— Ты что, родная, — Бран попытался притянуть ее к себе, но она сопротивлялась. — Детка, ну что ты?
— Не надо... Иди. Я тут останусь...
— Хорошо. Тогда и я тоже.
— Нет... ты уходи.
— Никуда я не уйду.
— Уходи, пожалуйста.
— Ни за что, — он взял ее за руку. Ладонь была ледяной, и пальцы свело от холода. Она и правда замерзнет, понял Бран, а вслух сказал:
— Будем умирать вдвоем. Я не уйду, ты ведь знаешь.
— Перестань.
— Не перестану. Кто здесь мужчина, в конце концов? Я. Значит, мне и решать.
— Ты не понимаешь...
— Еще как понимаю. Мы с тобой замерзнем и будем тут сидеть как два снеговика. Нас найдут через недельку, может, даже раньше, а мы все будем, как живые, такие ледяные и красивые. Чего же тут не понимать? Я очень даже понимаю.
Улла вдруг заплакала, заслонив голову руками. Бран растерялся.
— Искорка, — пробормотал он. — Ну, ты чего, родная. Да плюнь ты на нее, она же стерва. Дура она. Не надо, маленькая моя, пожалуйста, успокойся.
Улла уткнулась лицом в свои колени. Она рыдала так, что Бран не на шутку испугался. Взяв ее руки, стал целовать ледяные дрожащие ладони.
— Это все вранье, что она сказала. Одно проклятое вранье! Ты вовсе не дура. Не уродка. Это она уродка. Моральная уродка, вот кто она такая! Наплевать на нее. Кто ее любит? Кому она нужна? Пожалуйста, маленькая, не плачь. Я не могу, когда ты плачешь. Не надо, ну, не надо.
— Это все правда, — вдруг прошептала Улла. — Это правда...
— Что правда, голубка?
— Что я... что мама... умерла из-за меня, — Улла забрала у Брана свои руки и заслонила ладонями лицо.
— За это отец не может меня простить, — услышал Бран. — За это он меня выбросил на снег... когда я родилась. Я знаю. Это все знают. Сигурд меня забрал, страшно поругался тогда с ним... а зачем? Лучше б я умерла. Все говорят... все говорят, что отец очень ее любил. Сестра, говоят, на нее похожа — а я? На что похожа я? Я ведь даже не видела ее. Она умерла в родах... когда меня рожала. Так что это правда.
Бран перевел дыхание.
— Послушай меня, — сказал он. — Моя мать тоже умерла от родов. Это бывает, к сожалению. А у Хелге вон ребенок умер, так чего же, ей повеситься теперь? И мне — мне тоже повеситься? Это судьба, родная. При чем здесь ты? Твой отец жестокий человек. Он, наверное, и в богов не верит. Как он может тебя обвинять? Уверен, что твоя мама очень хотела, чтобы ты жила. Я уверен, ты слышишь, я просто уверен, что она бы не дала твоему отцу сделать то, что он пытался сделать. Она бы жизнь за тебя отдала, как любая мать. Твоя мама хотела, чтобы ты жила. И моя, и всякая другая. Не слушай этих, они очень злые, им просто нравится тебя обижать. Они видят, что тебя это задевает, и радуются. Не доставляй им такого удовольствия. Ты тут ни при чем. Ну, посмотри на меня. Посмотри, родная, — Бран поцеловал Уллину ладонь. Ее пальцы слабо шевельнулись.
— Маленькая ручка совсем холодная, — он придвинулся поближе, — бедный мой кукленочек. Успокойся, милая. Вот так. Не слушай никого. Ты лучше всех на свете. Они тебе в подметки не годятся. Ты красивая. Ты сильная. Ты умная. Да если хочешь знать, на тебя тут полно парней заглядывается, я уже ревновать начинаю! Бьорн вон Харалдсон знаешь, чего сказал? Что хочет на тебе жениться. А другие на тебя как смотрят, не замечала?
Улла подняла лицо. В глазах еще блестели слезы.
— Ну, вот, — Бран провел пальцем по ее губам. — И не надо из-за этой дуры так себя казнить. Ей до тебя, как змее до сокола. А теперь давай-ка отсюда выбираться. Ты заледенела вся, еще заболеешь. Пойдем, искорка, пойдем.
