Пока же все девицы априори считались принцессами и девственницами, и морщили носы от каждого грубого слова, сказанного парнями сгоряча в адрес прохудившегося ящика с яблоками.
Удивила баня. Собственно, это не баня была, а 'помещение для гигиены женщин' — положено по нормативам иметь таковое на каждом предприятии. А совхоз — предприятие, как не крути. Вот и расстарались: пространство шесть на шесть, с покатым к центру полом, посередине — слив. У двух противоположных стен из пола торчат сантиметров на пять трубки — как на фонтанчиках с 'питьевой' (на самом деле — водопроводной) водой в парке им. Горького. Только ни хрена не для питья трубки... если кран на стене открутить, струя бьёт в низкий бетонный потолок. Вот тут, по задумке создателя сего объекта, женщины должны подмываться, сидя в ряд, безо всяких, естественно, перегородок. Краны — весьма и весьма тугие, то есть — или нет воды, или есть, но в потолок... пока отрегулируешь, чтоб по красивой параболе... зато весело. Сперва девчонки повеселились после рабочего дня, потом ребята. Оценки, впрочем, совпали — солидарно матерные.
Между собой (а мы подслушали ненамеренно, через духовку) девицы (ещё не осознавшие коварства архитектуры) про этот аттракцион высказались в том плане, что такой струёй можно не только кишки промыть до самого пищевода, но и целку порвать ненароком. Ну, если есть... (Тут мы убрались из комнаты подальше, чтоб и далее пребывать в неведении и сохранить веру в чистоту одногруппниц).
Сортир был среднестатистический, умеренно засранный, но тоже без перегородок между дырками. Да в этом селе приватность отсутствовала, как явление — вообще! Проблема, однако...
Ещё из проблем присутствовали: диарея у дорвавшихся до дармовых яблок и люди. Диарея прошла сама собой, как только народ перестал безудержно жрать яблоки прямо с дерева — примерно на третий день мы предлагали друг другу 'скушать яблочко' исключительно в качестве издёвки.
Люди были представлены местными жителями, учащимися ПТУ и солдатами. ПТУшники были сплошь женского пола, потому как — штукатуры. Солдаты — сплошь азиаты, потому что стройбат.
У местных жителей соблюдалось гендерное равновесие, и все физиономии — усреднено славянские. Так же, как и у нас, студентов; за исключением одного казаха из параллельной группы. Тот быстро нашёл с почти земляками общий язык, и по вечерам пропадал в расположении стройбата, чтоб употребить насвай или курнуть 'хорошего, а не того, что здесь растёт'.
Наши девицы (в большинстве) были обольстительны (даже в телогрейках) и весело-неприступны; нарядные местные жительницы кушали подсолнечник и лениво строили глазки всем подряд, но с оглядкой на односельчан; маскарадно накрашенные ПТУшницы 'сильно умным' студентам предпочитали местных и/или стройбатовцев.
Все эти молодые люди встречались вечером на танцах,
где молча держали за тальи солдаты
больших учениц ПТУ.*
Солдатики, всё больше малорослые, буквально млели от близости девушек без чадры и чачвана, и радовали крупных партнёрш (по топтанию в обнимку) бурной эрекцией.
Мы старались к местным и ПТУшницам не лезть, танцевали с условно своими.
Я — так вообще, ограничился быстрыми танцами. Без любовниц было грустно: знал, что если девушка прижмётся — у меня встанет, и придётся либо приставать без особого желания и надежды на взаимность, либо терпеть, а года уже не те!!!
Молодые мужские организмы, страдающие без секса, время от времени разряжались поллюциями — про это даже не шутили — все отметились пару раз. Только один грамотей, читавший Библию (а скорее — 'Забавную Библию' Лео Таксиля) утверждал, что в день после утреннего происшествия нельзя ни воевать, ни работать, нужно уйти в поля и молиться. Но отпрашиваться к куратору почему-то так и не пошёл.
От 'наших' девиц так никому ничего и не перепало, даже тем, к кому они сами прижимались. Разве что по мелочи...
