Хозяин кабинета в своей речи ни словом не упомянул о средствах доставки. Вряд ли кто-либо помимо уже упоминавшейся троицы осознавал их значение. Для непосвященных слова 'атомная бомба' чуть ли не автоматически означали, что ее применить можно лишь с помощью бомбардировщиков. О том, что для той же цели могут использоваться ракеты, было известно лишь тем троим.

Но даже они не знали, что чужой разведке уже известно о наличии у Советского Союза атомного оружия.

У Вальтера Шелленберга были именины сердца и праздник души одновременно. На то существовали причины.

Он придумал операцию. Он изобрел средства для ее осуществления. Он организовал ее. Он получил результаты. Остался пустяк: доложить начальству наивыгоднейшим способом.

Вот почему руководитель внешней разведки Германии попросил рейхсканцлера (со всей почтительностью, заметьте!) его выслушать, посулив при этом доклад государственной важности. Правда, это было сделано через голову непосредственного начальства, то есть самого Рейнхарда Гейдриха, но выигрыш обещал быть очень уж весомым.

— Герр рейхсканцлер, — Шелленберг счел нужным придерживаться официального тона, — я выполнил свое обещание.

Последовала пауза если не гроссмейстерского, то уж верно мастерского уровня. Если быть точным: ровно такой длительности, чтобы заинтересовать, но не длиннее, дабы не вызвать раздражения.

— Предложенный ранее метод выявления подземных испытаний ядерного оружия дал результат. Вот в этих папках заключения от сейсмостанций в Берлине, Мюнхене и Марселе. Все они содержат один и тот же вывод: произошло землетрясение, включавшее в себя лишь один-единственный подземный толчок. Разумеется, местные сейсмологи не дали заключения ни о силе его в эпицентре, ни о местонахождении. У них не было данных для этого. Разумеется, все материалы, в том числе первичные записи, изъяты. Наша разведка позаботилась об этом даже в Стокгольме. Здесь отчет профессора Вюнфельда и его группы. Один из его сотрудников обработал шведские данные, отчет в отдельной папке. Вот она. А тут общий вывод. Если коротко: все сигналы, зарегистрированные перечисленными сейсмостанциями, имеют один и тот же источник. Удалось даже вычислить примерное местонахождение. Эпицентр находится на территории Советского Союза, как я и предполагал. Точнее говоря, в Сибири, в районе города Семипалатинска. Вот отметка на карте. К сожалению, имеющиеся средства позволили установить эпицентр лишь в круге радиусом около двухсот двадцати километров. Более точно оценить коррдинаты возможно лишь с подключением данных от других сейсмостанций, но поскольку таковые не находятся под контролем Рейха, я не счел возможным это делать по соображениям секретности.

Рудольф Гесс был толковым руководителем. По этой причине он бегло (но не вскользь) просмотрел отчеты местных сейсмостанций и весьма тщательно изучил выводы в отчете, подписанном профессором Вюнфельдом. Наконец, глава германского правительства захлопнул все папки и сложил их в аккуратную стопку.

— Возник вопрос, Вальтер. Исключил ли профессор Вюнфельд возможность природного происхождения этого землетрясения?

— Мы тоже об этом спросили. Природные землетрясения обычно отличаются несколькими подземными толчками разной силы. Наличие только одного профессор полагает крайне редким, хотя и возможным явлением.

— У вас есть и дополнительная информация, не так ли, Вальтер?

— Не так много, как хотелось бы, герр рейхсканцлер. Этот город Семипалатинск даже по меркам русских является глухой провинцией, и каждое новое лицо в нем неизбежно привлекает внимание. Но нами отправлен на поезде до Хабаровска агент с прибором, отмечающим радиоактивность. В наихудшем случае этот прибор не покажет ничего. Это будет означать, что испытания проводились под землей. Но если то был наземный взрыв, тогда, несомненно, следы останутся.

— Какова могла быть мощность взорванного боеприпаса?

