Язычница

— Да, конечно, Преображенская церковь... — стряхнув с себя задумчивость, начал свой рассказ Шаман. — Действительно уникальный памятник русского деревянного зодчества XVII века. Представь себе, она была построена не только без пил, но и без единого гвоздя. Из инструментов у зодчих были лишь топоры и все. Но не это главное. Прежде всего, уникальность местной церкви заключалась в том, что она была возведена на дубовых сваях. "На высоких столбах", как верно заметил Некрасов. Сделано это было не просто так, а чтобы церковь не смыло во время обширных весенних паводков. Это весьма характерно, кстати, для местных построек. Не все, конечно, но довольно много. Но церковь — особый случай. Аналогов нет. Ты только вообрази, насколько это было великолепное зрелище: будто парящий над водой корабль, отражающийся в ее зеркальной глади. Даже традиционный крестный ход на Пасху здесь происходил на лодках. Полночь. Колокольный звон. Богомольцы со свечами и иконой, а вокруг вода...

— Да, красиво, наверное...

— Старики рассказывали об удивительном явлении, которое происходило в этих местах на пасхальной неделе. Танец солнца.

— Солнца? — напряженно переспросила Янка, резко замерев на месте.

— Да, именно солнца, — указав на небо, подтвердил Шаман и, пристально наблюдая за реакцией девушки на свои слова, продолжил: — Когда во всех окрестных церквях начинали звонить к заутрене и вечерне, многоголосый колокольный звон эхом разносился далеко-далеко по обширной, залитой водой низине и, сталкиваясь в ее центре — у Вёжей — сливался в единый, вибрирующий клубок звуков. И то же мгновение солнце начинало исполнять причудливый танец на горизонте. "Солнце Пасхе радуется", заворожено любуясь его движениями, говорили люди.

— Я не понимаю...

— Я не физик, мне сложно объяснить природу этого явления. Но факт остается фактом — в сочетании с этой звуковой вибрацией, с испарением, которое шло от воды, солнечные диск начинал подрагивать, будто приплясывать в такт колокольному звону.

— А, — заметно расслабившись, кивнула Янка и зашагала дальше по грунтовой дороге. — Теперь понятно. Физика.

— Кстати, когда-то у Преображенской церкви была совсем другая колокольня. Не эта. Деревянная, построенная одновременно с самим храмом и соединенная с ним крытым переходом. Но потом она обветшала и в начале XX века на деньги прихожан была построена новая — каменная. Как раз та, которую мы имеем возможность лицезреть в столь плачевном состоянии сегодня. Старую же — деревянную — было решено разобрать за ненадобностью. Тогда-то на ее защиту и встало местное археологическое общество. Оно категорически воспротивилось уничтожению уникального памятника русского деревянного зодчества и сумело отстоять свою правду. В итоге благодаря вмешательству любителей старины без малого два десятка лет у Преображенской церкви было целых две колокольни. Абсолютно разных и по стилю, и по стройматериалу. Случай, может быть, не уникальный, но весьма и весьма редкий.

— Забавно. А теперь ни старой колокольни, ни церкви. Только лишь это, — задумчиво протянула Янка и, запрокинув голову, посмотрела на шпиль без креста.

— Деревянная колокольня, действительно, не дожила до наших дней. Она исчезла с лица земли в середине двадцатых годов прошлого века...

— Большевики постарались?

— Да нет. Люди в ее разрушении, как ни странно, не виноваты. В 1926 году здесь разразился жуткий ураган. Он то и уничтожил старинную постройку. К слову, к тому времени она уже пребывала в наиплачевнейшем состоянии. Ходить ходуном во время звона она начала еще до строительства новой колокольни, а к исходу второго десятилетия прошлого века и вовсе сильно накренилась в сторону дороги и стала угрожать падением на проходящий мимо скот. Попытки исправить положение особым успехом не увенчались, тут-то и взял дело в свои руки ураган. Снес страдалицу с лица земли. В то время, как сама церковь и новая каменная колокольня продолжали стоять на своем исконном месте. А потом наступил 1937 год и храм закрыли. Навсегда погасли здесь огоньки лампад и свечей, исчезли со стен иконы...

