Зверь лютый. Книга 15. Стрелка

Русские лихо отогнали от Городца первый отряд меря. Встревоженный Ибрагим послал усиление. К русским тоже продолжали подходить отряды из волжских городов.

Похоже на сражение под Малоярославцем: последовательная посылка подкреплений сражающимся соединениям обеими сторонами.

Здесь хуже: туземные союзники могут в любой момент изменить. Булгары-то уйдут в свой Булгар, а мерянам — рядом с русскими жить. Или — не жить.

Лодейный бой имеет свою специфику. Существенным элементом такого боестолкновения является активное использование дальнобойного метательного оружия.

Проще: у русских — мощные пехотные новгородские луки. Которые вполне уместны в лодейном бою, которыми новогородцы умело владеют. А меря... они лесовики. В лесу стрелу далеко не кинешь, мощных метательных средств нет. Да и сами стрелы... Одно дело — тупым наконечником сблизи белку в голову валить, другое — издалека да бронного латника. Ну, не водится в здешних лесах такой дикий зверь, чтобы в шлеме, в доспехе, со щитом...

Пришлось Ибрагиму посадить в лодки половину своей дружины. Его нукеры обучены конному лучному бою — сходство есть.

Но второе русское войско стоит у устья Клязьмы. Чего они ждут?

Тут, вдоволь помурыжив неизвестностью и неопределённостью командиров противника, Боголюбский снова переиграл Ибрагима.

Насчёт "вдоволь помурыжив" — не преувеличение. У эмира — армия наёмная, у князя — казённая.

Эмир не заплатил — народишко разбежался. Его войско идёт в бой за "пряником": подарками, нынче и после, за добычей.

У князя — от "кнута": не пойдёшь — голову снимут. Вместе с шапкой у кого есть.

Понятно, что набор мотивов в обеих армиях у разных людей и подразделений — разные. Но относительный вес... у эмировских — жадность, у княжеских — страх.

Пока войско стоит без дела в нём нарастают всякие... "негоразды". Эмир вынужден их гасить подарками, улещиванием.

Боголюбский... Прозвище — "Грозны Очи" употребляется в летописях к двум другим, более поздним русским князьям. Про Андрея говорят проще: "Китай брови сведёт — всяк на колени падёт да ползком поползёт".

Как ни нервничали воеводы на Мещерском острове, а помалкивали:

— Начальству — виднее. Как государь скажет — так и будет.

Третий раз Андрей переиграл Ибрагима, поставив лодейный лагерь в десятке вёрст от Бряхимова. Эмир до последнего не мог решить: будут ли русские бить с лодей, от реки, или пойдут верхом, по "Гребешку". Поэтому не делал ничего: войско и гвардия, кроме немногочисленных обсервационных отрядов, оставались внизу, у воды, ожидая десантирования прямо под стены городка.

Два разных способа организации армии: "демократия" — у Ибрагима, "тирания" — у Боголюбского.

Эмир, не смотря на все "припадания и преклонения" в восточном стиле, должен был постоянно стремиться к консенсусу. Каждый отряд был, по сути, независим. Ну что ты сделаешь тому же удмурту?! Он сюда пришёл своей волей. И уйдёт также. Когда захочет. А найти его потом, в его лесах... Нет, можно, конечно, погрозить пальчиком, ввести торговые санкции... и оставить своих купцов без мехового товара.

У каждого из племенных отрядов — свои "отношения" с соседями. Если эрзя говорили — "да", то мокша начинали с — "нет". По любому вопросу.

В обеих армиях людям довлели три приоритета: сохранить свои головы, захватить добычу, добиться победы. Любой племенной князёк именно так, в такой последовательности, строит и своё отношение к любому предложению на совете, к действиям своего отряда на поле боя. Это — причина для конфликта. Потому что всегда есть места опасные и бесприбыльные. А у эмира нет инструментов заставить. Только уговоры да подарки.

Напомню: катастрофа, описанная в "Слово о полку Игореве" началась с того, что Игорю (Полковнику) в предыдущем походе не дали место в авангарде. Где он мог бы безбоязненно грабить половецкие кочевья.

