— А что такое магглы? — спросил Гарри. Более логично было бы спросить о смерти папы и мамы, но Хагрид должен был рассказать об этом сам.
— Магглы, ну, это обычные люди, которые, ну, не колдуют, не могут потому что. Есть волшебники, и есть магглы. Ты — волшебник, и родители твои были волшебниками, да еще каких поискать. Очень известные они были, а ты вообще знаменитость, вот.
— Я?! — удивился Гарри, он, конечно, знал это от Локхарта и Розье, но все равно не мог в это поверить, — но почему?!
— Что ж, думаю, что будет лучше, если я тебе расскажу, н-ну… то, что могу, конечно, а могу не все, потому как, э-э… загадок много осталось, непонятного всякого…
Он снова сел и уставился на огонь.
— Наверное, начну я… с человека одного, — произнес Хагрид через несколько секунд, — нет, поверить не могу, что ты про него не знаешь — его в нашем мире все знают…
— А кто он такой? — спросил Гарри, не дав Хагриду замолчать и уйти в себя.
— Ну… Я вообще-то не люблю его имя произносить. Никто из наших не любит.
— Но почему?
— Клянусь драконом, Гарри, люди все еще боятся его, вот почему. А, чтоб меня, нелегко все это… Короче, был там один волшебник, который… который стал плохим. Таким плохим, каким только можно стать. Даже хуже. Даже еще хуже, чем просто хуже. Звали его…
Хагрид задохнулся от волнения и замолк. Гарри, похоже, знал пару-тройку имен этого злого волшебника благодаря мистеру Розье, но подсказывать не стал, чтобы не спалиться.
— Может быть, ты лучше напишешь это имя? — предложил Гарри.
— Нет… не знаю я, как оно пишется. Ну ладно… э-э… Волдеморт, — выдавил наконец Хагрид, передернувшись, — и больше не проси меня, ни за что не повторю. В общем, этот волшебник лет так… э-э… двадцать назад начал себе шайку собирать. И собрал ведь. Одни пошли за ним, потому что испугались, другие подумали, что он властью с ними поделится. Ага, поделится он. И власть-то у него была о-го-го, и чем дальше, тем больше он ее хапал. Темные были дни, да. Жуткие вещи творились. Нет, с ним, конечно, боролись, но опасное это было дело: чуть против него — он убивал сразу, без жалости. Побеждал он, понимаешь. Ну и… перебегали к нему… Никому нельзя верить было, да.
Гарри подумал, что, судя по всему, мистер Розье перед тем, как его застрелили, не так уж и преувеличивал, раз великан, явно из другого лагеря, говорит почти то же (и даже иногда теми же словами).
— Даже мест безопасных почти не осталось… разве что Хогвартс, да! Я так думаю, что Дамблдор был единственный, кого Сам-Знаешь-Кто боялся. Потому и на школу напасть не решился… э-э… тогда, по крайней мере. А твои мама и папа — они были лучшими волшебниками, которых я в своей жизни знал. Лучшими учениками школы были, первыми в выпуске. Не пойму, правда, чего Сам-Знаешь-Кто их раньше не попытался на свою сторону перетянуть… Знал, наверное, что они близки с Дамблдором, потому на Темную сторону не пойдут. А потом… То ли хотел им последнее предложение сделать, ну, присоединиться к нему, то ли с дороги убрать, чтоб не мешали. В общем, никто не знает. Знают только, что десять лет назад, в Хэллоуин, он появился в том городке, где вы жили. Тебе всего год был, а он пришел в ваш дом и… и…
Хагрид внезапно вытащил откуда-то покрытый пятнами носовой платок размером с хорошую скатерть и высморкался громко, как завывшая сирена.
