Зверь лютый. Книга 31. Корзно

Тогда — поговорим.

— Х-ха. То ты толкуешь, что всяк князь русский волю государеву должен исполнять, а то мне прекословишь. Что, Ванька, воровать вздумал?

— Не-а. Государь русский. Ты мелочь пропустил. Ты меня князем и братом назвал, и я это принял. И государем называю постоянно. Но присяги "почитать в отца место" — не приносил.

"Я тебя уважаю. Но пить не буду" — русская народная мудрость.

— Это дело недолгое. Пойдём в церковь — там и присягнёшь.

— Не-а. Мне в церковь нельзя, епитимья у меня.

"И дождь смывает все следы".

Чтобы мои грехи смыть — Великий Потоп нужен. Не дороговато ли встанет?

— Ты-ы! Велю митрополиту — даст опущение! Грехов твоих!

— Не-а. Отпущение — после покаяния. С этим — не ко мне.

Он — кипел. Побулькивал, побрызгивал и посвистывал. Как перелитый чайник. Ещё год назад, ещё полгода, столкнувшись с подобным неповиновением, выхватил бы меч и... и я не уверен, что сумел бы отбиться. Не убивать же его, в самом-то деле!

Но прошедшие месяцы... Ванька, конечно, молодец. Штурм, венчание, наречение, планы, караван... Фигня — не во мне дело. Ему пришлось за этот поход привыкнуть к множеству людей, которых невозможно зарубить. Не потому, что в доспехе — мечом-то своим вполне достанет, а потому что союзники. И как бы они противны не были, какую бы ахинею не несли, как бы не выёживались, хая и возражая, с ними надо договариваться. Какая бы сволочь лживая не была, вроде Мачечича, а рубить нельзя: брат. Рюрикович. В корзне.

Одев и меня в этот плащик, Андрей попал и в колею собственного мышления: "Родную кровь проливать — грех".

* * *

Дословно юридическая формула почти столетней давности звучит так:

"Боярин отвечает по делам своим — головой. Князь — уделом".

Мне "удел" в Русской земле никто не давал, я, по закону, по наследству его не получал. Я — Не-Русь. Отнимать силой... незаконно и больно.

Забавно: в древнерусской истории нет примера, чтобы князья присоединили к Руси другое государство.

Походов — множество. Святослав-Барс прошёлся по Северному Кавказу, Мономах с братаном в Чехии безобразничали, русские наёмники воевали на Крите. Креститель отодвинул границу от Киева, Долгорукий поставил Городок Радилов на Волге. Расширение территории есть. А захвата государств нет. Даже существенных их частей.

Один Святослав-Барс попытался отобрать у Византии Болгарию, перенести столицу в Доростол. И где он? — Плохо кончил. Черепушка его чашкой работает.

Всеволжск к нынешнему времени уже дорос до чего-то... сопредельного. Уже не просто курень лихих людей, не кудо лесовиков, а нечто... государственное. Побить-выжечь — примеры в русской традиции есть. А вот взять под себя...

Буду точен: разделение статуса и присяги не моё изобретение — со мной опыт всего нашего, знаете ли, человечества! Три сущности: титул, верность и владение — не жёстко, однозначно связаны, могут сочетаться в разных комбинациях.

Феодальная система на "Святой Руси" архаичнее Европейской. Герцог Нормандии — вассал французского короля. И сам — король английский. Как герцог — приносит сюзерену феодальную клятву, как король — сам себе сюзерен. Позже, веку к 17-ому, появятся персонажи, владеющие четырьмя сотнями ленов, полученных от полутора сотен сюзеренов разных уровней. Оммаж утратит смысл личных обязанностей, сохраняя свой первоначальный смысле — обязательств земельного владения:

— За баронство — клянусь. Верой и правдой. А за виконтство — извини, я другому пообещал. Так что, если меж вами война случиться, то... Клятва — дело святое. Какую-нибудь — исполню обязательно.

На Руси, что Святой, что Московской — такого нет, "второе гражданство" — не у нас.

Но мы пока даже до этого не дошли: у меня вообще нет лена, данного мне Боголюбским. Мы с ним братья, но не сюзерен с вассалом.

