"Против хлипкого Кащея в рукопашной шансы у меня есть... — мелькнуло в голове у Велеса, — он всегда был трусом". Биолог взревел, как раненый буйвол, выхватил свой верный тесак и ринулся на врага, спокойно стоящего в паре метров от него.
Легкое облачко изморози появилось перед Кащеем, сковало ледяным панцирем его неподвижную фигуру, а позади неё возник чудовищный зверь. Он небрежно хлопнул лапой по замерзшей статуе, сметая помеху со своего пути. Велес отступил назад — казалось, мост раскачивается от поступи колосса, неотвратимо надвигающегося на диорийца. Искрящийся шар вылетел из-за спины чудища и взорвался у него под ногами, выпустив рой белых мух, закружившихся вокруг метельной круговертью. Колосс лихорадочно затрясся, замахал четырьмя верхними лапами и застыл, облепленный с ног до головы снегом.
— Содействие в подобных делах лишнее... Как ты считаешь?
Диориец отмер, глядя на живого, невредимого Кащея: — "Я же видел собственными глазами, как он рухнул в лавовый поток".
— Нам ведь не нужны посредники, у нас честный бой, правда, Велес? Один из нас уйдет отсюда своими ногами...
— А другого понесут? Кто, если не секрет?
— А вот этот силач, — Кащей кивнул на чудище, — он пока отдохнет, а потом опять будет сторожить эту дорогу, чтобы ни мы к ним, ни они к нам. Разве Триглава тебе не рассказывала? — удивился он.
— Да и ты не от нее услышал об этом.
— Верно мыслишь, но ведь кроме нее, есть ещё любители поболтать, вроде Макоши. Нет, нет... — успокаивающе вскинул Кащей руку. — Макошь у нас вне подозрения, но она считает, что все забыли о том, кем они были. Оказалось, не все, да это и не важно... Для тебя, по крайней мере... Да и для меня тоже.
— Откуда ты знаешь?
— Узнаю прежнего Велеса, для которого познание сути дороже всего, — осклабился Кащей, — не волнуйся, у тебя будет возможность узнать ВСЁ, но не в этой жизни... — бело-голубой всплеск его глаз ослепил Велеса.
Неожиданно для себя биолог подхватил свою бороду, задрал её повыше, открывая полоску нежной кожи над воротом куртки, и полоснул лезвием ножа слева направо. Кровь толчком выплеснулась из раскрывающегося, как жуткий оскал, разреза. Велес автоматически шагнул вперед и рухнул на колени. Тесак выпал из его руки, плетью повисшей вдоль тела.
— А теперь меня ждет Триглава, — издевательски протянул Кащей, поднимая нож. — Да и тебе пора. — Он метнул в застывшее чудище молнию, обошел Велеса и пошел туда, где в клубах пара угадывался выход в Явь.
Чудище взревело, подхватило Велеса, закинуло его тело на плечо и отправилось в противоположном направлении.
* * *
*
— Так, а что мы здесь сидим? — всполошился кот. — С этим, — он неодобрительно покосился на обманувший его ожидания проем, — все понятно. Здесь хода точно нет. А дальше?
— Да чего там искать, — вяло отмахнулась от него Людмила.
— А здесь — тем более... Забирай свое сокровище и пошли...
— Ладно, — ведьма опустилась на колени, подняла зеркальце, всмотрелась в свое отражение: "Может, что дельное подскажет? Нет, глухо..." и сунула окаянное за пазуху. — Ох, знал бы ты, котофей, как мне не хочется снова через зал проходить, — она ознобливо поежилась.
— А там уже ничего нет, — повеселевший бесенок просунулся под локоть чародейки, прижался к ней мордашкой. Вынужденное безделье было явно ему в тягость. Она машинально потрепала его по курчавой голове и только потом спросила:
— А куда ж оно делось?
Птах подтолкнул её вперед. Людмила не удержалась и вылетела из-за единственной уцелевшей колонны:
— Ох, ни фига себе...
Каменные плиты пола сияли глянцем, от поваленных колонн ни осталось и следа. Теперь ничего не напоминало о прежнем светопреставлении, зато посреди ставшего невероятно просторным зала лежала необъятная туша ендаря. Теперь только Людмила разглядела его всего: чем-то он напомнил ей амебу, волосатую мерзкую амебу, по телу которой пробегали короткие судороги.
— Пережрал, — констатировал Баюн. — Интересно, надолго ему переваривать хватит?
— Видеть его не могу! — в сердцах выпалила ведьма, — я вообще мародеров терпеть не могу. На чужой беде наживаться... Это ж каким гадом надо быть!
— Так шарахни его чем-нибудь, — невинно предложил котофей, — так и брызнет во все стороны.
Птах шутку оценил скупой улыбкой, а Людмила поспешно зажала рот рукой. Зато, когда они уже взобрались на пьедестал, возмущенно сказала:
— Издеваешься, да? Знаешь же, что я ничего толком сейчас не могу!