Улла подчинилась. Они выбрались из-за поленницы, и Бран укутал девушку плащом.
— Господи, — сказал он, — ты на ногах не держишься. Давай, я тебя отнесу.
Улла не успела возразить, как Бран вскинул ее на руки.
— Ты что, — смущенно прошептала она. — Я могу идти.
— А я хочу тебя отнести.
— Я тяжелая.
— Ничуть не бывало, ты как перышко, — Бран зашагал по тропинке.
— Увидит кто-нибудь, — Улла обняла его за шею и положила голову на плечо. Бран перехватил девушку поудобней.
— Тебе не холодно? — спросил он.
— Нет, — ее губы коснулись его уха. — Мне хорошо. Мне с тобой так хорошо, мой любимый.
Бран поцеловал ее и едва не потерял равновесие. Улла ахнула. Бран засмеялся и побежал вперед, скользя по утоптанному снегу.
В старой кузнице было темно. Еще два месяца назад рабы заделали паклей щели, и теперь свет луны сюда не проникал. Бран опустил Уллу наземь, закрыл дверь и завалил ее бревном. Сказал:
— Здесь тепло.
— С носу потекло, — Улла фыркнула со смеху. Бран протянул руку, но пальцы поймали только пустоту.
— Ты где? — позвал он. — Черт, как тут темно.
— Лови меня, — от очага раздался голос Уллы.
Бран прошел вперед. Улла произнесла:
— Ох, боги, хо... холодно...
— Сейчас, я разведу огонь, — Бран вытянул руки, чтобы не удариться о столб. Впрочем, глаза уже привыкли к темноте, и рядом всплыли контуры предметов. Бран подошел к поленнице, сгреб в охапку деревяшки и, вернувшись, положил в очаг.
— Эх, сумку забыл, — он присел на корточки. — Ладно, ничего.
Сняв с шеи камень, Бран закрыл глаза. Протянул руки над поленьями. Сложил домиком ладони и сосредоточился. Чуть погодя ощутил в пальцах нараставшее тепло, меж ладонями стало так горячо, будто он держал неостывший уголь. Через мгновение послышался треск, и Улла тихонько ахнула. Открыв глаза, Бран увидел пламя, лизавшее поленья. Улла сидела, накрывшись попоной, и смотрела на него.
— Иди сюда, — позвала она. Бран не заставил себя упрашивать и проворно перебрался к девушке.
— Покажи мне руки, — велела Улла. Бран удивился, однако протянул ладони. Она взяла их и повернула к свету. Придирчиво оглядела.
— Я каждый раз боюсь, что у тебя будет ожог, — созналась она. Сложила его руки лодочкой и поцеловала. — Тебе не больно?
— Совсем не больно. Хочешь, и тебя научу?
— С ума сошел.
— Нет, правда, попробуем?
— Да у меня в жизни не получится.
— Почему нет? Ты ведь тоже необычный человек. Давай!
— Нет, милый, не надо. Когда-нибудь потом, в другой раз, — Улла легла на шкуру. — Я так устала, просто сил нет.
Бран спрятал камень под рубахой.
— А ты поспи, — промолвил он, забираясь с ней рядом под попону. — Конечно, ты устала, нынче вон какой день был. Спи. Давай, спи.
Она уткнулась лицом ему в плечо.
— Ты не сердишься? — тихо спросила она.
— На что, родная?
— На все на это. Этот скандал... и на то, что я говорила. Я... я себя вела, как дура, я знаю.
— Ничего подобного, — Бран прижал ее к себе. — Я ведь уже сказал, что никакая ты не дура. Если бы ты была дура, разве бы я смог тебя полюбить? Ты очень умная. Просто ты еще маленькая.
— Сам-то больно большой, — сонно пробормотала Улла. — Я, чай, не намного тебя младше... подумаешь, на год.
— На полтора, — Бран гладил ее волосы. — Ты еще малышка. Моя маленькая девочка.
— А ты маленький мальчик, — ее голос звучал все тише. — Твой отец, небось, тебя еще и женить не думал...
— Да, — задумчиво согласился Бран. — Верно, не думал.
Улла не ответила, она уже спала. Чуть погодя Бран заснул тоже.