По крупному перепало Наде: она на танцах затеяла крутить тазом перед двумя местными парнями одновременно, и огребла, соответственно, как Труфальдино из Бергамо — от обоих. Пожаловалась подругам, те — нам, парни собрались в бой, но я поинтересовался: 'а она вам кто?' — и запал угас. А, действительно, кто? Казах, получивший уже кличку 'Бек' высказался, как заслуженный животновод: 'каждая овца отвечает за свои рога'. Злющая (как, впрочем, всегда) девица ходила с неотомщённым фингалом и служила предостережением остальным вертихвосткам.
Моё 'ни к кому неприжимание' было замечено, отмечено и одобрено: объяснение про 'девушку, которая (верю!) ждёт и не изменяет' приняли с пониманием. В общем — 'облико морале', ферштейн? Кто-то по созвучию вспомнил Маяковского, в общем, трансформировалось в 'Облако морали в штанах' — это было длинно, называться коротко 'облаком' тоже не хотелось; я предложил считать меня воплощённой честью и совестью коллектива. И умом заодно, чего уж. Мне возразили, что 'ум, честь и совесть нашей эпохи' уже зарезервированы (известно кем), на каждом фасаде написано. Сошлись на формулировке 'Толя — наше Зеркало', произносить с придыханием и с большой буквы, против чего я не возражал.
Так я ещё и не пил — об этом тоже с подружками был договор, ибо 'пьяная баба...' — дальше по тексту, а у пьяного мужика — то самое, чему не хозяйка, на уме...
Короче, назначили меня Блюстителем Морали — есть такой персонаж на картине Тулуз-Лотрека 'Can-can', суровый мужчина, который должен был в кабаре следить за тем, чтобы канкан не плясали без панталон.
Моя же функция заключалась в том, чтобы сдерживать отеческими увещеваниями особо дерзкие порывы и объятья, дабы чего не вышло, или куда не вошло. Вечера-то упоительные... а по пьяни, да под звёздами... Пару раз довелось... увещевать. Под рёбра, легонько — наутро и не вспоминали мужики.
И провожать аж до койки вдрызг упившуюся девицу... не скрою, была эрекция, но самоликвидировалась... сбежал, короче. Ещё и потому, что получилось бы форменное изнасилование — 'пользуясь беспомощным состоянием жертвы'. Девушка лыка не вязала, кровать нащупала — и разделась до лифчика, именно так: платье через голову стянула, трусы сдёрнула — и упала лицом в подушку. Симпатичная, зараза, фигуристая, как раз в моём вкусе, разве что чуть крупнее моих девочек... расстегнул на ней бюстгальтер, чтоб не давил, да и ушёл восвояси, жалеть о несделанном.
Как пел чуть позже один эксперт по всем вопросам мироздания:
Эх, зажму я красоту в мозолистую руку,
и пойду дослушивать, что хнычет мне гармонь.*
А какая была попа! Приснилась утром...
Тёплый сентябрь радовал: работа спорилась, ящики с яблоками куда-то уезжали, заезжее райкомовское начальство одобрительно трясло щеками, мясо в борще водилось большими кусками, девки дразнились, но не давали, деньги таяли, магазин перевыполнял план по продаже портвейна...
Месяц закончился вместе с яблоками, и отправились мы восвояси, набив, как водится, сумки и рюкзаки условно ничейными (всё вокруг советское) дарами природы.
Заработали...
Подсчитали, отобрали —
за еду, туда-сюда, —
но четыре тыщи дали
под расчёт — вот это да!*
Это — по Высоцкому так, а у нас — не Вача, мясо оказалось дорогим, так что мы ещё и должны остались. Долг нам милостиво скостили; остались (в этот раз) с государством при своих. Но оно прищурилось, и пообещало однажды отыграться.
Вернулся я в дом родной. Первым делом разобрал вещи, бельё забросил в таз — замочил для стирки, а сам залез в ванну с горячей водой — отмокать, минут на двадцать, пока вода не остыла. Грязища — как будто сапоги мыл. Пока передохнул, пока помыл ванну — время перевалило за полдень, только начал выдумывать обед, как в замке завозился ключ, ввалились девчонки. Обнаружили разобранный рюкзак, и с криком: 'вернулся!' вбежали — разгорячённые, весёлые и 'септические'. Это они так пояснили нежелание целоваться по-взрослому.