— Сила есть, ума не надо, — изрек кот дельную мысль. — Значит, надо действовать наоборот — головой работать. И не только мне, — прошипел он вслед чародейке, протискивающейся в щель, ведущую в подземелье.
За то немногое время, что они отсутствовали, в тоннеле мало что изменилось. Тот же полумрак, едва различимые унылые стены, суглинок под ногами, те же спутники рядом. Потому и брели молча, потому что все уже было сказано, а ничего нового никто из партнеров добавить не мог.
Людмила бесконечно перебирала свои сны-видения:
— Мне кажется, я поняла... Кащей не знал о дочери Триглавы, иначе бы он уничтожил всех троих.
— Откуда ты знаешь, что Велес мертв? — вяло отозвался Баюн.
— Знаю, уж это я знаю точно.
— И что, эта твоя догадка поможет нам найти твоего брата? — Чародейка растерянно пожала плечами. — То-то же, — назидательно мяукнул кот, — а мы ведь за ним пришли сюда, а тайны веков пусть останутся в прошлом. А это что такое?
Тоннель круто завернул. Взгляду открылся небольшой полукруглый грот — несколько метров в поперечнике. Около входа, преграждая дорогу, недвижными стражами встали сталагмиты. Верхушки их слабо мерцали, отбрасывая замысловатые блики. С заиндевевшего свода тянулись вниз причудливые наплывы сталактитов.
Ведьма задрала голову. Затаив дыхание, она наблюдала, как с острого конца одной такой сосульки сорвалась капля, медленно, невесомо полетела вниз, неожиданным звонким шлепком закончив свой земной путь. Людмила вздрогнула, как от удара кнутом:
— Черт... Баюн?..
Котофей подался вперед, полуприсев на задние лапы. Круглые монеты глаз отливали опаловым блеском. Низкое рычание, клокотавшее в горле кота, набирало мощь. У ведьмы от этого утробного звучания непроизвольно напряглись мышцы живота.
Птах напряженно застыл рядом, всем телом вслушиваясь в малейшее изменение среды. "Да на нем лица нет", — встревожилась чародейка. Сама она не чувствовала ничего опасного, но на своих спутников могла положиться.
Размеренный звук падающей капели звучал, как метроном, отсчитывающий последние мгновения жизни.
Смазанная тень чуть светлее белесых от инея стен скользнула мимо них в глубину грота и скрылась из глаз.
Внезапно Баюн словно подавился своим урчанием. Прочихавшись, он виновато глянул на ведьму, буркнул:
— Показалось, — и принялся тщательно вылизывать вставшую дыбом шерсть, как ни в чем не бывало.
— Что именно? Уточни...
— Эманация сторонней Силы... Мы не одни здесь. Разве ты не ощутила?
— Нет... — Людмила вообще ничего не чувствовала, а ведь с тех самых пор, как она получила Ильгин подарок, в ней постоянно пульсировала незримая Сила. Она иногда затихала, иногда выплескивалась в полную мощь, но не покидала чародейку ни на миг, а сейчас... Будто пустой кувшин, из которого выпили всю влагу, и который ждет, когда его наполнят вновь. Неужели она с этим жила раньше? Ведьма щелкнула пальцами, а толку? Даже для крошечного "светлячка" одного желания мало, а сила опять ушла. Но ведь этого не может быть... Не может!
Не поворачиваясь спиной к кружевам ледовых наплывов, Людмила попятилась, аккуратно ступая, чтоб ненароком не споткнуться.
— Куда? — Птах кинулся за ней.
— Жди... — ведьма свернула в тесноту тоннеля.
Тьма навалилась на плечи тяжким грузом.
— Ишь ты, а когда шли, почти светло было ... — чародейка прошептала заклинание и облегченно выдохнула, когда перед ней заискрился переливающийся огонек, а внутри солнечного сплетения забился привычный ритм. — Совсем другое дело...
Воющий мохнатый снаряд едва не сбил её с ног.
— Очумели оба, — только и сказала Людмила, когда стихли вопли котофея и бесенка, напуганных внезапным её исчезновением, — тут я, тут, куда я от вас денусь. Проверяла одну догадку. Баюн, а ведь в той пещерке и впрямь что-то неладно.
— Ты уверена? — кот, не перебивая, выслушал чародейку. — Так... смотри что получается: здесь глина кругом, и все нормально с твоим чародейством, а там камень напрочь блокирует все твои способности.
— Ну, положим, не все, — улыбнулась Людмила, — шить и вязать я там смогу.
— Не до шуток, — отмахнулся Баюн. — одно из двух: либо мы возвращаемся...
— А смысл? Мы там уже были, — ведьма передернулась, вспомнив нажравшегося ендаря.
— ... либо идем дальше, но без твоей поддержки.
— Можно подумать, мои чары нам здесь помогут.
