это обо мне? — спросила Эл.
Она смотрела на все отсутствующим взглядом.
Ладо издали наблюдал все действо. Он видел, как поднялся и ушел Кикха. А Эл впала в некий транс, он узнал этот взгляд, такой, какой видел на поляне во время схватки, словно дверь только что отворилась перед ней. То была дверь в прошлое. Он облегченно вздохнул. Все обошлось.
Эл спустилась со ступеней и ушла с площади. Никто не последовал за ней. Не посмели. Он понимал — извиняться бесполезно, и думал, что певцы немного нарушили условия. А возможно ли спеть обо всем сразу? Он не знал историю жизни Эл, но давно сделал вывод, что такой опыт в таком молодом возрасте, каким, очевидно, обладала она, не зарабатывается легко. Рассказ Алмейры о ранах, схватка с Радобортом, ревность Кикхи, — все говорило о том, что Эл не случайный гость в этом мире, что у нее есть цель, которую ему не дано постичь.
Эл брела прочь от центра города, ей хотелось спрятаться от всех, забиться в угол, забыться. Воскресли! Опять воскресли ее воспоминания! Она слышала голоса. Певцы пели, и среди их голосов ей чудился голос Игоря, смех Ники, вкрадчивые мурлыкающе интонации Дмитрия. Она не слышала только один голос — Алика.
— Прости меня, Эл. Я должен был остановить Радоборта, — это был его голос, и Эл шарахнулась в сторону.
Показалось. Кикха стоял за ее спиной. Эл свела брови, ей было неприятно видеть его, она снова пережила все чувства, что вспыхнули на площади, но не дала выхода злобе. Ком в горле. Она не смогла ответить, пошла дальше.
Совсем без цели она вышла к тем трущобам, где жили Хети и Алмейра. Она нашла тот дом, зашла внутрь, поднялась на второй этаж. Дом казался брошенным. Эл легла на пол, свернулась калачиком и больше не шевелилась. Приступ подобного оцепенения она переживала, когда очутилась одна на острове, когда нет ни мыслей, ни устремлений.
Она закрыла глаза. И незаметно погрузилась в тяжелый сон. Сама собой перед ней возникла картина прощания с островом. Алик. Алик. Этот образ снова стоял напротив. Что она говорила Алмейре? Признаться. Время. Время. Завтра может не наступить.
— Я люблю тебя. Слышишь. Я другая. Не важно, что такая я тебе не нужна. Я другая, но я люблю тебя.
Он молчал. Это была картинка из ее памяти, а не видение, а так хотелось, чтобы он возник. Эл впервые осознала, что ей нужна защита, что так в одиночку ей отсюда не выбраться. И тут возник другой образ, которого не было в ее видениях. Дмитрий. Какой-то высокий, мощный, слегка не бритый с шальным взглядом.
— Так не пойдет, капитан, — журчал димкин голос. — Вставай. Битва еще не окончена. Проснись, Элька. Неужели ты пропустишь первый порыв этого проклятого ветра. Или я в тебе ошибаюсь? Бейся, капитан. Не время киснуть.
Эл проснулась.
— Дмитрий?!
Пустой дом, хмуро, сквозняк, какого не было. Первый порыв!
Эл вскочила на ноги. Спохватилась. Сумки нет. Эл выбежала на улицу, она мчалась к городской стене, только потому, что так сказал Димка. Уже известным путем она влезла на стену. Он не ошибся. Это была еще та картина! Эл имела дело с бурями, потому впилась взглядом в сплошную стену мглы, которая летела на город с огромной скорость, она хотела поймать ее направление. Еще чуть-чуть и мгла достигла холмов с остатками храма. Там она немного рассеялась, появились течения, и Эл смогла ясно увидеть, как движется это нечто, как скользит между холмиками и тает. Досмотреть представление до конца она не смогла. Инстинкт самосохранения погнал Эл прочь со стены, только теперь стало очевидно, что ее снесет оттуда. Эл, царапая руки, разбивая колени ,сползла со стены и бросилась бежать. Не чувствуя под ногами мостовой, она мчалась так быстро как могла. Куда? Эл понятия не имела, где ей укрыться. Ее вынесло на дворцовую площадь.
