— Это ты дите? — расхохотался Антон, — ну не придуряйся. Между прочим, ты вполне совершеннолетний. Сколько тебе?
    — Через три месяца семнадцать будет...
    — У некоторых народов человек в тринадцать лет считается взрослым. Да и вообще, Тимка, ты посмотри на себя. Мужик уже, а туда же — деееети... — издевательски протянул парень.
    — Мне страшно представить, что меня ждет дома...
    — Раньше думать надо было. Надеюсь, не расстрел, — озабоченно сказал Антон. В душе он был не рад, что затеял этот разговор.
    — Смертная казнь отменена давным-давно. Не гуманно.
    "Ну, что ты с ним будешь делать, шпарит прямо, как по писаному. Неужели там все так уверены, что нет другой альтернативы развития общества, что их благоденствие единственный возможный вариант светлого будущего? Тьфу... Тимкина убежденность прилипчива. Я и сам уже начал думать словами газетной передовицы. А вдруг там и, правда, все так чудесно?.. — Антону захотелось на минутку перенестись лет этак на триста-четыреста вперед, в середину двадцать второго века, и хотя бы одним глазком взглянуть, какой станет Земля. — Нет, и не мечтай... хватит тебе этого приключения. Выбраться бы без потерь. Птаха вон недосчитались, кто следующий?".
    Он толкнул повесившего голову Тимофея.
    — Ну что, на войне, как на войне? Думаем только о настоящем и не заморачиваемся лишними фантазиями. Что-то тут подозрительно тихо, а ведь мы оба слышали вопли вслед. Пошли, что ли, дальше?
    — Может, передохнем?
    — Привал делать не будем, — жестко сказал Антон, — будем идти, пока не упадем.
    — Но почему? — совсем жалобно спросил Тимофей.
    — Не хочется терять время. А ты браслет пощелкай, да выбери кого-нибудь, лишь бы тебе идти было полегче.
    — Не получится, — мальчишка потряс рукой перед самым носом друга, — видишь, заряд кончается.
    — Какой заряд? — не понял парень. Ничего необычного в браслете он не увидел, отдельные сегменты его отсвечивали желтоватым светом. А вот по-прежнему или нет, Антон не понял. На свету бы глянуть, для сравнения.
    — Обыкновенный, а ты что думал, он от вечного двигателя работает? Я тут уже сколько? Да ещё и без конца превращался...
    — Понятно, батарейки в комплект не входят. Сильно устал?
    — Угу, и помыться бы не мешало.
    — И поесть... — размечтался Антон.
    — Не напоминай, — в животе мальчишки предательски забурчало.
    — Пятнадцать минут отдыха, и следующий марш-бросок.
    Пацан мешком свалился, где стоял, растянувшись поперек тоннеля:
    — Хорошо как... — Холодный камень показался ему нежнее самого мягкого ложа.
    — Ноги подбери, вдруг наступит кто-нибудь...
    Тишина в ответ.
    Антон усмехнулся: — "Совсем замаялся, даже не стал спрашивать, чем я пятнадцать минут отмерять буду. Ладно, пусть спит, — прислушался к тихому посапыванию, — такое ощущение, что заснул в падении... Главное, самому не задремать".
    Он передвинул Тимофея с прохода (тот даже не шевельнулся), уселся рядом, прислонился к стене и отпрянул. Зараза, холодная, как лед... и мокрая. Ну так даже лучше, наверняка не заснешь... Уставился в темноту — ни звука, ни движения...
    Сон был путаный — Антон бежал по бесконечному лабиринту, кружа в извивах сумрачных галерей, спасаясь от невидимого Нечто. Страх гнал его вперед, не давая передышки. От ужаса кровь вскипала в жилах и фонтанчиками выплескивалась через поры кожи, оставляя позади дымящуюся багровую дорожку. Ещё один поворот — через пару шагов парень уперся в глухую стену, раскинул руки, ладонями почувствовал равнодушный камень. "Вот и все, отбегался, — парень развернулся, — глупо, но хоть лицом к лицу смерть встречу". Сомнений в том, что настал последний миг его недолгой жизни, у Антона не было. От поступи приближающегося дрожала земля под ногами, затхлый воздух дрожал от палящего ветра, несущегося впереди преследователя. От смрадного дыхания Зверя, заслонившего необъятной тушей проход, тоскливо сжалось сердце. Парень малодушно закрыл глаза...
    ... и вскинулся резко, просыпаясь. Вокруг все ходило ходуном — стены тряслись, как в лихорадке, осыпаясь мелким камнепадом, издалека доносились гулкие хлопки, схожие с отголосками взрывов, порывами налетал горячий ветер, который сушил и без того словно подвяленные губы.
    Тимофей безмятежно раскинулся рядом. И ничто ему не мешало — ни жесткое ложе, ни отзвуки далекой канонады, на острые камешки, осыпающиеся с разрушающегося свода, ни крик Антона — "Тимка, подъем, тревога".
