Александр подождал еще немного и погасил экран. Странно, — подумал он, — непонятный разговор и отключение. Даже не объяснила, что к чему... ладно... будет нужно, опять позвонит.

К вечернему чаепитию он не вышел — мать принесла ему кружку чая и пирожок.

4. Площадка разбора

Утром, решили пить чай из самовара во дворе. Под сливой был установлен стол на двенадцать мест и лавки — все это было сделано дедом и отличалось крепостью и простотой.

Фасонный сферический самовар с пояском из медалей был гордостью Валентина Николаевича, он достался ему по случаю. Дед никому не доверял процесс варки воды, боялся, что распаяют самовар.

Саша поставил самовар перед крыльцом, мама принесла сапог, держа двумя пальцами, и уронила рядом... Лолка прикатила из гаража старую детскую коляску, в которой лежали мешочки с углем и сосновыми шишками. Вода уже была налита — ее брали из скважины, пробитой на заднем дворе, очищали, чем-то насыщали, и получалась "настоящая колодезная" вода.

Дед уже положил угли на колосник и ожидал, пока Саша ножом не наколет достаточно лучинок. Александр неоднократно предлагал попробовать зажечь их увеличительным стеклом, на что дед неизменно отвечал, что тогда чай придется пить, разогревая воду в чашках, так как процесс ловли солнца лупой внуком не отработан.

Пук березовой лучины дед поджигал охотничьими спичками и быстро засовывал в жаровую трубу, сыпал уголь и, надев сапог, раскочегаривал самовар. Потом сыпал остальной уголь и отдельно — сосновые шишки — для запаха.

Минут через двадцать все было готово и дед, в рукавичках, поставил самовар на поднос. Он же заваривал чай в чайнике и водружал на самовар, прикрыв его матрешкой. В сахарнице белели кусочки мелко наколотого сахара, мама приносила варенье и маленькие бутылочки вина собственного изготовления, а также булочки или пирожки.

— Больше всего меня поразила, — начал Саша, намереваясь рассказать об оружейной комнате на корабле, но увидев внимательный взгляд деда, сообразил, что делать этого не следует и сказал другое, — Машина. Она заговорила с нами, как настоящий человек.

Он подробно и живо описал, как она внимательна, предупредительна и даже заботлива.

— Тебе повезло, сын, — улыбнулась мать, — тебя все любят! Машина тоже поняла, что о тебе нужно заботиться и так сказать, приняла эстафету. От меня.

Саша покраснел.

— Пройти в оранжерею и бассейн можно было по шпалам, — сказал он, — но Машина не разрешила. Пришлось идти на склад за смазкой и лопаточкой, и потом смазывать рельсы перед колесами, иначе поезд не двигался.

— Да-да, — сказала мама, — я поинтересовалась в Информатории, как работают такие устройства. Будешь продолжать нас разыгрывать?

— А откуда ты знаешь, что там монорельс есть? — удивился Саша.

— Знаю достаточно, чтобы ты не рассказывал сказки.

Александр приуныл, но ненадолго.

— Приехали мы в рубку. Там главное, это пульт перед экраном. Я в кресле посидел, конечно, ничего не трогал... интересно ощущение пилота и командира корабля.

— Потом поехали в оранжерею... хорошо там, пахнет влажной землей, прелой травой, птички поют...

— Там птички есть? — спросила Лолка.

— Да, есть, — ответил Саша, мельком взглянув на мать, — только они не настоящие — заводные. Ключиком заводишь, они и поют!

Мать погрозила ему пальцем.

— И поехали мы в бассейн. Вода чистая, изумрудного цвета, я даже попробовал на вкус — отличная вода! И захотелось мне искупаться. Снимаю я скафандр, а дедушка мне и говорит:

— А ты плавки оставил на Земле. Вот, Лолка, какая досада! Пришлось опять одеваться. Я деду говорю:

— Тогда ты давай, а я одежду постерегу!

— А там еще кто есть? — спросила сестра.

— Кажется, мы вдвоем, но вдруг еще кто-нибудь спрятался?

Саша посмотрел на деда, тот зажимал рот рукой и плечи его тряслись от хохота.

Мамино лицо было серьезно.

— А дедушка что? — спросила Лолка. — Он купался?

— Тоже нет — полотенце забыл!..

— И что ты собираешься с ним делать? — наконец спросила мама.

— А зачем с ним что-то делать? — вопросом на вопрос ответил он. — Корабль никому не мешает, как реликвия — передается по наследству, вот я и собираюсь передать своему сыну, на семнадцатилетие.

— Плохо, что такая замечательная машина не у дел, в том смысле, что могла бы приносить пользу, если ее передать в музей космонавтики.

— В музее есть, что показать любителям техники, — ответил Саша. — Что же это за музей, да еще и космонавтики, если в нем нет кораблей?

Дед был доволен ответом внука.

— Кто чаю уже больше не хочет, может быть свободен до обеда, — сказала мама. — Сегодня вкусный суп, жаркое из индейки и сладкие пирожки с вишней.