— После школы, зубы не чищены! — но прижались, и чмокнули с двух сторон в щёки.
Да, ещё и облапали меня совершенно беззастенчиво, но немытые руки под халат не совали, ибо потом 'его' в них же и... пахли девочки пОтом, дымом горящих листьев — и сильно возбуждёнными девушками!
'Он' встал стремительно, пока подружки пробежали пару метров от входной двери до кухни, так что они сразу уверились: соскучился. А уж они как...
— Мы сейчас, мы быстро! — пообещали хором, велели, как барыне Проне Прокоповне, 'лечь и ждать', а сами отправились в сторону санузла, расстёгивая на ходу змейки на платьях... не каждая себе, а друг другу! Какими-то многократно отработанными движениями. Подозреваю, что девушки шли сюда, чтоб заняться сексом, а тут я удачно подвернулся...
— Это просто праздник какой-то! — процитировала Рита Карабаса-Барабаса, скрываясь в ванной.
Алла юркнула в туалет.
А я расстелил постель, скинул халат, улёгся, натянул презерватив, задрапировал член простынкой и расслабился, предвкушая удовольствие.
Желание поесть уступило более насущному.
Ритка с самого утра была необыкновенно нервной. Маялась как-то слишком, по совершенно непонятной причине. Алла спросила взглядом — подружка смущённо отмахнулась:
— Дома у меня такое... потом, ладно?..
Алла прикинула: что могло быть 'дома'? либо родители разругались вдрызг, вплоть до развода, либо брат чудит не по-детски... небось, опять что-нибудь показывал? Теребить и допрашивать подругу не стала. Захочет — сама расскажет. Тем более, что Риткина 'нервность' имела явный крен в сексуальную озабоченность. Так, по крайней мере, Алла расшифровала подружкины телодвижения.
Первые пять уроков — так сяк ещё, а на шестом от девочки только что пар не шёл. Да, это уже не 'хочет, аж пищит', похоже, взвоет скоро... И стоИт у неё, наверно, всё, что есть... и чего нет — тоже.
Ритка положила руку на коленку подружки... не на коленку даже — повыше. А хотела бы (судя по сопению) — ещё выше. Алла шикнула на неё, но не сильно. Всё равно не видит никто.
Физик в своём кабинете рассадил народ по своему: весь 'девичник' (попарно) угодил на галёрку — учатся девчонки прилично, независимо от расстояния до учителя, а дураков и двоечников следует держать на расстоянии вытянутой указки. Так что у Аллы с Ритой по правую руку Оля с Таней, дальше — братья-близнецы, за спиной — Марина с Катей, сзади справа — Ира с Наташей. Витка с Галкой — за близнецами. Все свои. Если кто и заметит вольность, на смех поднимать не станет.
Вообще, после второго (с начала учебного года) девичника, девушки скрывать свои симпатии среди себя перестали. Сидели парочками, (чуть ли не, а иногда и) в обнимку, и вольности всякие (коленку погладить подружке) открыто позволяли. До откровенного тисканья дело (пока) не доходило, но к тому шло.
И, друг на дружку насмотревшись, расходились после вечеринки — так же, парочками, прикидывая, где бы, как бы...
Так что, Алла руку подруги своей накрыла, да и сидела молча, чувствуя, как тоже поднимается в организме... и то поднимается, и это... а потом и вовсе жест скопировала — Рита даже глаза закрыла от нахлынувших ощущений. И засопела уже совершенно неприлично, громко очень. Впереди сидящая парочка (которая и не парочка вовсе, просто сидят вместе по воле учителя) обернулась даже, но Алка свободной рукой показала им кулак — развернулись обратно.
Ольга краем глаза шевеление заметила, мизансцену оценила, Татьяну локтём толкнула. Таня сперва глаза округлила (руки у девчонок самопроизвольно сдвинулись в правильном направлении, и подолы на загорелых ногах задраны чуть не до трусов), потом ухмыльнулась понимающе, и руку на Олину коленку пристроила. Та, дёрнулась поначалу, а потом сообразила, взяла, да тем же и ответила. Ну, а чего? терпеть, что ли? И тоже поползли руки...