— Мы этим тоже поинтересовались. Профессор Вюнфельд наотрез отказался отвечать на вопрос, заявив, что даже если то был взрыв, оценить его мощность в отсутствие многочисленных дополнительных исходных данных совершенно невозможно. Однако наши люди были настойчивы и опросили членов этой группы. Все дали примерно тот же ответ, за исключением фройляйн Лённарт. Весьма дерзкая и самоуверенная молодая особа, надо заметить. Ее слова были чуть иными. Цитирую по памяти: '...по моему мнению, рассматриваемый подземный толчок никак не мог иметь своим источником взрыв. Для такого потребовалось бы, по самым осторожным оценкам, десять тысяч тонн тринитротолуола. И это, повторяю, минимум. Затраты на подобный взрыв не могут быть оправданы никакими целями.' Конец цитаты.

— Вы хотите сказать, Вальтер, что эти слова суть косвенное подтверждение нашим догадкам?

— Именно так, герр рейхсканцлер.

Конечно же, о дальнейших планах разведывательного ведомства разговор не пошел. Шелленберга всего лишь поблагодарили и обязали продолжать следить за возможными свидетельствами атомных испытаний.

После ухода посетителя Гесс крепко задумался. По всему выходило, что гениальное предвидение фюрера в очередной раз не подвело Рейх. Если это оружие испытывают, это может означать, что его вскоре примут на вооружение, если уже не приняли. А еще у Советского Союза имеются бомбардировщики, которые способны долететь до любого объекта в Германии, вылетая при этом с каких-то отдаленных аэродромов. Откуда именно, установить не удалось. Рейхсканцлеру в свое время доложили, что ни радарами, ни визуально появление этих самолетов над Германией засечь не удалось — лишь слухачи ПВО сумели это сделать, да и то они лишь зафиксировали сам факт пролета, а что до возможности перехвата, то таковой не обнаружилось.

Но господин рейхсканцлер располагал и другой информацией.

Изменилась структура производства на советских предприятиях, производящих танки. Вместо единообразных машин там воцарилось то, что агент обозвал хотя несколько вольно, но точно: 'зоопарк'. Правда, полковник Пикенброк, докладывая о состоянии дел, отнесся к этому эпитету, как к курьезу, но...

Готовился к выпуску непонятный танк, явно наследник уже известного по русско-финской войне Т-34, но модернизированный. Единственное, что о нем было известно достоверно, это калибр пушки; о нем агент судил по гильзе снаряда. Броня усилена по сравнению с Т-34, но такое и ожидалось. А вот насколько усилена — данных нет. Улучшена ходовая часть. Танковые офицеры Рейха уверяли, что ухудшить таковую мог бы только гений: настолько она была плоха изначально. Улучшена связь и оптическое оборудование, но это тоже можно быть предвидеть. И опять же: сколько-нибудь достоверные данные отсутствовали.

Но оставался открытым вопрос: сколько таких планируется к производству? Ибо одновременно с этим танком деятельно разрабатывалась и уже начала производиться другая бронетехника. Транспортеры колесные и гусеничные с пушечным вооружением, ориентированные на перевозку отделения солдат. Самоходные орудия, причем калибр так и остался неизвестен. Но уж точно не меньше, чем у Т-34, это простая логика. Самоходные же зенитки. Самоходные минометы как бы не двизионного уровня, мощные модели которых проявили себя ужасающим (для финнов) образом. Прекрасно оснащенные — по русским меркам — передвижные ремонтные мастерские. Почему-то прекратился выпуск тяжелых танков КВ, но взамен готовилось производство их аналога, о котором и вовсе ничего не было известно с достоверностью.

Военная разведка сочла положительным тот факт, что все вышеназванное почему-то выпускалось малыми (сравнительно) сериями. И все равно вопрос остался открытым: против кого? Слабым утешением был вывод: против Рейха это явно не смотрелось. Пока что.

Принимал тяжелые крейсера лично нарком Кузнецов. Процедура не была совсем уж незнакомой. Все же один из них уже вошел в ряды РККФ. Один день — один корабль, специальный экипаж тут же отвел его на четыре мили к пирсу. На следующий день — еще один. Но вечером того же дня состоялся серьезный разговор. До него не допустили даже охрану. Состоялся он в комнате, отведенной для товарища Александрова. На столе, как по волшебству, нарисовались настоящий кубинский ром и коньяк — в соответствии со вкусами собеседников. Закуска была рыбной и не бедной (икорка разноцветная, севрюжина и семга).