В своей комнате Саша подключился к Информаторию, вывел информацию на экран и начал поиск деталей, узлов и механизмов к кораблю. О "Факеле" там не было ничего — следовало так задать вопрос, чтобы найти хоть какие-нибудь следы. Кабель КБРЗ, его не спутаешь ни с каким другим. Вот его-то и нужно искать в первую очередь.

Он ввел команду на автоматический поиск по ключевым словам "устройства новые и бывшие в употреблении для космических кораблей". Информаторий перебирал все, что находил схожее и формировал на экране. Когда появилась строка "площадки разбора устаревшей техники", Александр остановил поиск. Площадки такие, оказывается, существовали во многих городах России, и в Новосибирске она была на месте бывшего авиазавода.

— Съезжу я в одно место, — сказал он деду, — это недалеко, за городом — площадка разбора.

Лента эскалатора вынесла его на поверхность, и он увидел обширное поле, заросшее высокой, густой травой и несколько тропинок, начинавшихся от эскалатора. Саша двинулся по одной и скоро вышел на дорогу — такая же трава, только примятая. Сзади раздалось гудение. Отступив в сторону, он пропустил несколько платформ на воздушной подушке, в кузовах лежало какое-то оборудование.

Дорога привела к воротам, створки которых были распахнуты.

— Эй, парень! — окликнул кто-то сзади. К нему приблизился мальчишка лет тринадцати в черных штанах на резинках и клетчатой рубашке с короткими рукавами.

— На площадку?

Саша кивнул.

— С нашего поселка там много парней работает, — сообщил мальчишка, приглаживая растрепанные волосы, — что-то разбирают, что-то важное, хочу и я поработать. Как думаешь, примут?

— Со скольких лет принимают? — спросил Александр.

— Не знаю, — ответил мальчишка, — а ребята не говорят. Маленький и все. Давай вместе держаться, меня Мишей зовут!

— Александр,— ответил Саша, и они пожали друг другу руки.

Саша принялся расспрашивать его об оборудовании, что сюда везут, о мальчишках, о том, что конкретно здесь делают...

Так они добрели до бетонной дороги, а вскоре увидели вдалеке приземистое длинное сооружение и направились к нему. С каждым шагом здание все увеличивалось в размерах и когда они подошли вплотную, оказалось очень большим.

— Новички? — спросил кто-то сзади.

Они обернулись.

Усатый дядька лет сорока, в черной спецовке и тяжелых башмаках стоял, облокотившись на руль велосипеда.

— Хотим поработать, — сказал Александр.

— Это хорошо, — ответил дядька, покусывая ус, — люди нужны. Пойдемте к стоянке вело...

— Работали уже? — спросил он, ведя велосипед за руль.

— Нет, — ответил Морозов.

— Ну и ладно, научитесь, — он выудил из кармана визифон.

— Наташа, двое новичков! — произнес он деловито. — Ты, малец, на сортировке будешь, а ты, парень, в четырнадцатом ангаре, на разборке.

На стоянке, на подножках, стояли пять велосипедов. Александр махнул Мише, вскочил в седло и поехал искать нужный ангар.

Четырнадцатый обнаружился довольно далеко от ворот. Поставив велосипед, он зашел внутрь.

Почти в центре, высилась огромная гора из небольших предметов, похожих на кубики. Левее кучи в ряд стояли шесть столов и несколько вертящихся стульев. Еще были там шкафы и еще какие-то механизмы. Под потолком, в свете редких ламп, блестел кольцевой рельс с тележкой крана на нем.

В ангар ввалился дядька и тут же принялся включать свет, доставать инструменты, при этом он говорил без остановки:

— Здесь будешь работать. Слева шкаф со спецодеждой.

Вот гайковерты, отвертка, ключи, плоскогубцы.

Берешь блок, кладешь на стол — разбираешь.

Метизы — отдельно, уголки, платы с элементами — тоже.

Основной инструмент — гайковерт.

Остальное, если трудно развинтить — в сторону...

Работаешь двумя, один на зарядке.

Техника безопасности — не суй руки, куда попало!

Щиток не поднимай — гайка срикошетирует, будешь одноглазый!

Столовая между шестым и седьмым ангаром.

Начинаем в восемь утра, обед с двенадцати на полчаса, заканчиваем в три. Закончишь — все по местам, свет выключишь, подметешь.

Меня зовут Аркадий Михайлович, я старший на площадке.

Все понял?

Александр кивнул.

— Надеюсь, что ты у нас поработаешь!

— Наверное, — ответил Александр.

Старший выбежал из ангара.

Торопыга какой-то, подумал Александр, открывая шкафы один за другим, нашел брюки, куртку, подобрал себе шлем и перчатки, и приступил к работе. Так увлекся, что пропустил обед и проработал до трех часов, затем убрал все инструменты, выключил все, снял одежду и пошел домой.

Так как работник вернулся с работы уставший и нуждался в еде и отдыхе, мама разрешила полдник устроить пораньше.

— И что это тебе вздумалось ехать на какую-то площадку и еще работать там? Расскажи, что делал?

— Разбирал старое оборудование — инструментами. Отдельно складывал гайки, шайбы, винты, уголки и платы с элементами.

Лолка смотрела на него, открыв рот.