— ... священника расстреляли, попадью с детьми сослали куда-нибудь в Караганду, — бесстрастным тоном продолжила за него Янка. — А церковь не иначе, как сожгли.

— Вовсе нет, — усмехнулся Шаман. — Хотя и у попа, и у самой Преображенской церкви были все шансы разделить подобную участь. Но последний священник Спаса — отец Василий Петрович Нарбеков — оказался мудрее. Осенью — еще до закрытия церкви — он снял с себя сан и уехал в Кострому. Кажется, даже устроился бухгалтером в какое-то государственное учреждение.

— Дезертировал?

— Я бы не стал применять к нему подобные эпитеты. Хотя бы потому, что именно благодаря его отказу от сана закрытие церкви в Спасе прошло бескровно.

— Оправдываете вероотступника?

— Не оправдываю. Но и не сужу строго. Не всем по плечу мученический крест.

— Хотите сказать, этот Нарбеков не выдержал жестоких пыток?

— Да нет. Все было значительно прозаичней. Испугался обвинения в браконьерстве. Он был страстным рыболовом и никогда не упускал возможности порыбачить "по-черному". Так вот однажды летом 1937 года на том и прогорел — был застигнут врасплох с бреднем в воде и с корзиной рыбы на берегу. Отец Василий был поставлен перед выбором — либо его отдают под суд, со всеми вытекающими, либо он отказывается от сана священника и покидает свой приход. Он выбрал второе и уехал.

— Променял веру на рыбу, значит?

— Ну не нам с тобой его судить.

— Не нам. Верно. Но зачем тогда столько разговоров о вере, о Боге, о грехах человеческих и каре небесной? Претерпите муки земные и вам воздастся на небесах, Бог терпел и нам велел... Пустой трёп?

— Поп тоже человек и ничто человеческое ему не чуждо. Инстинкт самосохранения в частности.

Янка скептически покачала головой, но развивать поднятую тему дальше не стала, вернув разговор в прежнее русло:

— А что же с церковью-то стало?

— Осенью того же года, как я уже сказал, ее закрыли и отдали под иные нужды. На некоторое время в ней даже обустроили рыбную коптильню. А потом — уже в 50е — было решено создать Горьковское водохранилище, а вместе с ним — для его подпитки — и Костромской разлив. Преображенская церковь попадала в зону затопления. Но невзирая на это, ей все же удалось избежать печальной участи. Дело в том, что одновременно с затоплением низины, в Костроме организовали музей русского деревянного зодчества под открытым небом, и Преображенскому храму посчастливилось стать его первым экспонатом. Уникальное деревянное строение разобрали и перевезли на новое место — в Ипатьевский монастырь. Помнишь, чем он знаменит, кстати?

— Помню, — буркнула Янка и после непродолжительного молчания, заметив, что мужчина выжидательно смотрит на нее, неохотно продолжила: — Именно там тихо-мирно пил чай с баранками будущий царь Михаил Федорович Романов, пока бояре решали, достоин ли он занять русский престол, а Иван Сусанин выгуливал поляков по Костромским лесам и болотам.

— Насчет чая с баранками очень не уверен, — усмехнулся Шаман. — Ибо чай впервые появился на царском столе аж на четверть века позже обозначенных событий. А в остальном все верно. Умница. В Ипатьевском монастыре мы, кстати, побываем на следующей неделе, когда поедем на экскурсию в Кострому. И ту самую Преображенскую церковь заодно посмотрим.

— Вот счастье-то привалило...

— Истинно счастье. Хотя те, кто видел ее прежде — на исконном месте в Спасе — уверяют, что сегодня это лишь "мертвый памятник" былых времен. В Спасе, на открытом месте ее можно было сравнить со скалой в пустыне или одиноким парусником в океане, там же — в Ипатьевском монастыре — она лишь экспонат, этакая "избушка на курьих ножках". Но, на мой взгляд, именно перенос церкви Спас-Вежи на территорию музея и спас ее от полного уничтожения. Людьми, временем, стихией — не важно. Вопрос сложный. Увидишь, составишь свое мнение. А пока давай-ка полюбуемся на колокольню. Она — красавица, хоть и в плачевном состоянии, но стоит в Спасе до сих пор.