— Сергей Васильевич, за труды благодарю. Но имеем проблему.

— Я вроде как все сделал правильно... К этим красавцам претензии есть?

— Да не претензии, а проблемы, и не в крейсерах дело, а в эсминцах.

Александров был искренне изумлен и выразил это чувство в выражениях, не рекомендуемых при выступлении на партийном съезде. Впрочем, тут же он пояснил мысль:

— Да я тут при чем???

— Понимаешь, в эскадры, которые ушли на Дальний Восток, вошли эсминцы серии 'семь'.

— И что?

— То, что все они имеют итальянский прототип.

— Не понял, поясни.

— Итальянцы строить корабли умеют, слов нет, но рассчитаны они на Средиземное море. И лидер 'Ташкент' тоже...

— А, теперь понимаю. В океане этим корабликам приходится кисло. Что-то я читал: вроде как у 'семерок' корпус недостаточно прочный. Не рассчитан на океанские ураганы.

Источник был не слишком авторитетный: роман Звягинцева. Впрочем, автор был моряком, пусть не военным, и в истории кораблестроения что-то понимал — в отличие от Рославлева. Хотя невежство инженера-контрабандиста в этих вопросах было достаточно известно обоим собеседникам.

— Ну так и есть. Исправлять уже некогда.

— Так при них будет крейсер. Этот, 'Красный Кавказ'.

— Ага. Стволы орудий расстреляны вдрабадан, о состоянии машин тоже сказать мало чего...

— Николай Герасимович, что ты от меня-то хочешь?

Адмирал уконтрапупил стаканчик, закусил и пошел напролом:

— Сергей Васильевич, ты помог спи... увести почти что линкор от германцев. С их эсминцем так же поступить можешь? А в конечном счете желательна серия.

— Ну, ты скажешь... И да, и нет. Просто так взять и того... этого самого... ну, как 'Адмирала Шеера' — нет, не смогу. Впрочем... давай честно, Николай Герасимович: сильно нужны?

— До последней степени, а особенно во Владике. Хотя на других флотах тоже пришлись бы ко двору.

— Немецкие, говоришь? Дай-ка вспомню. Вроде бы у них есть... как их там? О, серия 'Нарвик'. Угадал?

— В самую дырочку. Они. Между прочим, по характеристикам если от лидера отстают, то совсем немного. А по вооружению как бы не сильнее. Правда, если верить 'Джену' , зенитное вооружение не из сильных, зато гидролокатор и четыре бомбомета.

— Радар?

— Отсутствует, конечно.

Коринженер, в свою очередь, намазал бутербродик, налил коньяк (по своему обыкновению, в объеме наперстка) и отправил сей комплект в нужный адрес.

— Есть один вариант, Николай Герасимович. Можно честно купить такой кораблик. Существуют возможности. Но, как мне кажется, покупку стоит сопроводить условиями: главный калибр немецкий, родной то есть; торпедные аппараты их же, а вот торпеды к ним наши, они лучше. Их зенитная артиллерия нам нужна, как барану тушенка, наша куда лучше будет. Радар установим сами, тут просто обязаловка. Это все в теории, как понимаешь. Ничего не гарантирую, но постараюсь пробить разрешение на покупку. Однако вижу трудность по времени. Сам считай, Николай Герасимович: на текущую навигацию по Северному морскому пути ну никак не успеем. Иначе говоря, на Дальний Восток перебрасывать придется по теплым морям.

— Это ты так говоришь: 'по теплым морям'. А на деле, я прикинул, когда эсминцы смогут подойти к Золотому рогу, так он во льду будет.

— Что ж с того? Чай, не при царе живем. Ледокол найдется? Я так и полагал. Но без разрешения... — тут взгляд Сергея Васильевича благочестиво устремился в замызганный потолок, — ...не обойдемся. У начальства могут быть резоны. Сам понимаешь, время хорошего контрабандиста аж по часам расписано.