Едва мы прошли устье Нерли Волжской, как в стане булгар появилось... разномыслие. Без консенсуса они ничего сделать не могут, а консенсус недостижим, потому что интересы племён — различны. Мери с Вологды нужна обязательно победа — иначе их русские потом в одиночку вырежут. А печенегам, например, вообще, кроме добычи ничего не интересно.

Ибрагим тратил всё время и силы на "демократию" — поиск баланса интересов групп участников. В результате, его армия, как та сороконожка, которая задумалась о том, как же она ходит — не могла сдвинуться с места.

Все эти мотивы присутствовали и в русской армии. Но победа, "слава" — были важнее. Потому что, "бесславие", "бесчестие" — эквивалент "сложить голову". Потому что — Боголюбский. Он — "оторвёт голову". Тиран, однако. Деспот эз из.

"Демократия" Ибрагима чётко проигрывала "деспотии" Боголюбского.

Четвёртый раз Андрей просто испугал Ибрагима, последовательно чередуя удары. Эмир постоянно опаздывал, постоянно оказывался должен следовать за тактическими инициативами Боголюбского.

Сперва Андрей малыми силами лесовиков-егерей ударил по аванпостам в лесу на узостях "Гребешка". Эмир отправил им достойное подкрепление. Достойное для отвлекающей стычки в лесу. Поскольку очевидно — это просто обманка. Настоящей битвы в "лесных дебрях" быть не может. Ясно же — основной удар будет с воды: в русском лагере горят густо костры, толпы народа таскают там лодки. Что этот народ нестроевые — издалека не видно.

И тут вдруг из непроходимых оврагов в тылу Бряхимова полезла русская пехота!

Овраги — непроходимы! Но...

Основная сила в полевом сражении — конница. Пехота — вспомогательный подвижной говорящий деревянный забор. Это знают все. Сызмальства. Особенно — у бывших кочевников.

В Первой конной приданные стрелковые дивизии были предназначены для решения вспомогательных задач: обеспечения прочности обороны, зачистки укрепрайонов...

Любой здешний аристократ строит бой от конной атаки. И Боголюбский — тоже. Но он видит и возможности пехоты. И отличия русской пехоты от племенных ополчений лесовиков.

Как пехотинцы-копейщики мы пролезли по оврагам и поднялись на "полчище". А как "тупые русские" — построились и не сдвинулись

Эмир перепугался и спешно погнал своих союзников и вассалов наверх. В суете и волнении.

Строить собственные войска в непосредственной близости, на виду у изготовившегося к бою противника — верная дорога к поражению. Это все знают!

Но "ленивые русские", вместо того, чтобы атаковать отряды, полезшие на гору в суматохе "по тревоге — бегом!", непостроенные, в неудобном, небоеготовом состоянии, позволили мари и мордве спокойно подняться и развернуться в боевые порядки.

Ну не тупые ли?!

Тревога эмира, ожидание беды сменилась надеждой на победу.

Взамен расчётов:

— Всё идёт по плану, мы сильнее, храбрее, многочисленнее...

в тревожной психике предводителя затрепетало слабенькое пока, но очень сладостное предвкушение удачи. Не закономерность, но выигрыш. "Счастливый случай", "джекпот", "птица счастья"...

— Только бы не упустить...

Эмир послал войска в атаку, ввёл в действие резервы... Остался последний ресурс: "личным примером".

Как и положено благородному государю, явился он на поле боя во главе верных нукеров, воодушевил своим видом воинов и лично повёл отборную правоверную конницу против левого фланга русских. Имея ввиду оторвать русское войско от "Гребешка", сбросить в овраги и там, используя численное преимущество, многочисленность своих лучников и превосходство в высотах — безопасно истребить гяуров.

Но когда Муромский городовой полк и суздальские хоругви, стоявшие на левом фланге, подались под ударом "белых булгар", из леса ударила русская конница под личным командованием Боголюбского.

"Конница по оврагам не пройдёт" — истина. Через овраги прошла пехота.