— Судя по ее виду, недолго ей осталось.

— Может быть... Кстати, забыл добавить. Преображенскую церковь сначала хотели построить вовсе не в Спасе, а в Вёжах.

— На острове?

— Островом это место, как ты сама понимаешь, стало относительно недавно. В 50х годах. А до этого, как и большинство селений в Зарецком крае, деревня Вёжи представляла собой высившийся среди лугов небольшой бугор, плотно застроенный крестьянскими домами. Во время половодья, конечно, низину заливало и раньше, но уже к маю обычно вода спадала. Теперь же, сама видишь, Вёжи — крошечный необитаемый островок посреди Костромского моря. Летнее пристанище археологов.

— И тут Остапа понесло... — закатила глаза Янка. — Павел Андреевич, ближе к сути.

— А ты нетерпеливая, — улыбнулся Шаман, лукаво покосившись на девушку. — Итак, хотели построить церковь в Вёжах. Привезли стройматериалы, но на утро сосновые бревна благополучно исчезли. И чудесным образом оказались на вот этом самом месте. — Шаман многозначительно кивнул и для пущей убедительности потопал одной ногой по земле.

— Конкуренция? — ехидно поинтересовалась Янка.

— Высшие силы, — таинственно провозгласил Шаман.

— Ну-ну... В то время так воровство называли?

Шаман снисходительно махнул на Янку рукой и продолжил.

— Слушай дальше. Снова отвезли материалы для строительства в Вёжи, и опять повторилась та же самая история. Доски словно по воздуху улетели в Спас. И в одну ночь не осталось никаких следов. Жители деревни забеспокоились, но от постройки церкви не отказались. Лишь когда таинственное перемещение бревен произошло в третий раз, смирились, решив, что на то воля Божья. Построили церковь в Спасе. И до сих пор в память об этой загадочной истории она именуется церковью Спас-Вёжи.

Янка с Шаманом обошли вокруг колокольни и остановились у сбитой из свежих неотесанных досок лестницы.

— Ну, что, красавица, пойдем вовнутрь? Или так и будем тут топтаться? — Мужчина выжидательно взглянул на Янку и протянул ей руку, приглашая следовать за ним. Девушка неловко повела плечами и нерешительно подняла лицо вверх, всматриваясь в шпиль колокольни. От Шамана не укрылось ее встревоженное состояние. Но причины пока оставались для него загадкой.

— Мне не очень нравится это место, — тихо и будто бы даже жалостливо обратилась к нему Янка. — Правда. Не знаю, почему.

— Боишься потревоженных душ умерших? — нарочито беззаботно спросил мужчина, уловив дрожь в ее голосе.

— Что? — нервно прикусив губу, переспросила Янка. — Как потревоженных?

— А ты как хотела? Здесь же раньше кладбище было. Очень старое. Местные говорят, что и Иван Саввич Мазайхин (тот самый Дед Мазай) тут когда-то покоился. Его могила рядом со старой колокольней находилась. А когда водохранилище строили...

— Пойдемте! — перебила его Янка и ухватилась за протянутую ей руку. -. Ничего я не боюсь. А уж тем более призраков. Глупости все это!

* * *

Теперь Шаман имел возможность взглянуть на Янку без очков. Едва переступив порог колокольни, она тут же сняла их, видимо, убедившись, что внутри ей не грозит столкновение с солнечными лучами. Очень естественный жест. Так, наверное, поступил бы любой нормальный человек, оказавшись в полутемном помещении, куда свет проникал лишь сквозь узкие продолговатые окна-бойницы на верхних ярусах колокольни. Но именно эта естественность в поведении девушки и поразила Шамана больше всего. Яна Мальцева естественная? Невозможно.