— Ты меня извини… плохой я рассказчик, Гарри, — виновато произнес Хагрид, — но так грустно это… я ж твоих мамку с папкой знал, такие люди хорошие, лучше не найти, а тут… В общем, Сам-Знаешь-Кто их убил. А потом — вот этого вообще никто понять не может — он и тебя попытался убить. Хотел, верно, чтобы следов не осталось, а может… Нравилось ему просто людей убивать, так-то. Вот и тебя хотел, а не вышло, да! Ты не спрашивал никогда, откуда у тебя этот шрам на лбу? Это не порез никакой. Такое бывает, когда злой и очень сильный волшебник на тебя проклятие насылает. Так вот, родителей твоих он убил, даже дом разрушил, а тебя убить не смог. Поэтому ты и знаменит, Гарри. Он если кого хотел убить, так тот уже не жилец был, да! А с тобой вот не получилось. Он таких сильных волшебников убил — МакКиннонов, Боунсов, Прюэттов, а ты ребенком был, а выжил. Вот поэтому все тебя и знают.
Хагрид замолчал, а Гарри вдруг ощутил резкую головную боль. Перед его глазами отчетливо возникла знакомая картина из прошлого, только теперь ослепительная вспышка зеленого света была гораздо ярче. И заодно он вспомнил кое-что еще, то, что никогда раньше не всплывало в его памяти — громкий, ледяной, беспощадный смех.
Гарри печально кивнул — рассказ соответствовал тому, что он узнал от мистера Локхарта и мистера Розье, и поэтому, скорее всего, был правдой. Хагрид с грустью наблюдал за ним.
— Я тебя вот этими руками из развалин вынес, Дамблдор меня туда послал. А потом я привез тебя этим…
— На мотоцикле? — спросил Гарри, — на летающем мотоцикле?!
— Ага, — сказал Хагрид, — он и сейчас у меня в сараюшке стоит, хозяина дожидается. Только не дождется уже.
— Он… тоже умер? — спросил Гарри.
— Хуже, — Хагрид нахмурился, — только… Грустная это история, и не надо о ней сейчас. Зря я тебе это сказал. Давай-ка чаю.
Он достал из кармана две огромных жестяных кружки (общий объем карманов, как прикинул Гарри, был никак не меньше, чем у чемодана тети Петуньи, с которым она обычно ездила к морю, в Брайтон), и разлил по ним чай. Потом с облегчением вздохнул и набулькал в свою емкость из почти опустевшей бутылки.
— А… почему ты привез меня к… «этим» — кивнул Гарри в сторону двери, из-за которой уже довольно долго не доносилось ни звука.
— А к кому еще-т? Дамблдор сказал же, ну и родители папашки твоего к тому времени уже от драконьей оспы померли. Ну… это болезнь такая, ей только волшебники болеют. А Лили родители — от чего-то маггловского. Жаль, — вздохнул великан, — такие хорошие магглы были, я их на свадьбе Джеймса с Лили видел. И дом у них такой был, и цветы…
— Я… я видел, — не удержался Гарри, хотя умом и понимал, что его задача — не выдавать, а получать информацию, — Я был там… Вчера. Мы в ее городе родном, в Коукворте, в гостинице остановились, ну и…
— Значит, не совсем пропащая твоя тетка-то, — сказал Хагрид, пластая торт одним из своих стилетов, — раз показала, где мамка твоя жила. Ишь ты — завидовала, а все же показала. Так что прав был Дамблдор, когда ей тебя отдал. Хотя Минерва и возражала. Дядька у тебя, конечно, свин тот еще, но раз так…
Гарри не стал переубеждать великана: он и так уже сказал больше, чем нужно. И, кстати, имя «Минерва» в связи с Дамблдором он уже слышал.
— Я там вампира видел, прямо у маминого дома, ну, бывшего дома, в смысле, — сказал он, — страшного — жуть просто.
— Вампира? — забеспокоился Хагрид, — давненько они там не шалили. А ну-ка расскажи…
Гарри рассказал ему про ночную встречу, не дав, разумеется, ни намека на то, что имя этого «вампира» он знает.