Алла увидела, и одобрительно кивнула: 'правильно, так!'.
Близнецы... не сразу, но тоже заметили интересное, рассмотрели и Риту с Аллой, и Олю с Таней, глаза закатили, ухмыльнулись — не хуже Тани, но комментировать, а тем паче за коленки друг друга хватать, не стали — сидели, напряжённые, молча, и боролись по отдельности с внезапной эрекцией. Мужики! герои!
Задние парты отреагировали позже, пока рассмотрели, чем народ занят; все соседки переглянулись и общий вопрос: 'почему бы и нет'? — чуть ли не вслух прозвучал...
В общем — физика в этот день удалась!
И если Рита с Аллой и Оля с Таней ещё чуть-чуть притормаживали (близнецы, хоть и не пялились откровенно, но всё равно присутствовали), то задние парты...
— Ко мне! — шепнула Ира.
Наташкин мизинец удачно оттопырился и коснулся, Ира ответить тем же не решилась, но дома!..
— Ко мне! — шепнула Галка; Витка, ощущая под ладонью гладкую, сухую, горячую нежную кожу, и чувствуя влажное и жаркое (совсем рядом!) кивнула, представила и тоже намокла...
— Куда? — спросила Катя.
Она робко гладила подружку по коленке: до постели они с Мариной ещё не добрались (пока). Но сегодня, похоже... судя по настойчивым Маринкиным касаниям... о-о-о! прямо там уже... эх, почти...
Марина (с каменным выражением лица, только язык по губам нервно...) неопределённо пожала плечами, перебирая варианты — и один таки нашёлся:
— К мачехе! Ключ есть...
— Домой? — спросила Оля.
— Да... быстро, — Танины ноздри раздувались, как будто (или на самом деле?) улавливая запах подружки, — три часа...
— Успеем! — обнадёжила соседка.
— К Толе? — шепнула Алла.
— Да-а... — едва не простонала Рита.
— Что с тобой? — обеспокоилась подруга.
— Потом всё... потом расскажу... стыдно!.. просто дай мне сегодня... и возьми, как хочешь...
— Я возьму... и дам... как захочу... — бурчала, двигая подружку к выходу, Алла, чувствуя, что ей уже тоже очень нужно... очень-очень...
— Кому-то сегодня будет хорошо! Даже — многим, — заметил Сергей, забрасывая тетрадь в сумку.
— Не нам, брат, не нам! — грустно молвил Саша.
Он уже обменялся взглядами с Виткой, и та не обнадёжила:
— Зав... послезавтра! — пообещала не шёпотом даже — артикуляцией... но такой, что у парня (у парней!) едва не случилась эякуляция...
Побрели, прикрываясь сумками...
Ритка двигалась к моему дому целеустремлённо, как Людмила Прокофьевна Калугина; Аллочка даже забеспокоилась:
— Не лети так, успеем! Сейчас всё будет...
Ритка только зыркнула в ответ, так, что Алла приготовилась к изнасилованию.
Наперегонки взбежали по лестнице, повернули ключ в замке, захлопнули дверь... Ритка потянулась к подруге — обнять, раздеть, отвести в ванную — но запнулась о рюкзак...
— Вернулся! — воскликнули хором и побежали в комнату.
Алла в туалете свои дела сделала и просочилась в ванную, принялась чистить зубы. Ритка за занавеской лихорадочно намыливала важные места, попискивая и приплясывая от нетерпения.
— Сейчас всё будет! — обнадёжила Алла подружку, — не три так, а то не дойдёшь... сама справишься!
— Сейчас всё будет! Сейчас всё будет! — приговаривала Рита, быстро вытираясь, — я помчалась, не могу... — чмокнула обескураженную подругу в щёку, схватила халатик и выбежала, не одеваясь. И дверь не прикрыла: пусть любимая послушает, а потом и посмотрит, если успеет!