    Взбешенный от собственного бессилия (нашел время спать!), парень подхватил друга, встряхнул. Голова мальчишки безвольно мотнулась из стороны в сторону. Антон перекинул пацана через плечо, перекосился от тяжести тела и двинулся подальше от эпицентра катаклизма. Что там творится, разбираться не хочется, ноги бы унести подальше.
    Нет, так дело не пойдет. Парня шатало из стороны в сторону. Мальчишка, хоть и тощий, оказался невероятно тяжелым. Или это я так ослабел? Он небрежно уронил Тимофея на пол. Ничего, небольшая встряска пойдет ему на пользу.
    — Что, уже пора вставать? — Тимка с закрытыми глазами сидел, покачиваясь, как китайский болванчик. — А ещё пять минут?
    — Через пять минут тебя завалит с головой, — заорал Антон, сраженный пофигизмом пацана. — Глаза протри, засоня!
    — Ой-ё, — протянул мальчишка, чуток разлепив веки, — а что это?
    — Это трындец, — сообщил парень, — а если будем копаться, то полный. — Тимофей вскочил на ноги. — Ну, слава богу, дошло... А теперь беги, кролик, беги, насколько хватит сил.
   
ГЛАВА 20
   
    — Больно... — Людмила отдернула руку, стараясь сбросить жгущееся кольцо, но оно накрепко прилипло к ладони.
    — Хорош ловчить, фокусница, — кот был явно разочарован таким исходом, — лишь бы все по-своему сделать.
    — Да я тут ни при чем, оно само, — отмахнулась от Баюна чародейка.
    Она смотрела и не верила своим глазам: расколотый камень, обрамленный в серебро, сверкающее, словно его только что отполировали, был цел. Никакой трещины и в помине не было, а в глубине бледно-сиреневого аметиста дрожала и переливалась крошечная лиловая искорка. Людмила осторожно коснулась кольца. Оно легко подвинулось.
    — Опа, и усилий никаких не понадобилось, — полюбовалась обновленной красой и, недолго думая, надела перстень на палец. — Надо же, как не снимала... Куда? — Ведьма оттолкнула котофея, который подлез под руку, стараясь получше рассмотреть подновленное "бабушкино наследство". — Думай головой, оно зевак не любит, да и вообще...
    Что "вообще" договорить она не успела — под ногами зарокотало, непонятная вибрация волной мелкой дрожи прошла по телу вверх, в глазах полыхнуло знакомой фиолетовой вспышкой. Только и успела заметить, как заверещал и кинулся в сторону бесенок, и все вокруг, утратив краски, стало черно-белым. Ослепительно белый кот ускользал от нацеленных в него черных игл-сталактитов, юркой молнией проносясь мимо застывшей Людмилы, угольным камнепадом осыпались на пол плотные наплывы изморози, обнажая мраморный рисунок стен, клубы черных зловонных испарений затягивали небольшую пещерку, в которой становилось слишком жарко. На краткий миг верх и низ поменялись местами, а потом заплясали в неистовом танце, убыстряя темп с каждой минутой.
    В чувство чародейка пришла от размеренного причитания котофея:
    — Выбираться надо, выбираться, сгинем все... зачем я только пошел... выбираться надо любой ценой...
    — И кому ты эту "цену" предлагать собрался? И кем платить будешь? Уж не мною ли? — не удержалась ведьма, глядя на своего потрепанного наперсника снизу вверх. Куда делась вся его холеность? А теперь вот и друзей продать готов... А как иначе понимать его слова о "любой цене".
    — О, ожила, — обрадовано завопил кот, — я уж думал все, карачун забрал чародейку нашу, не выдержала ...
    — Чего? — подозрительно переспросила Людмила.
    — Это надо было видеть, — зачастил кот, — сам запомню и детям своим рассказывать буду...
    — Не придуряйся! Какие дети? — оборвала его ведьма, — нет их у тебя, и никогда не будет.
    — Почему это? — непритворно обиделся кот, на минуту прервав словесное недержание. — Я ещё вполне могу, несмотря на преклонный возраст.
    — Уникумы не размножаются, ясно! Такого количества феноменов ни один мир не выдержит! Что тут было? — она перевернулась (сразу встать было как-то сложновато, голова все ещё кружилась), отгребла из-под живота мелкие колючие камешки, обвела глазами вокруг. Чего-то явно не хватало, точнее, кого-то... — Птах где?
    — Моя нервная система не в силах... — опять начал причитать кот.
    — Только не надо опять начинать.
    Морда Баюна стала невероятно серьезной:
    — Видишь, — он обвел лапой вокруг себя, — пещера пуста. Совсем. Ни одного лишнего отложения, кроме естественных каменных выступов. Ты, когда кольцо надела, полыхнула почище молнии, я уж подумал, что все, конец, а тебя накрыло фиолетовым куполом и ничего с тобой не сталось, зато нам обоим попало по самое некуда. Когда тут все рушиться начало, Птах туда ускакал, — Баюн кивнул в сторону левого прохода, — до сих пор не вышел, видать далеко умчался.
    — А ты что ж?
    — Как я тебя брошу? — погрустнел кот.