— А, это Снейп, — подтвердил его невысказанную догадку Хагрид, — профессор Снейп, в смысле. Живет он там. Никакой он не вампир, вот что. Хотя поганец, конечно, каких поискать. Он, кстати, с твоей мамкой дружил раньше, а потом обидел ее сильно, ну и… Прощения просил, вот. А она его не простила, да. Потому что нечего тут. Но я тебе этого не говорил! — вдруг забеспокоился он.
Гарри незаметно выдохнул. Разговор, судя по «я тебе этого не говорил» уже вышел за рамки дозволенного Дамблдором. По крайней мере, Гарри теперь знал, почему Снейп его возненавидел с первого взгляда. Если отец отбил у этого черно-белого маму, а сам Гарри похож на отца, то… Гарри бы такое тоже не понравилось.
— А что случилось с Волд… извини, с Сам-Знаешь-Кем?
— Хороший вопрос, Гарри. Исчез он. Растворился. В ту самую ночь, когда тебя пытался убить. Потому ты и стал еще знаменитее. Я тебе скажу, это самая что ни на есть настоящая загадка… Он все сильнее и сильнее становился и вдруг исчез, и… эта… непонятно почему. Кой-кто говорит, что умер он. А я считаю, чушь все это, да! Думаю, в нем ничего человеческого не осталось уже… а ведь только человек может умереть. Кто-то говорит, что он все еще тут где-то, поблизости, просто прячется… э-э… своего часа ждет, но я так не думаю. Те, кто с ним был, — они на нашу сторону перешли. Раньше ведь они… эта… как заколдованные были, а тут проснулись. Вряд ли бы так вышло, будь он где-то рядом, да! Хотя большинство людей думают: он где-то тут, только силу свою потерял. Слишком слабый стал, чтоб дальше бороться и все завоевать. В тебе было что-то, Гарри, что его… э-э… победило. Чтой-то приключилось той ночью, чего он не ждал, не знаю, что, да и никто не знает… но сломал ты его, это точно.
Во взгляде Хагрида светились тепло и уважение. Гарри вздохнул. Великан ему нравился, но приходилось ему не то, чтобы врать, но… манипулировать.
— Ты, наверное, все-таки ошибаешься, Хагрид. Ну какой из меня волшебник? Ты вот — да, волшебник, — великан от такой грубой лести растаял, — а я б если умел колдовать — у меня бы не только дядя Вернон с пятачком ходил, но и Дадли с поросячьим хвостиком, — Гарри надеялся, что Дурсли подслушивают их беседу и станут его побаиваться. Потому что темный волшебник — он невесть где, а поросячий пятачок или там хвостик — вот он, рукой потрогать можно.
— Хха! — Сказал великан, — а ты что думаешь, волшебство — это просто так, раз-два и все? Хотя и так бывает. С тобой вот ничего странного такого не случалось разве? Ну, когда ты злой был или боялся чего?
«Есть попадание!» — подумал Гарри и рассказал Хагриду про посиневшие волосы учительницы и про то, как он оказался на крыше столовой. Про «это» и про попный мозг он, однако, не рассказал, потому что и тем, и другим активно пользовался и не хотел выдавать своих секретов ни Хагриду, ни Дурслям.
— Стихийная аппарация! — уважительно сказал Хагрид, подняв к потолку палец, — редкая вещь! Так что не сомневайся — ты самый что ни на есть волшебник, и, как в Хогвартс поступишь, будешь в лучших учениках ходить, как мамка твоя! А до остального… Вот в Хогвартс попадешь — там всему тебя и научат.
Он вдруг стукнул себя по лбу («Таким ударом можно быка убить», — подумал Гарри) и достал из кармана такой же конверт, как и те, с которыми всю эту неделю сражались дядя Вернон и тетя Петунья.