"Конница не может сражаться в лесу" — истина. В лесу сражались отряды муромы и мещеры.

А вот фраза: коней нельзя провести через лес, коней нельзя провести по крутым подъёмам — не истина. Можно. Пешком, держа под уздцы, осаживая и поддерживая. На конях можно не только ездить — их ещё и вести можно.

Для местного аристократа — мысль непривычна. Такой идеи — просто нет. Что князь, что эмир — они на конях только ездят. Только!

"Взять лошадь под уздцы и отвести её к водопою..." — это делают слуги. Коня подвели — государь всел в седло. Поскакал. Коня остановили, придержали — государь спешился.

"С порога юрты кочевник садится в седло. Даже если ему надо проехать десяток шагов до порога другой юрты".

"Вести коня в поводу..." — совершенно смердяческое, рабское занятие! Степняки никогда так не делают!

Эмир даже возможности такой не допускал! Даже помыслить о таком не мог! А Андрей заставил гридней идти пешком, вытащить коней наверх, пройти сквозь лес, скрытно накопиться на опушке за спиной лесовиков-егерей и сесть в седла уже перед самим боем.

Получив во фланг и в тыл кавалерийскую атаку превосходящих сил противника "белые булгары" побежали. А бежать-то им некуда! Всё поле в ширину — версты полторы-две. Свернуть некуда: лес и овраги. И они понеслись. Галопом. По тылам собственной пехоты, атаковавшей так и не сдвинувшиеся с места русские хоругви. По отползающим в лагерь раненым союзников.

Этот-то вой — смертный вой беспомощных, затаптываемых насмерть своими же — я и слышал, стоя на гребне Окского обрыва, у себя за спиной.

Следом за нукерами покатились княжеские дружины, рубя в спину "прилипших" к русскому строю лесовиков. Побежавшие племенные отряды попадали под копыта своих и чужих, под мечи и сабли русских.

"Самое страшное — рубка бегущей пехоты".

И плевать, что пехота бежит не "от" конницы, а поперёк. Так даже лучше: больше зарубить можно.

Это-то и нужно было Боголюбскому! В этом-то и состоял его замысел!

Выманить лесовиков в чистое поле. Выманить туда, где их основные боевые навыки — малополезны, а необходимые — отсутствуют. Ударить по ним. Ударить тяжёлой конницей, с которой лесовики ничего сделать не могут. Ударить с тыла, отчего и опытные воины теряются. Вырезать, вырубить, затоптать...

Потому что, выковыривать союзников булгар, "друзей эмира" из их лесов — тяжко и кроваво.

"Бенгальский тигр — прекрасный и опасный зверь. Но выгони 40 тысяч тигров на эту пустынную песчаную равнину... Жалкое беспомощное существо".

Великолепные охотники, прекрасные следопыты, мастера лесных засад... стали просто бегающим по полю двуногим орущим мясом.

Русская конница прогнала булгарскую через всё "полчище", прижала к северному концу, к обрыву над Волгой. И скинула туда.

"Белые булгары" дрались отчаянно, спасая своего эмира. Эмир и несколько его спутников съехали на задницах по склону. Чуть позже их подобрали лодочки с беглецами.

Андрей "сам ис?коша множьство. а стягъ? ихъ поимаша и едва в мал? дружин? оутече князь Болгарьскъ?и до Великаго города".

Летопись говорит: "эмир в сильном страхе убежал с малой дружиной в Булгар, где и затворился".

Дело не только в личном страхе, дело в заваленном порубленными трупами воинов союзных племён "полчище", в мордовских, марийских, буртасских, удмуртских... мертвецах, качаемых окской и волжской волной вдоль всего берега.

Дело в "правде". Которая — сила.

"...князь же Ондрей воротися с победою, видевъ поганыя Болгары избиты, а свою дружину всю сдраву. Стояху же пешци съ святою Богородицею на полчище, подъ стягы; и приехавъ до святое Богородици [и до пешець] князь Андрей, с Гюргемъ и со Изяславомъ и съ Ярославомъ, и со всею дружиною, удариша челомъ передъ святою Богородицею, [и почаша целовати святу Богородицю] с радостью великою и со слезами хвалы и песни въздавающе ей..."