    Сердце чародейки защемило, а на глаза навернулась предательская слеза. Приятно знать, что тебя любят просто так и готовы жизнь отдать. Неожиданно для себя она хлюпнула носом.
    — Тем более что пользоваться собственным порталом я не могу, отсюда своим ходом не выберешься, а сила чародейная только у тебя.
    "Ну что с ним делать? Неисправим... — Вздохнула про себя ведьма. — Сила... С чего это он взял?" И словно что-то толкнулось в ней изнутри. Как случилось, что магия опять воротилась и сейчас бродила в крови, как молодое вино, ища выхода? Хотя нет, выброс силы уже был, если судить по преображенной пещерке, потому и не почувствовала сразу изменения. Опять кольцо? Людмила ощущала себя, как обреченный на казнь узник, узнавший о помиловании. Она стала прежней, стало быть, не все так страшно, как думалось, когда они нежданно-негаданно перенеслись внутрь Кащеева замка. "Бывшего замка... — от этой мысли стало теплее на сердце, — безнадежно мертвого Кащея... значит, все не напрасно было, а теперь точно выберемся". Она решительно встала и устремилась к проёму, где скрылся Птах. Ведьма кожей чуяла смятение и горе бесенка, а пойдет кот за ней или нет, уже неважно.
    Убыстряя шаг, Людмила шла по каменному коридору. Полумрак грота почти сразу же сменился непроглядной чернотой. Слабый свет сотворенного светлячка едва разгонял мрак, но чародейка знала, что окружающая темнота ей не опасна, разве что неудачно расшибет коленку, но на такие мелочи она уже давно не обращала внимания — с тех самых пор, как рискнула отправиться на поиски Антона. Привыкла... Человек — он такой, приспосабливается ко всему, было б время, а они сколько уже лазят под землей, адаптировались.
    Издалека донеслось приглушенное хныканье. Людмила мысленно плюнула на возможное падение и понеслась, что есть мочи. Тоннель ощутимо сузился. Она плечами задевала стены, покрытые какой-то скользкой дрянью, и скоро уперлась в тупик. Слабый луч света выхватывал из темноты только шероховатую поверхность.
    — Птах? Ты где? — ведьма со злостью стукнула кулаком по стене. Той чтО? Она каменная, а руке стало больно. — Вот паршивец...
    — Я застрял, — донеслось откуда-то снизу.
    Людмила опустилась на четвереньки. Ход заканчивался узкой крысиной норой, из которой торчали дрыгающиеся копытца бесенка. Чародейка ухватилась за них покрепче и дернула, что было сил. Бесенок заверещал и, словно пробка, вылетел наружу.
    — Ты чего туда полез? — разгневалась вконец ведьма. Довел все-таки до белого каления своим своевольством. — А если б я не пришла? Кто б тебе помог, бестолочь? Сгнил бы заживо там.
    — Там выход...
    — Ну и что? Он не для нас. Пошли, горе мое, обратно.
   
    Котофей решил не крутиться под ногами у рассерженной ведьмы — сейчас, когда сила вернулась к ней, так лучше вообще молчать и нишкнуть, от греха подальше, а время лучше потратить с большей пользой для себя, любимого. В том, что ведьма справится без его, кошачьей, помощи, Баюн нисколько не сомневался. Он уложил голову на подобранные передние лапы и деловито замурчал, чувствуя, как каждая клеточка его порядком заморенного организма отозвалась на живительные звуки, завибрировала в унисон с басовитым урчанием, обретая активность.
    Баюн расслабленно прикрыл глаза: — "Люди не догадываются, как коты умеют восстанавливаться в экстремальных ситуациях, когда нет возможности поспать вволю. Девять жизней выдумали, и верят во всю эту чушь, думая, что мы мурчим от удовольствия. Если бы... Эти живительные вибрации даже глубокие раны затягивают и ломаные кости сращивают в несколько раз быстрее, чем... — От "самолечения" кота отвлекло смутное ощущение чужого присутствия. Котофей навострил уши: — А это что за новая напасть?" Он вскочил, крадучись обошел всю пещеру, настороженно всматриваясь в полумрак, ощупывая пространство чуткими вибриссами, готовый дать деру при первых признаках опасности. Вот только куда бежать он ещё не решил, то ли назад в тоннель, ведущий обратно, то ли в тот, в котором скрылся Птах. За этими тяжкими раздумьями и застала его вернувшаяся ведьма.
    — Баюн, ты что?
    От резкого оклика Людмилы кот испуганно сжался.
    — Нашла все-таки, — напустил на себя прежний вальяжный вид котофей, снисходительно глядя на жалкого, ободранного бесенка. — И где он был?
    — Нам там не пройти, — сказала чародейка, — тупик, хотя Птах утверждает, что там выход. А я думаю, что если он там и есть, то только для крыс, если даже наш вертлявый дружок застрял.
    — Тогда пойдем туда, куда я предлагал.
    — Никуда мы не пойдем, — возразила Людмила, подталкивая бесенка к стене, — не видишь, совсем плохо ему.