— Нет, — сказала Улла. — Это правда. Хилдир хотел меня убить. Он за мной погнался, а Бран меня защитил. Хилдир действительно наткнулся на меч. Я сама видела, я подтверждаю. Он бежал, там было темно... и он налетел на меч. Бран не виноват. Это из-за меня.
— Не верь ей! — крикнул Бран. Конунг будто не расслышал.
— Так-так, — он не сводил с дочери глаз. — Интересно. Только я чего-то не пойму, что же ты делала среди ночи возле старой кузницы? А?
Улла низко опустила голову:
— Я... просто шла.
— И куда ж ты просто шла? Ночью? А? Отвечай!
Улла молчала. За нее ответила Аса.
— Туда же, куда и всегда, — насмешливо промолвила она.
Аса вышла к очагу и победно усмехнулась.
— Она уж третий месяц туда шастает, — подбоченясь, выговорила она. — Весь поселок об этом говорит.
— Ты... ты это о чем? — медленно спросил конунг. — О чем ты это, а?
— А то не знаешь. Об этом вот об самом! — Аса постукала одним пальцем о другой. — Она третий месяц с колдуном живет. Не нова уж новость-то!
Тишина. Глаза конунга расширились.
— Ты ври, да не завирайся, — с угрозой молвил он. — Она ж твоя сестра, чего болтаешь?
Аса пожала плечами:
— А я чего, если все так и есть. Да ты ее спроси, пускай ответит.
Взгляд конунга переместился к Улле:
— Это правда?
Та стояла, тяжело дыша. Все глядели на нее, а она упорно глядела себе под ноги. Конунг повысил голос:
— Я спрашиваю, это правда?
— Нет! — Бран дернулся в руках у сторожей. — Она все врет!
— Заткнись, щенок, — уронил конунг, — с тобой после потолкуем. Я жду, — он повернулся к Улле. — Чего молчишь? Это правда?
— Правда, — еле слышно вымолвила Улла.
— Чего?! — рявкнул конунг.
Девушка вдруг вскинула голову. Руки сжались в кулачки, на щеках полыхнул румянец.
— Да! Да! Это правда! — в лицо отцу крикнула она. — Это правда! Всё, доволен? Да! Да! Я с ним сплю! Все слышали?!
— Улла, не надо! — Бран старался вырвать руки.
— Нет, надо! — Улла обвела взглядом молчаливую толпу. Ее глаза сверкали, а грудь тяжело вздымалась. — Пускай все знают! Да! Я с ним сплю! Потому что я люблю его! Поняли, вы?! Я люблю его! Так, как тебе и не снилось! — она повернулась к Асе. С губ у той сбежала победная улыбка.
— Слышишь?! — продолжала Улла. — Я люблю его! Можешь и дальше завидовать! Ты... ты... у тебя такого никогда не будет! Я его люблю! Люблю, понятно? И я горжусь этим! Мне наплевать, что вы...
— Шлюха! — конунг ударил Уллу по лицу, и она осеклась, заслонясь ладонями. Ноздри конунга раздулись, пальцы сжали плеть. Люди, что стояли рядом, подались прочь от стола.
— Так вот оно что, — в мертвой тишине промолвил конунг. — Вот как оно все... Ох, боги... Какой позор... — конунг закрыл глаза. Лицо и шея наливались бурой кровью.
— Что ж это, а? — конунг обвел домашних взглядом, от которого они остолбенели. — Ари, видите ли, ей был плох... Ярл, значит, ей был плох, а этот раб понравился. Перед всей округой осрамила. Хорошо еще, что мать не дожила. Опозорила на старости лет, — конунг шагнул к дочери, схватил за руку, грубо рванул и крикнул:
— Глядите, люди добрые! Радуйтесь! Да, да, глядите на нее, на эту шлюху подзаборную! — конунг швырнул Уллу к очагу, на средину комнаты. Она едва не упала, застыла, дрожа, обхватив себя руками. Конунг заорал:
— Вот она, хорошая дочь! Утешение родителям! Ну, спасибо, доченька, порадовала! Ах, дрянь! — он опять ударил Уллу по лицу. Не издав ни звука, та еще ниже опустила голову. Конунг дернул ее за подбородок и рявкнул прямо в широко открытые глаза:
— Чего молчишь, ничего не скажешь?! Прощенья не попросишь? А?!
Улла отпрянула, пытаясь отвернуться от него.
— У-у, зараза! — конунг намотал ее косу на кулак и пригнул девушку к земле.
— Мне не за что... просить... — ответила она, задыхаясь. — Не за что... Только... ты только его не трогай! Пожалуйста! Отпусти его! Ай, не надо! Больно!
— Больно, а? — отозвался конунг. — Сейчас еще больнее будет. Бесстыдница! Потаскушка! — он рванул ее за косу и ударил плетью по лицу, рукоятью рассек губы. Взвизгнув, Улла заслонилась рукой, но конунг словно не заметил. Принялся стегать дочь плетью: по чему попало, изо всех сил. Она закричала.