Когда он проснулся, костер еле тлел. В кузнице стало почти тепло. Осторожно, чтобы не разбудить Уллу, Бран выбрался из-под попоны. Подошел к поленнице. Взял оттуда чурбаки и, стараясь не шуметь, положил в очаг. Раздул затухающее пламя. Интересно, который теперь час? Бран подобрался к двери, отодвинул бревно и, дернув ручку, выглянул за порог. Была глухая ночь. Где-то, подвывая, хором лаяли собаки, звезды сияли, будто свечки в дальних окнах. Тонкий серп луны казался процарапанным в черном небе острием ножа. Уже за полночь, понял Бран. Закрыв дверь и вернув засов на место, сел возле Уллы на шкуру. Свет костра падал на ее спокойное лицо, выбившиеся волосы были словно темный ореол. Маленькая рука замерла на соломе, а губы приоткрылись.
Наклонившись, Бран поцеловал ее в висок. Он сделал это очень осторожно, но она все-таки проснулась, глубоко вздохнула, и ресницы дрогнули. Блеснули темные глаза. Взгляд был мягким и сонным. Увидев Брана, Улла улыбнулась и протянула руку. Он взял ее ладонь:
— Извини. Я тебя разбудил.
— Я давно сплю?
— Не очень. Может, часа четыре.
— М-м... давно. Оттого я по тебе так соскучилась, — она потянулась к нему. Он нагнулся, и они принялись целоваться.
— Интересно, боги не рассердятся? — оторвавшись от него, вдруг спросила Улла. Бран опешил:
— На что, родная?
— На это... на скандал. Мы там так орали и дрались... Они могут на нас разгневаться.
— Ну... — Бран задумался. — Не знаю, но уверен, что они в своей жизни много чего видели и похлеще. Вряд ли такое может их смутить.
— Да? Ты думаешь?
— Ага.
— Ну... ну, тогда поцелуй меня еще.
Бран склонился к девушке. Дотронулся губами до ее полуоткрытых губ.
— Еще, — шепнула Улла.
Он снова поцеловал ее, осторожно, бережно касаясь. Она вдруг застонала. Вскинув руки, обхватила его шею и горячо прошептала:
— Не балуйся. Не так надо... а вот так.
Ее губы крепко прильнули к его губам. В голове у Брана помутилось, и он упал на шкуру. Улла оказалась сверху, руки скользнули в его ладони. Она была горячая и сильная, Бран чувствовал биенье ее сердца. Одежда на нем вдруг стала лишней, тесной, не давала дышать, не позволяла шелохнуться. Ему мучительно захотелось от нее избавится.
Улла словно угадала его мысли. Он ощутил, как ее руки дергают на нем пояс. Она села, и Бран подался к ней. Она попыталась стянуть с него рубашку, но запуталась, и запутала его. Тихо засмеялась.
— Ну, снимай же, — промолвила она.
— Да не пойму... где ворот, — Бран слепо дергал рубаху через голову. Слышал Уллин смех. Наконец, ему удалось освободиться. Улла сняла платье и встала на колени, быстро стащила с себя нижнюю сорочку. Бран положил руки ей на бедра и поцеловал в нагую грудь. Она прерывисто вздохнула, запустила пальцы Брану в волосы. Он опять коснулся губами ее тела, еще раз, и еще. Она застонала, скользнула вниз, на шкуру, увлекая Брана за собой. Ее руки были как волна, упругие, гибкие, словно поверхность озера. Бран тонул, но не хотел освободиться. Захлебывался — но не хотел выплыть. Не хотел, чтоб это прекратилось, наоборот, желал, чтоб это длилось вечно: быть с ней. Быть вдвоем. Вдвоем взлететь на пенистой волне и снова видеть звезды. Держать ее за руку. Слышать ее голос. Самому что-то говорить, не важно, что. Чувствовать ее рядом, ее кожу, биенье ее сердца, прикосновение волос. Просто быть с ней в этом космосе. Опуститься на отхлынувшей волне, очнуться — и найти ее около себя, только ее, одну-единственную. Вот она раскидывает руки... будто крылья, будто собирается взлететь. Волосы струятся, как черная вода, и глаза у нее, словно звезды, как те звезды, что там, в вышине.