— Сюда! Сюда! — услышала она крик.
Эл остановилась. На другом конце площади стоял и махал руками Матиус. Эл побежала к нему. Он не дождался, пока она поравняется с ним, и метнулся в ворота. Вместе они бежали к храму. Эл чувствовала, что не успеют. Грохот сзади означал, что ураган уже в городе. Они опять оказались на дворцовой площади, правда, в другом конце.
— Сюда! Сюда! — твердил Матиус.
Он метался как заяц. Эл уже собиралась схватить его и тащить во дворец. Матиус опередил ее и вбежал в галерею быстрей. Эл оглянулась. Темное марево уже застилало площадь, в лицо ударил удушающий порыв. Она задержала дыхание.
Матиус распахнул дверь. Она вбежала за ним. Он уже поднимал плиту. Эл помогла ему, и они свалились в темный лаз. В ловкости Матиусу не откажешь, он успел зацепиться за что-то, да еще прикрыть плитой отверстие. Он хрипел. Эл тоже дышала с большим трудом.
— Беда, — выдохнул Матиус. — Этот все снесет. Ох.
В темноте Эл слышала его бормотание, переходящее из внятного в совершенно неразборчивое. Эл не могла еще сообразить, что Матиус перешел на другой язык. Он долго что-то говорил. Эл перевела дыхание, откашлялась, и уже потом стала вслушиваться в его новую речь.
— Ты не знаешь этого языка, он уж очень древний, — внятно сказал Матиус. — Пришлось вспомнить его, когда искал смысл твоего имени. Думаешь просто прикидываться сумасшедшим. Ух. Пока разыскал тебя, думал, целая вечность прошла. Чуть не погибли. Какой переполох был вчера и всю ночь. Искали тебя. Думали, ты ушла. Пропала и все. Этот здоровенный великий метался по городу, злющий, как тот ветер. Вот радостная весть — ты можешь и от них спрятаться. Значит, и от владыки. Кто меня после этого переубедит, что ты — странник.
Эл переводила дух и молчала. Матиус дернул ее за рукав.
— Нельзя тут стоять, он и сюда проникнет. Нащупай внизу плиту.
Эл стала шарить в темноте. Они стояли в колодце, где поместилось бы еще несколько таких как они. Она нашла люк у себя под ногами — гладкую поверхность отличную от плит пола.
— Нашла, — сказала она.
— Я думал, ты говорить разучилась. Сердишься.
— Нет.
Матиус нащупал что-то в темноте и открыл люк. Эл скользнула туда, повисла на руках, ноги нащупали пол. Эл аккуратно встала на ноги.
— Там коридор, — указал Матиус. — У тебя за спиной есть ниша, поищи там лампу. Ай, да ты огня не достанешь. Вот что. Люк нужно за собой закрыть. Как бы тебе подержать меня.
— Спускайся, я возьму тебя за ноги, — сказала Эл.
— Не. Ты отойди, я сам.
Матиус, как мешок, рухнул рядом, покряхтел. Он взял у нее лампу. Свет осветил длинный коридор, который вдали поворачивал направо. Эл смотрела на светильник.
— Он не похож на те, что вы зажигаете наверху.
— Вот странность. Во время урагана шары не светятся, словно ветер забирает их силу. Заметила, что в храме я пользуюсь огнем. Огонь в храме должен всегда гореть. Всегда. Я ежедневно проверяю огни. Пора закрыть проход. Встань мне на спину и закрой его.
Эл быстро справилась с задачей.
— Вот, что значит — молодость, — поднимаясь с колен, кряхтел Матиус. — Эх, жалею, что в юные годы не путешествовал.
— Куда теперь? — спросила Эл.
— А где ты видишь две дороги?
Они очутились в лабиринте длинных коридоров, тут не оказалось ловушек и ложных проходов, но путь сильно петлял. Эл размышляла о назначении этих подземелий. Матиус молчал, шагал рядом и всматривался в стены.
— Что ты ищешь? — спросила она.
— Заветный камень, — ответил не без гордости Матиус. — Только я один знаю, что эти коридоры уцелели. Даже жрец не знает о них. Сюда не проникает никакая сила извне, эти ходы будто другой мир. Когда я брожу по ним один, мне начинает чудиться, что я вижу неимоверно дальнее прошлое, когда великие посещали этот мир чаще, а намерения их были полны добра и участия к жизни людей. Я так погружаюсь в те стародавние события, что возвращение на поверхность делает меня грустным и растерянным.