Сначала адмирал счел, что последняя фраза — чистая шутка. Потом он решил, что в этих словах слишком много правды. Третьей мыслью был вывод: никаких определенных выводов делать не следует.

Глава 25

Остряки утверждают, что у паровоза высокий КПД. Правда, они же потом уточняют: в сравнении с организациями, занимающимися разведкой.

В некотором смысле так дело и обстоит: из огромного массива сведений лишь небольшая часть оказывается ценной, да и та подвергается урезанию. Например, аналитик решает: да, нужная информация, но несвоевременная. Или, того хлеще: да, высокоценные сведения, но если дать им ход, то пострадают... ну, подставьте сюда все, что угодно. Интересы флота, например, или безопасность Очень Важного Лица.

Слов нет, советская разведка поработала хорошо. Отличное немецкое пиво превосходно ей подыграло.

Один из сокружечников настойчиво хвалил продукт германского кораблестроения. Конкретно речь шла об эсминцах серии 'Нарвик'. Другой — а он на таком как раз и служил — опровергал и противоречил.

— Так как же, — горячился защитник, — ведь главный калибр почти шесть дюймов. Да это как у легкого крейсера! Уж точно посильнее любого эсминца: хоть британского, хоть советского, даже американского.

Про японские корабли сторонник кораблей Кригсмарине не упомянул. Он просто не был силен в теме.

— Ага, — отвечал прокурор, сопровождая аргумент солидным глотком и соленым крендельком. — Пятнадцать сантиметров, как же, а толку с них? Даже в свежий ветер эсминец качает, как юнгу после трех кружек пива, с десяти кабельтовых в баржу не попадешь...

Это было, понятно, сильным преувеличением.

— ...да артиллерия — это не все, — витийствовал свирепый критик, — а турбины с котлами?

— Я торпедист, — состорожничал поклонник немецких изделий, — ты тут специалист. Тебе виднее...

Это был комплимент с большой дозой преувеличения.

— ... а что с ними не так? Германская школа котлостроения — самая передовая в мире!

— Школа передовая, а котлы с турбинами — павианье дерьмо.

Эпитет был незаслуженным хотя бы уж потому, что павианов как таковых славный моряк сроду не видывал. В его родном городишке Танненбах зоопарков не было и быть не могло. Но боцман на месте службы обожателя немецкого пива это выражение употреблял.

Как бы то ни было, у поборника справедливости, он же ненавистник 'Нарвиков', чувства прямо кипели:

— Когда половина наличных эсминцев у стенки стоит — это как? По причине аварий в котлах!

Адвокат пытался защищать подсудимых, но без большого успеха.

А через считанную тройку дней аналитики флотской разведки уже изучали как изложение этого разговора, так и другие сведения, которые лишь подтверждали друг друга.

И все это оказалось бесполезным. Немцы вежливо, но твердо отказались продать не то, что один 'Нарвик' — даже чертежи и прочую документацию. Разумеется, эта информация попала на стол к адмиралу Кузнецову. Нарком поделился ей с инженером-контрабандистом. Тот в ответ попросил два дня сроку на 'поразмыслить'.

Ракетчики не скрывали самодовольства. Улучшенная одноступенчатая ракета летала. Мало того: она могла нести почти сто пятьдесят килограммов полезной нагрузки. Формально говоря, Королев, Янгель, Челомей и прочие руководители ракетных КБ не должны были ведать, какого сорта начинка предполагается для этих изделий. Но каждый из них неким таинственным путем узнал о существовании чего-то ужасающе мощного, которое по весовым и габаритным характеристикам 'как раз проходит'. Правда, дальность полета не особо впечатляла, вежливо говоря: шестьсот километров. Но Сталин умел быть терпеливым, когда надо. Из предоставленных документов он уяснил, насколько длительной и кропотливой может быть — нет, обязана быть — разработка ракетных изделий. В результате вождь требовал информации о состоянии дел, но не торопил.