— Люблю тебя, — слышит Бран свой голос. Берет ее руки, словно боится, что она и вправду может улететь: одна, без него. Их пальцы сплетаются, как в поле трава, как корни деревьев, и ничто не сможет их разъединить. Они летят вдвоем и видят свет, тот, что ярче света солнца. На мгновенье оба видят Бога. Бран слышит, как стонет Улла — далеко, далеко, на краю сознания. Потом наступает тьма — тоже на мгновенье. Улла опускается ему на грудь. Они обнимают друг друга, словно боятся упустить, потерять один другого в кромешной темноте. Они лежат и ждут, когда вернется мир. Холод. Огонь. Обыденные звуки.
В очаге что-то резко щелкнуло, в сторону отскочил малиновый уголек, зашипел, коснувшись пола. Бран открыл глаза. Подтянув попону, накрыл себя и Уллу. Она вздохнула, нога скользнула по его бедру. Улла обняла его за шею и положила ему голову на грудь.
Довольно долго они молчали. Уллины пальцы перебирали Брану волосы.
— О чем ты думаешь? — наконец спросила Улла.
— О тебе.
— Да?
— Да. О том, как я тебя люблю.
— Правда любишь?
— Конечно, люблю, как же иначе?
Она зашевелилась. Отодвинувшись в сторону, села и поглядела на Брана сверху вниз. Взяла его руку в обе свои. Темные глаза смотрели так пристально, что Брану стало не по себе.
— Что ты, искорка? — спросил он. — Что ты так смотришь?
— Как думаешь, Аса не расскажет про нас отцу?
— Не знаю, — ответил Бран. — Но надеюсь, что не расскажет. Она ведь тоже не святая. По правде говоря, она на меня вешается, знаешь. Но мне это все равно! — поспешно добавил Бран, видя, как изменилось Уллино лицо. — Мне никто не нужен, только ты. Честно.
— Да? Я тебе действительно нужна? — негромко выговорила Улла.
Брана смутил ее тон, он ощутил ее растерянность. Она произнесла:
— А что бы ты сказал, если б... если б кто ко мне посватался?
Бран замер. Медленно сел, не отводя от Уллы взгляда.
— А кто к тебе посватался? — срывающимся голосом спросил он. Не ответив, Улла понурила голову. Бран опять спросил:
— Ну, так кто же? Харалдсон?
— А если бы и он?
Бран выпустил Уллину ладонь.
— Да? — промолвил он. — Ну что же сказать... совет да любовь.
Это прозвучало так сухо и враждебно, что он сам испугался. Улла притиснула к груди ладони и почти с ужасом посмотрела на него.
— И что, вот так... ты бы вот так легко... — ее губы искривились. Она закрыла лицо руками. Бран услыхал глухой, ломающийся шепот:
— Ты бы меня отшвырнул, как будто я... как будто...
Бран взял ее за плечи, заставил выпрямиться и привлек к себе.
— Конечно, нет, — ответил он. — Но я не понимаю. Я ничего не понимаю. К тебе действительно посватались?
Она молчала.
— Так да, или нет?
Он ощутил, как она качает головой.
— Нет... Но я и не сказала, что... Я сказала — если бы... — она вдруг резко обняла его за шею.
— Но ведь это может произойти! — промолвила она. — Я так боюсь! Это может произойти! Разве нет?
Еще как. Господи, еще как! Вслух Бран сказал:
— Не знаю. Это со всеми может произойти. С тобой... и со мной.
Улла отстранилась. Сидела, глядя в пол. Темные волосы покрывали ее, будто шелковая накидка.
— Твой отец вряд ли бы заставил тебя жениться против воли, — произнесла она. — Разве не так?
— Так, — Бран вздохнул. — Но про твоего этого точно не скажешь.
— Мой... Он что решит, то все и будут делать. Может, кроме Видара. Но я не Видар.
Бран встретил ее взгляд. В нем было отчаянье. Он взял девушку за руку.
— Но он же еще не собирается ни за кого тебя выдавать, — попытался урезонить он.
— Но он может, — отозвалась Улла. — В любой момент. Что тогда мы будем делать?
Бран смотрел, ничего не понимая.
— Что ты хочешь мне сказать? — спросил он наконец. — Что происходит?