Да, младший брат должен слушаться старшего. Но Боголюбский сам в своей жизни это правило много раз нарушал. И, чисто между нами: я на восемь веков его старше. Так что, кто тут старший... Не говоря уж о моей приверженности к дерьмократии, либерастии, эмансипипизму и пофигизму.

* * *

— Хм... А другие князья русские, кто не присягнёт, и их, по-твоему, тронуть нельзя?

— Почему? Они ж на Руси сидят. А всей Руси — ты хозяин. А я — нет. Я — на Не-Руси.

Андрей думал, крутил в голове эту конструкцию.

Разрушение взаимно-однозначной связи: "русский князь — русская земля". Она-то и так уже не "взаимно однозначная": есть князья-изгои, безудельные, "русский князь" без "русской земли". Мой случай попадает в эту категорию. С маленьким невиданным прежде дополнением: земля-то есть. Но не "русская".

— Особого отношения к себе требуешь?

— Ага. Другого такого, как я... сам видишь.

Я манерно подёргал плечами, обращая внимание на корзно.

— Хм... Плащик-то отдай. Поносил и будя. Себе свой построишь. А мне этот дорог. Как память.

— Без проблем.

Я снял и отдал ему этот, столь важный для здешних жителей, символ. И продолжил. Вдумчиво. Выводя беседу из стиля "рано утром два барана повстречались у кичмана" к чему-то разумному.

— Ты подумал — как на такое отреагирует эмир булгарский? Меж вами уговорено, что Стрелка — земля ничейная, ни русская, ни булгарская. И тут ты туда Борьку... Да бог с ним, с эмиром, нехай злобствует. Но это ж явное нарушение вашего договора, это ж тебе — прямое бесчестье. Нет, Андрей, ты мне, конечно, брат. Но честь Государя Русского мне дороже.

Андрей хмыкнул. Фыркнул ноздрями. Как-то он этот аспект упустил.

Мужчины вообще, а в возрасте — особенно, имеют довольно узкое поле внимание. Не только поле видения, но и поле думанья. У Боголюбского этот диапазон значительно шире обычного. Но в последнее время на него свалилась необходимость размышлять одновременно о множестве проблем.

Одно дело прикидывать о чём шипят бояре в Ростове Великом, изредка вспоминая про Новгород, Рязань, Булгар. Другое — держать в мыслях дела от Роскилле до Иерусалима со всеми остановками. А уж Галич и Луцк, Переяславль и Чернигов — день каждый. Одно — сотня людей, которых он видел за день в Боголюбово, знакомых, понятных. Другое — тысячи здесь, малознакомых, незнакомых. Худо предсказуемых, часто враждебных. Когда всё, каждый шаг, нужно наперёд продумывать, просчитывать, взвешивать.

Мозгов не хватает.

Похоже на моё состояние в первое время после "вляпа" — слишком новая, непривычная обстановка. Только я рисковал, в случае ошибки, одной своей головой, а за ним тысячи жизней его людей.

Война с Булгарией это, прежде всего, война Залесья, война на его, Боголюбского, земле, там собирать рати, там держать людей, съедать хлеб, резать скот и тратить деньги. Ослабляя, тем самым, его позиции здесь, в Киеве, на Юге.

Мир на Волге сейчас для него особо ценен. Вот через два года, когда закончится перемирие и не будет "урона чести", когда, ежели бог даст, пригнём Новгород, придавим Волынь, соберём общерусское войско... Посмотрим. Нынче — тихохонько.

— Хм. А корзно твоё эмир вот так просто проглотит?

— Нет. Будет дёргаться. Но это дела разные. Суздальский воевода наместником на Стрелке — прямая измена, война. А чья родня где сидит-володеет... по-всякому бывает. Ещё. Эмир надеется меня в свою веру обратать. А об-басурманить не просто воеводу безродного, а князя, единокровного брата самого Русского Государя... славы куда больше. Думаю, подарков пришлёт. Почествует меня каким-нибудь байством. Или бекством.

— И ты примешь?! И веру, и халат дорогой?!

— Конечно! Я ж такой хозяйственный да запасливый! И халат парчовый, и шубу из чернобурок, и кинжал дамасский. И погремушку титула. Всё в дом, всё в дом. Кроме веры. Не щерься, брат, веры я никакой не приму.