Огонек мигнул и погас, едва только свернули к гроту.
— Нуууу? — котофей вопросительно уставился на ведьму.
— Иди, — подтолкнула его вперед чародейка, — что смотришь на меня, как на чудо, рога не выросли, не надейся. И без твоих "нууу" несладко... — она скрипнула зубами от злости. Не думалось, что так тяжко быть обычной женщиной. Единственное утешение, что ненадолго. А вдруг?.. Навсегда? Тогда как жить?
— Скорей сюда, — крикнул ушедший вперед Птах, — здесь не один ход.
Баюн, не дожидаясь замешкавшуюся у входа Людмилу (она пробиралась через частокол сталагмитов), унесся к бесенку.
Ведьма подоспела в самый разгар дебатов — страсти накалились до предела. "И когда только успели сцепиться? — удивилась чародейка, слушая, как обычно молчаливый Птах надрывается "левый, сначала левый...", а кот бархатным тенором убеждает его "чего ноги зря бить, лучше направо пойдем..."
— А что ж вы середку игнорируете? Хода-то три...
На нее накинулись вдвоем — каждый отрывался по-своему, описывая, как она не права. Ведьма махнула на них рукой — смолкли оба враз.
— Разделяться ни в коем случае не будем, — сурово глянула на вольнодумца кота. — Никаких "тогда я сам пойду", понял? Только вместе. Жребий бросим.
— Из чего жребий? — ехидно спросил кот, прекрасно зная, что ничего подходящего у них нет.
— Вот... — Людмила развязала заветный узелок на поясе, — куда кольцо мое упадет, туда и идем.
— Не жалко?
— Нет, — отрубила ведьма.
— А как же память?
— У меня пока хорошая...
— Только, чур, не подглядывать, — забеспокоился Птах.
— Вот ты и бросишь. Все по-честному будет, — Людмила опустила в коричневую лапку бесенка заветное колечко.
— А я?
— А ты, Баюн, отойди в сторону, оттуда посмотришь. Мою силу заперли, а твою, может, отворили. Ты же у нас феномен.
— ДОжили, — обиделся кот, отходя в сторону входа, — друг другу не верим.
— Птах, давай!
Бесенок зажмурился, высоко подбросил кольцо.
Почерневшая безделушка взлетела, ударилась о камень свода, полыхнула серией нестерпимо ярких сиреневых вспышек и падающей звездой опустилась на подставленную ладонь Людмилы.
* * *
*
— Все-таки мне непонятно, почему ты решил, что нас специально заманили к старику? Ведь тоннели пусты. Абсолютно... Можно сказать, мертвецки.
— Тимоха, не ты ли первым сказал про ментальную атаку? — Друзья вразвалочку двигались по каменному коридору. Спешить некуда, разглядывать в потемках особо нечего, почему бы не поболтать. — Я и слов-то таких раньше не слышал... Но для меня любая атака и противник — одно целое. Это ещё с армии, такой условный рефлекс, крепко накрепко вколачиваемый в голову любому салаге. Вы там, в будущем, надеюсь, уже не воюете?
— Нет, — Тимофей улыбнулся, — ещё задолго до моего рождения сообразили, что ничем хорошим это не кончится, кроме тотального уничтожения, да и отдельных государств у нас нет. Так что воевать не с кем.
— А все люди белые и пушистые... — добавил парень. — И что, никаких попыток захватить мир в свои руки никем не предпринималось?
— Понимаешь, Антон, все зависит от воспитания. Если человек доволен своей жизнью, если у него есть все для счастья, зачем ему лишние хлопоты?
— Понятно.... Общество счастливых до идиотизма людей. То есть бунтарей-одиночек у вас не встречается?
— Почему не встречается? — неловко замялся Тимофей, — бывают иногда, но все возможные отклонения от нормы отслеживаются ещё в раннем детстве. Тогда таким детям назначают психокоррекцию, а потом они находятся под наблюдением.
— Всю жизнь... И они знают об этом?
— Нет, знание о своей ущербности может повлиять на дальнейшее развитие, а это нарушение прав человека. Препятствие для гармоничного формирования личности.
— Ничего себе! — возмутился Антон, — да у вас там мозги промывают похлеще, чем у нас. А я-то думал...
— Ты не понимаешь, — разгорячился Тимофей. — У нас каждый занимается тем, что ему приносит наибольшую радость. Каждый находит дело себе по душе, не думая о том, что ему надо заниматься малопривлекательным трудом, чтобы иметь возможность прокормить себя и своих детей.
Парень внимательно посмотрел на набычившегося друга и примирительно поднял руки в знак того, что он сдается, и больше спорить не будет:
— Все, проехали, — но не утерпел, — а ты сам чего ж в прошлое рванул?
Пацан мигом сдулся, как проколотый воздушный шар:
— Дети у нас такие же, как везде... Непослушные...