Мужчина пристально посмотрел ей в глаза. Ничего. Янтарно-золотистые прожилки, поразившие его посреди водохранилища, бесследно исчезли, будто их и не было вовсе. Чертовщина. Чистый прозрачно-зеленый, камышовый оттенок. И ни малейшего намека на колдовскую сущность. Заметив его недоуменный взгляд, девушка прищурилась и тут же, поспешно отвернувшись, двинулась вдоль кирпичной кладки.

— Ну, и как ощущения? — внимательно наблюдая за реакцией Янки, поинтересовался Шаман.

Девушка, продолжая изучать скудные остатки росписей на стенах, равнодушно пожала плечами и, не оборачиваясь на спутника, сказала:

— Кушать хочется.

— И все? — недоверчиво усмехнулся Шаман и чуть приблизился к девушке, чтобы лучше видеть выражение ее лица, скрытое в полумраке.

Губ девушки коснулась снисходительная полуулыбка.

— А Вам кажется, этого мало?

— Как минимум, неуместно...

— Почему? — Ему, кажется, удалось ее удивить. Забавно. Притворяется? В таком случае Яна Мальцева весьма талантливая актриса... И тут, судя по мгновенно сменившемуся выражению лица, на нее снизошло озарение. — Ааа! Поняла, Вы намекаете на пищу духовную?

— Вроде того...

— Так ею, товарищ Великий Археолог, сыт не будешь.

— А как же тревога, о которой ты говорила минут пять назад?

— Тревога? Ну, так снаружи эта колокольня выглядит гораздо более зловеще, чем изнутри.

— Считаешь? Интересно... И почему же?

— А Вы, значит, со мной не согласны?

— Почему же? Мне просто интересно узнать твое мнение.

— Ого. Вы серьезно? Вас интересует мнение... эээ... как Вы сказали, неуча?

— Зря ты все принимаешь в штыки. Мне, действительно, интересно.

Девушка замялась и, лихорадочно облизнув губы, снова обвела взглядом нижний ярус колокольни. Задрала голову наверх, прищурилась, будто подбирая нужные аргументы.

— Ну, как сказать? Изнутри она пустая, что ли... Безликая... Кирпичные руины, остатки каких-то невзрачных росписей, будто срисованных откуда-то. Пустая, одним словом. А вот снаружи, все иначе... Кажется, что она — неотъемлемая часть этого места. Проржавевший шпиль без креста, потемневший от времени кирпич. Есть в этом нечто тревожное и органичное одновременно.

— Интересно... — задумчиво протянул Шаман. — Знаешь, — спустя некоторое время продолжил он, решившись пойти ва-банк. — Многие люди считают, что церковь может укрыть их от нечистой силы. А ведь это — весьма опасное заблуждение. Культовые постройки очень притягательны для ведьм, например. И именно там им гораздо проще, чем где-либо еще наложить на человека порчу. Именно в церкви они чувствуют себя наиболее вольготно и спокойно. Многие связывают это с тем, что некоторые старинные церкви были возведены на месте древних языческих капищ. Но это не главное. Прежде всего, причина кроется в том, что ведьмам жизненно необходима дополнительная энергия и едва ли не самый мощный из ее источников — это как раз таки места большого скопления людей, да еще и объединенных общей верой и ритуалом.

— Павел Андреевич, что за бред Вы несете? Какие еще ведьмы? Мы не в Средние века живем...

— То есть ты утверждаешь, что всех ведьм и колдунов истребили в Средние века? — осторожно поинтересовался Шаман.

— Я утверждаю, — сделав ударение на последнем слове, Янка приторно улыбнулась, — что в XXI веке пора бы уже отказаться от глупых суеверий.

— Значит, для тебя все, во что веками... да что там века? Тысячелетиями — верили люди — это пустой звук?

— Ой, да во что они только не верили... А параллельно во имя веры не давали спокойно жить тем, кто хоть чем-то отличался от них. Так что перестаньте грузить меня чепухой. Вы еще скажите, что привели меня сюда, чтобы проверить, а не ведьма ли я случаем...