«Мистеру Гарри Поттеру, остров посреди моря, полуразвалившаяся хижина, пол перед камином» — было написано на конверте. На сургучной печати, которую Гарри раньше не удавалось рассмотреть, как следует, красовалась буква «Х», окруженная изображениями льва, орла, барсука и змеи. Гарри вскрыл конверт.
«ШКОЛА ЧАРОДЕЙСТВА И ВОЛШЕБСТВА «ХОГВАРТС»
Директор: Альбус Дамблдор
(Кавалер ордена Мерлина I степени, Великий волшебник, Верховный Чародей, Президент Международной конфедерации магов)
Дорогой мистер Поттер!
Мы рады проинформировать Вас, что Вам предоставлено место в Школе чародейства и волшебства «Хогвартс». Пожалуйста, ознакомьтесь с приложенным к данному письму списком необходимых книг и предметов.
Занятия начинаются 1 сентября. Ждем вашу сову не позднее 31 июля.
Искренне Ваша,
Минерва МакГонагалл,
заместитель директора».
«Ну и самомнение у Повелителя Памяти! Кстати, вот и та самая Минерва», — подумал Гарри, — «Надо запомнить, что она была против того, чтобы меня у Дурслей оставлять…»
-Хагрид, а у тебя сова есть? — спросил он, — а то у меня нету. Да и как послать ее — я не знаю, а ведь сегодня — последний день!
— Конечно, есть! — словно бы обиделся Хагрид и снова полез в карман. Сова там действительно была, небольшая, настоящая, живая и немного взъерошенная. Вслед за птицей из кармана появилось длинное перо и свиток пергамента. Хагрид начал писать, высунув язык, а Гарри внимательно читал написанное:
«Дарагой мистер Дамблдор!
Пиридал Гарри иво писмо. Завтра еду с ним штобы купить все ниапхадимае. Пагода ужастная. Надеюсь с Вами все в парядке. Хагрид».
Хагрид скатал свиток, сунул его сове в клюв, подошел к двери и вышвырнул птицу туда, где бушевал ураган.
— Поздно уже, а у нас делов завтра куча, так что давай-ка спать, — заявил он, — в город нам завтра надо, книги тебе купить, и все такое.
Он стащил с себя толстую черную куртку и бросил ее к ногам Гарри.
— Под ней теплее будет. А если она… э-э… шевелиться начнет, ты внимания не обращай — я там в одном кармане пару мышей забыл. А в каком — не помню…
* * *
Гарри проснулся от стука в окно. Ураган стих, из комнаты Дурслей не доносилось ни звука, и только храп Хагрида, да стук в окно нарушали тишину.
Источником стука была сова, не та, Хагридова, карманной породы, а покрупнее. Сова сидела на подоконнике, зажав в клюве газету, и стучала когтем в окно. Гарри поднял раму, и сова влетела внутрь, бросив газету прямо на лицо Хагрида. Затем она села на куртку великана, которой ночью укрывался Гарри, и принялась терзать ее когтями.
— Э, ты чего? — удивился Гарри.
— Дай ей пять кнатов, — пробормотал Хагрид, даже не делая попытки убрать газету с лица из-за бьющего прямо в окно солнечного света.
— Кнатов?
— Бронзовые монетки, маленькие такие, — пробурчал великан.
Гарри покопался в куртке, состоявшей, кажется, исключительно из одних только бездонных карманов, и нашел-таки горстку монет, таких же, какие достались ему полтора месяца назад в качестве трофея. Он отсчитал пять бронзовых кругляшков, сова протянула ему лапу с привязанным к ней кожаным мешочком и, получив плату, вылетела обратно в окно. Гарри прикинул, что, судя по цене газеты, кнат соответствовал примерно пяти или шести пенсам. Оставалось узнать стоимость золотых и серебряных монет.
Хагрид, наконец, сел на своей лежанке и, громко зевнув, потянулся.
— Собираться давай, — сказал он, — нам тута еще много чего купить надо, ну, к школе тебе. Книги там, котел…