Что "никакой" означает именно "никакой вообще"... А оно ему надо?

— Х-ха... Ласковое теля — двух маток сосёт?

— Ага. Точно.

Я весело улыбнулся, глядя в его сумрачное, недоверчивое лицо. И, снимая шутливость, снова вернулся к деловому тону:

— Всеволжск станет Русью. Когда Русь примет "Всеволжскую правду". А мы тут покудава только первые два шажка сделали: холопство отменили, да удельщину покачнули.

* * *

С законодательством на Руси всегда... специфически. Раз в сто лет или реже.

Нынешняя "Русская правда" — Ярослава Мудрого, начала 11 в., серьёзные исправления — Мономах, начало 12 в. Затем дырка в русской истории, общей и законодательства в частности.

"Иго, которого не было".

"Иго" сдохло — законы появились. Судебник Ивана III — конец 15 в. Хотя это не сколько УК, сколько ПК. Судебники Ивана IV Грозного, Алексея Михайловича Тишайшего. И снова дырка до Сперанского.

Понятно, что власть постоянно выплёвывала в мир что-то ну край необходимое. Потом пришлось несколько лет собирать всё это воедино, исключая взаимно противоречащее.

Сперанским к 1830 году составлено "Полное собрание законов Российской империи" в 45 томах, в которое включены Законы, начиная с "Уложения" царя Алексея Михайловича (1649 г.) до конца царствования Александра I. В 1832 году изготовлен 15-томный "Действующий свод законов Российской империи". Разница по объёму — в три раза.

Чего стоит разобрать эту громадную свалку русского законодательства — правители понимали. На специальном заседании Госсовета в январе 1833 года, посвящённом выходу в свет первого издания Свода, Николай I, сняв с себя Андреевскую звезду, надел её на Сперанского.

* * *

— Ишь ты. Свой закон Святой Руси навязать хочешь?

— Нет. Твой, брат. Тебе здесь законы устанавливать. Править-то "Правду" уже надо. Да и "Устав" тоже. Я тебе своё посылал. Да ты, верно, и не посмотрел толком.

— Некогда было. А по простому? В чём разница?

— Ну-у... У меня нет холопства. Как ныне и на Руси стало. Мало вир...

— Как это? А как же? Головы рубишь?

— Не-а. Преступивший закон не откупается серебрушками, а частью жизни своей отрабатывает вину. В трудах праведных раскаивается и исправляется. Цель-то — не наказать и уж точно не мошну набить. Цель — исключить повторение.

А как иначе? Люди, приходящие ко мне, имущества не имеют. Бедные, новосёлы. То, что у них есть — я дал. Русский закон предлагает для неплатёжеспособного преступника или должника продажу в рабство. Куда-то, "за тридевять земель". Я наоборот — людей к себе приглашаю.

Рабства нет и остаётся только смертная казнь, что мне не по душе, и принудительный тяжёлый труд. Разница между новосёлом и преступником в этой части невелика: у обоих труд принудительный и тяжёлый. Другого просто нет. Конечно, и тяжесть, и продолжительность отличаются. Но главное отличие в "пред-рассудке": новосёл изначально считается "нормальным", преступник должен свою "нормальность" доказать.

Сходную технологию мы отработали ещё в Пердуновке, когда ко мне приходили то голяди, то беженцы, то "кусочники".

Ещё одна мелочь.

— И дай мне дозволение, коль я теперь князь русский, ставить в боярство по моему выбору.

— Хм... Ты ж сам! Сам толковал: каждый боярин лично присягает государю. На Руси быть только русским боярам. Не смоленским, владимирским, киевским. Новых бояр ставит Государь.

— Я сказал, да ты не понял. "На Руси — только русские бояре". Я — Не-Русь. Не дашь дозволения — я и сам шапки раздавать начну.

— А присягать мне?!

— Русские бояре — тебе, мои — мне.

— Хр-р-р... Сманить к себе людей хочешь?!