— Ты хорошо знаешь историю этих мест? — спросила Эл.
— Я ее знаю, в отличие от других, а поскольку состязаться мне не с кем, не смею судить, хороши ли мои познания.
— Ты мог бы мне рассказать?
— Ты знаешь. Певцы поведали тебе историю города.
— Я до сих пор не знаю, какое открытие сделал король Алмейр, за что владыка проклял его? Что-то здесь не стыкуется. Это же очень странно. За открытие не наказывают.
— Еще как наказывают. Разве в твоем мире такое не случается? А с тобой такого не случалось? Было ли в твоей жизни так, что ты совершала открытие, и тебя изгоняли за это?
— Не совсем в точности так, — ответила Эл, потирая подбородок, — но история моего мира изобилует подобными фактами. Правда, с одним важным замечанием. Там люди осуждали людей, а тут владыка наказал подданного. И за что, за то, что тот познал истину?
— Про истину не знаю. Никто не знает, что познал Алмейр.
— Но существует же книга, в которой король написал о своей жизни.
Матиус засмеялся.
— Существует? Это легенда. Только легенда. Никто не держал этой книги в руках. Прими совет, не задавайся этим вопросом, не повторяй ошибку короля. Ты тут гость. Делай свое дело и ступай дальше.
— А правда, что перед смертью Алмейра посетили двое? — спросила Эл.
Матиус изумился сказанному и остановился. Он смотрел на нее вопросительно, но без испуга.
— Тех двоих никто не видел, кроме короля, — загадочно прошептал Матиус, — Он будто бы бредил перед смертью. Он говорил о них жене. Кто это пооткровенничал с тобой, не боясь гнева владыки? Уж не длинный ли опять строит козни?
— Ты о Кикхе? Едва ли он знает эту историю.
Матиус вдруг засмеялся ее словам, Эл почувствовала себя наивным ребенком.
— Так он же и был тот, кто заставил наследника великих королей поднять бунт против владыки. На того первого Алмейра не действовал гнев владыки, поскольку только одному потомку он доверил тайну. Короли хорошо знали законы этого мира и не нарушали их, поэтому проклятие не свершалось. Но появился этот великий, и тайна раскрылась.
— Кикха все знает?!!! — не выдержала Эл и перешла на крик.
— Ты так кричишь, что стены осыплются. Потише. Тише. Зачем кричать? Вот как вышло! Ты и не ведала, кто рядышком? Ох, хитер. Как хитер. Тебя провел.
— И не раз, — с отчаянием согласилась Эл. — Знал. И не помог.
— Они такие, слуги владыки, — пояснил Матиус.
Эл села у стены.
— Он предупреждал меня, чтобы я не вмешивалась. Не зря предупреждал. Что-то здесь не так. Подозрительно. Матиус, но ты не жрец. Ты откуда знаешь?
Матиус сел рядом. Он устал и не прочь был отдохнуть. К тому же девушка не считала его странным, говорила доверительно. Матиусу было приятно, что она проста в беседе и не все знает. Как все в городе он симпатизировал Эл, сам не мог бы объяснить почему. Матиусу очень хотелось, чтобы она избавила от проклятия его город, он был уверен, что в ее светлой голове родился умный план. Помочь ей — было счастьем для Матиуса.
— Я хранил городской архив, прочел много рукописей. Во времена молодости мы с Ладо искали истину, как ты выразилась. Ладо считал, если он управитель города, то он должен познать правду, я так же думал, потому что хранил историю города. Малышка Алмейра часто лепетала про огни в городе. Ладо первым догадался, что она предупреждает нас о пожарах. Он всегда понимает ее лучше других. — Он вдруг встал. — Пойдем. Судьба заставила меня спрятать тебя от бури именно в этом месте, может быть, она дает мне подсказку.
Превозмогая усталость, он провел ее еще многими коридорами, прежде чем нашел, как он говорил, "заветный камень". За следующим поворотом Эл увидела, что ход раздваивается, а один из проходов завешен тканью.