Бряхимовский поход переломил ситуацию на Волге. Через 7 лет в РИ здесь же, на Окской стрелке, сын Андрея с сыновьями муромского и рязанского князей будут поджидать боярское ополчение, будут ругаться: "едучи не едут!". Чудом выскочат своими малочисленными дружинами из мордовско-булгарского окружения. Но этот эпизод не остановит закономерности: Русь пересилила Булгар.

Следующие походы будут удачными или очень удачными, неудачных — не будет. И уже через 60 с лишним лет, очередной Владимирский князь, заключая новый мирный договор с перепуганными булгарами скажет: "а ряду быть как с отцом и дядей моим были". "Дядя" — Андрей Боголюбский.

Волжская Булгария "закуклится" — перестанет ходить на Русь, будет постепенно сдавать своих союзников из племенных князьков. Сосредоточится на строительстве мощных крепостей, на укреплении пограничной стражи по Яику.

Потом придёт Батый... И всё станет прахом.

* * *

Сухан с носилками свернул в устье очередного оврага. Дальше овраг раздваивался. Носильщики взяли вправо, а мне прямо в лицо из другого ответвления оврага вдруг вывалилось несколько знакомых воинов из хоругви Дворковичей. За ними, вереща, пёрли "медвежьи головы с кирпичными зубами". Пришлось отскочить назад на Окский пляж. Там тоже топталось несколько десятков враждебных индивидуев. Справа поднималось стена берегового обрыва. А слева...

"Каждый парень имеет право

На то что слева и то, что справа".

В данный момент "право на лево" было важнее. Прямо-таки — жизненно необходимо. Мы кинулись к валявшимся на песочке лодочкам, подхватили ближайшую с вёслами и побежали в Оку. Недалеко. По самые... мда. "Вам по пояс будет".

С берега метнули пару копий, нам не понравилось и мы выгребли дальше.

Глава 330

А дальше, оказывается, уже Волга.

Вдоль левого берега Оки медленно загибается дуга русских лодеек, вдоль правого, в тени береговой кручи, несёт клубы дыма от горящего Бряхимова, панически угрёбывают лодочки "друзей эмира". По бережку — панически уё... мда... убегают те же друзья, но — россыпью.

"Т-образный перекрёсток" видели? — Похоже. По левой стороне перекладинки шустро приближаются лодки булгарского отряда, ходившего под Городец.

"Кто справа — тот и прав" — автомобильная народная мудрость.

Они такого и не знали никогда, а тут и вовсе позабыли. Пропускать они точно не будут. Потому что за ними видны квадратные белые паруса ушкуев. А по правой палочке перекладинке, вниз по Волге...

— Мужики! Мля буду! Век церквы не видать! Эмирова лодейка бежит! С казной! Христом-богом клянуся!

А глазастый мне Илья Муромец попался. И — азартный.

Главный из Дворковичей завопил:

— Даёшь! Мать! В золоте-серебре ходить! Итить! Догоним, отберём и навставляем! Нах...яривай! На вёсла! Навались!

Мысль: "а на фига мне это надо?" — мелькнула и затихла.

"Остановите самолёт — я сойду". Сойду — куда? В воду? В толпу озверевших перепуганных придурков с остро-заточенным на берегу? Я уж не говорю про общую эмоциональную оценку — "струсил". И вообще: казна булгарского эмира... понятно, что не государственная, а чисто походная, но в хозяйстве...

И мы занялись неакадемической греблей. В смысле: быстро и матерно.

Хватило ума выгрести на середину, на стрежень. Большая часть булгарских корыт тянула вдоль берега, так что мы начали их лихо обгонять, устремляясь к издалека заметным четырём большим баркам под полосатыми парусами. Одна из них вдруг вильнула к берегу, где у уреза воды крутилась группка белых халатов и сгрудились лодочки поменьше. Остальные упорно пытались поймать под высоким берегом попутный ветер.