— Андрей, блин, окстись! Я только тем и занимаюсь, что людей сманиваю. Вся рвань да дрань да шелупонь ко мне бежит. Мы ж это с самого начала, ещё в Янине, установили. А вот бояре да подбоярышники — не идут. У меня клизмы всем ставят, вот они задницы и берегут. Нет, брат, у меня мои люди растут. Немного, но есть. Таких, кому шапка боярская уже к лицу.

— И кто ж таки?

— Иных ты знаешь. Чарджи, к примеру. Или вестовой мой Пантелеймон. Или скажешь — не герой?

— Мал ещё. Мда... Индо ладно. Хрен с тобой, ставь в бояре. В такие... нерусские.

На другой день мне привезли красивый пергамент с печатями вислыми, о том, что дозволяется князю Ивану сыну Юрьеву внуку Мономахову даровать, по своему усмотрению, боярство достойным людям, во вне Руси живущим.

Немедля явились к Андрею жалобщики, требуя "и себе тако же". Андрей обычно спрашивал:

— Ты где живёшь? А его люди — на не-Руси. Тебе чего, все смыслы разжевать да в рот положить?!

Народ выскакивал во двор и, надев шапку, чтобы освободить руки, принимался "сношать ёжиков", погружаясь в глубины "остроумия на лестнице":

— Дык воно оно чего... Хитровато заелдыривают. Хрен прос...шь без полведра. Ты прикинь: есть кое-какой аепа, ну, куренной. И вот ему дали шапку. Он теперь, типа, боярин. Типа, наш. Но не русский. Типа, не наш. Но и не ихний. Типа. Оху...ть. Эт оне эдак... с проворотом... Сильно замысловато...

* * *

Для знатоков.

"Оне" — множественное число женского рода. Но что поделать, если "они" (бояре русские) так говорят? Подразумевая инстинктивно исконно-посконную склонность женщин к хитрости, обману и тайным замыслам. Раз "замысловато", то... где-то недалече баба пробегала, хвостиком махнула... как Ева Адаму.

* * *

Вновь, в который уже раз, я использовал своё пограничное, "на лезвии", состояние. Не давая создаться определённости, однозначности. А раз не удаётся Ваньку-лысого однозначно нагнуть, не получается безальтернативно загрызть, то остаётся только прикармливать.

Нет, потом-то, с делами раскидаемся, с силами соберёмся...

"Потом". Меня интересовала не статика, не состояние, но динамика, процесс. Процессы. Букет гейзеров. Вновь, как когда-то ночью на замёрзшей Десне, чувствовал я в руках дрожащие вожжи летящей во мраке зимней ночи резвой тройки.

"Тройка мчится, тройка скачет,

Вьется пыль из-под копыт,

Колокольчик звонко плачет,

И хохочет, и звенит".

Похоже.

Русь разгоняется. Входит в широкую, летящую рысь коренник, болтаются по сторонам в галопе пристяжные. И я под дугой колокольцем. Звеню и ухахатываюсь. Только плакать мне некогда. А так — всё по жизни.

Буду точен: дозволение Боголюбского мне не обязательно. Печатаю же я без его соизволения деньги, имею войско, веду дипломатию с Булгаром и Саксином. Мог бы и шапки давать. Но вводя во Всеволжске ту же семиуровневую сословную систему, что и на "Святой Руси", я использую авторитет княжеского награждения. И прежний, и нынешний, "от Государя".

Со временем Всеволжск присоединится к "Святой Руси". Тогда и формируемое мною боярство легче войдёт в состав общерусской элиты.

Беседа так просто не закончилась. Ну не мог я пройти мимо наезда на меня!

— Ты, брат, про Борьку своего вспомнил.

— И чего?

— Он тебе здесь сильно нужен? Пошли-ка его в Белозерье. От новгородских воров отбиваться.

— Каких воров? В Новгороде в эту зиму голод. Не вылезут они никуда.

— Вылезут. Как кошка на окошко. Солнышко пригреет и полезут. Есть там такой Даньслав. Он Смоленских да Полоцких обманул, сюда к Жиздору добрался, обратно новгородцам князя притащил. Лихой муж. Ты прав: новгородцам после голодной зимы время надо оклематься. Но нынче-то ни твоих, ни смоленских, ни полоцких ратей у их граней нет. Все здесь. Пока доберутся — есть чуток времени. А небольшим отрядом ударить... его и собирать недолго.