— И что, тебе понравилось? — лукаво спросила мать.

— Как-то необычно, — задумчиво ответил сын. — Никогда раньше такого я не делал.

Он отпил чаю и поставил чашку.

— В ангаре я был один, большая куча — Монблан таких кубиков, старший объяснил, как их разбирать, техника безопасности, показал, где что лежит, где одежда и все.

— Твои впечатления? Завтра опять поедешь?

— Поеду, — ответил Саша, — а что тут такого? Дело нужное, мне это не трудно, если кто спросит — я уже работаю... на площадке...

— Странно, — сказала мать задумчиво, — мне всегда казалось, что тренировка ума, гораздо важнее тренировки мускулов.

— Я тоже так считаю, но это просто другая работа. Не менее важная, чем умственная. Вот дедушка...

Он посмотрел на Валентина Николаевича.

— ... пишет свою очередную монографию и одновременно делает мебель для театра.

— Дедушка у нас чудак, — сказала мама.

Дед вытаращил глаза.

— Наш местный режиссер отчего-то решил, что если актеры будут играть в окружении настоящей мебели, а не декораций, то спектакль получится жизненным, правдивым и актеры заиграют необычайно талантливо!

Она улыбнулась деду.

— Вероятно, это он и сообщил дедушке и тот согласился помочь — изготовить мебель семнадцатого века, которая стояла в усадьбах. Иначе, как чудачеством такой поступок и не назовешь!

Дед слушал ее внимательно.

— Игра артистов весьма слаба, на мой взгляд, играют они, скорее, для себя и никак не для зрителя, отсюда — равнодушие и скука в зале.

Дед обеими руками взялся за бороду.

— Не любят у нас ходить в этот театр, и совершенно зря Валентин Николаевич тратит свое время, расходует свои физические силы, изготавливая никому не нужную мебель. Да, будет сыграна постановка, посредственно сыграна, и мебель эту задвинут подальше, потому, что режиссерский пыл угаснет...

Мать поставила чашку под краник самовара.

— Мне непонятно старание, с которым Валентин Николаевич выпиливает, вытачивает какие-то ножки, к каким-то стульям.

Дед хмыкнул, встал и ушел.

Саша проводил его печальным взглядом.

— Может это и так, — сказал он тихо, — но мне всегда нравится, как дедушка работает, в мастерской приятно пахнет деревом, мне хочется там бывать. Я с тобой не согласен, мама. Человек должен заниматься тем, что ему нравится и хочется делать.

— Может быть, — ответила она, растерянно. — Нехорошо получилось с дедушкой — я его обидела. Пойду, извинюсь, позову обратно...

Она встала из-за стола и направилась в мастерскую.

— Там интересно, Саша? — спросила сестра.

— За городом это... из метро выходишь и поле, трава растет... тропинки, мальчики идут на работу. Платформы привозят туда всякие ящики и их разбирают до малюсеньких деталей.

Саша показал, какая бывает гаечка.

— А девочки там есть?

— Завтра узнаю.

— Принесешь мне гаечку или винтик?

— Обязательно! — Саша погладил ее по голове.

Из двери в мастерскую показались мама и дед.

— Все отлично, Екатерина Васильевна, — говорил дед на ходу, — хорошо, что помогли, поддержали деталь... Что касается ваших размышлений о театре, то скорее прав Александр — мне нравится работать с деревом! Не было бы этого заказа — было бы довольно скучновато — кое-какая мелкая работа и все. А теперь представьте себе объем...

Он оставил в сторону остывший чай, и налил себе новый.

— Согласен с вами — успех постановки зависит вовсе не от мебели. Для меня ничего страшного нет, даже интересно — изготовить фасонную мебель, современные станки мало мне помогают, в основном я делаю все вручную. Но главное, — он поднял палец, после очередной моей победы на столярном фронте, монография продвигается быстро и качественно. Вот такой парадокс!

— И мне тоже понравилось работать руками, — подхватил Саша, — работа однообразная, но она будит мысль. Голова у меня занята совсем другим...

— Чем она занята? — спросила мама.

— Тем самым — выбором дороги в жизни.

— Посмотрим на результат, — сказала мать.

Второй рабочий день на площадке начался необычно, потому что позвонила Алла. Визифон коротко прозвонил, что означало видеосвязь, Саша положил его на стол. Голубоватый луч развернулся в объемное изображение Симоновой, она была в халате.

Ах да, понял Александр, у них там еще ночь.

— Знаешь, что Аркадий Петровский будет работать в Академгородке?

— Какой еще Аркадий, — не понял он, — ты о ком?

— Из нашего класса. В Омск он уезжал...

— Помню. А сколько там у вас времени?

— Не знаю я, сколько времени, — раздраженно ответила она. — Я тебе о Петровском, а ты мне о времени... кстати, здравствуй, Саша!

— Здравствуй!

— Ты правду говорил про пуговицу?

— Пуговица на рубашке?

— Ты что, не помнишь, о какой пуговице речь или уже не хочешь помнить?

— Пуговица счастья, что ли?

— Да. Признайся, ты придумал про пуговицу, чтобы погладить меня по руке.