— Хватит! Хватит! — пытаясь вырваться, завопил Бран. — Не надо! Оставь ее в покое! Не тронь ее! Не смей!
Как зверь в капкане, он забился в руках у стражей, да только те держали очень крепко.
— Остынь, слышь, — тихо сказал Брану один из парней. — Он тебя убьет. Погодь маленько. Да постой ты, дело говорю, тебе ж лучше будет. Не пускайте его, ребята!
Конунг схватил Уллу за ворот, дернул к себе. Одежда на ней разорвалась, и Улла вскрикнула. Конунг взревел как бык:
— Шлюха! Я тебя научу! Опозорить меня взялась? Ну, так я тебе покажу позор! Я тебе дам по рабам таскаться! Пускай все глядят, — конунг снова дернул. Затрещала ткань, и платье разорвалось до самого подола. Улла попыталась удержать его на груди, но конунг оттолкнул ее руку, рванул — и ткань сползла, обнажив девушку до пояса.
— Хватит! — завизжала Аса. — Перестань, что ты делаешь?! Папочка, не надо, перестань!
— Пошла вон, стерва, — с натугой дыша, отозвался конунг. — Этой место у свиней, с рабами... с рабами место ее, в дерьме. Пусть ходит голая, она мне более не дочь!
Он снова принялся хлестать Уллу кнутом. На обнаженной коже девушки тут же вздулись кровавые рубцы. Она вздрагивала, прикрывая грудь руками, и даже не пыталась защищаться.
Бран молча рвался у дружинников из рук. Те тоже молчали, удерживая его. В доме стояла мертвая тишина, только кнут свистел, кромсая беспомощную жертву. Люди с перепуганными, растерянными лицами жались по лавкам возле стен. Подняв голову, Бран вдруг заметил Бьорна и Грани: за очагом, поодаль, у стены. Во взгляде Грани застыл ужас, щеки были мокрыми от слез. Бран прохрипел, в упор уставившись на Бьорна:
— Харалдсон! Помоги же... мне...
Тот только стиснул рукоять меча и глотнул. В стороне судорожно рыдала Аса.
Конунг швырнул Уллу на скамью. Ударившись слету животом, она протяжно застонала, сползла на пол. Ее обнаженная грудь и вся спина были исполосованны рубцами. Шагнув вперед, конунг схватил дочь за волосы и заставил встать. Ударил по лицу. Опять швырнул о лавку. Она упала боком, взвизгнула, заплакала... Конунг выдохнул сквозь зубы:
— Чтоб ты сдохла, знать тебя не хочу! В свинарник пойдешь, к свиньям, там тебе место! Отныне только там и место! Со свиньями будешь голая скакать! — конунг сдернул с нее платье. Что есть сил, ожесточенно вытянул плетью. Потом еще раз и еще. Кнут свистел, не прекращая, на обнаженном теле девушки вздувались полосы ударов.
Она вдруг упала на пол. Попыталась встать, цепляясь за скамью. Конунг пнул ее в бедро, и она застонала, рухнув ничком. Конунг размахнулся и огрел ее кнутом. Улла конвульсивно дернулась. Кнут заходил, полосуя беспомощное тело.
— Пустите меня, гады! — завопил Бран. — Сволочи, пустите вы меня! Да вы люди, или кто?! Оставь же ее в покое!
Бьорн Харалдсон вдруг сорвался с места. Подлетев к конунгу, всей тяжестью повис сзади на плечах и заорал:
— Грани, беги к Сигурду! Живо! Беги, не стой!
Грани ринулся к дверям. Его никто не останавливал. Конунг рычал и силился освободиться. Бьорн Харалдсон, как глыба, навалился на него, повернул к Брановым стражам искаженное усилием лицо.
— Отпустите его, — прохрипел Харалдсон. — Пустите, лешие! Конунг же вам после первым головы открутит! Вы нешто дураки? Пустите парня, ну?!
От его крика в светильниках задрожало пламя, и стражи отступили. Бран упал. Вскочил. Подбежал к Улле. Она лежала лицом вниз около скамьи, окровавленная, голая, избитая. Бран рухнул на колени. Глянул на ее растерзанные косы, трясясь и задыхаясь, коснулся грязной маленькой руки.
— Улла... слышишь? — прошептал он. Содрав плащ, укутал девушку, осторожно повернул к себе лицом. Ее глаза были закрыты, а голова безжизненно откинулась.
— Отойди от нее, поганец! — вырвав руки, конунг бросился на Уллу. Бран успел закрыть ее собой, и на него тут же посыпались удары. Он не сопротивлялся, подставлял ладони, лишь бы плеть не коснулась Уллы. Харалдсон, взревев, как медведь сграбастал конунга.
— Помогите, гады! — заорал он. — Трусы! Козлы! Помогите мне!!!
К нему бросились дружинники, и после короткой яростной борьбы конунга оттащили прочь, к столу. Парни навалились, отгородили его от дочери. Он рычал, словно обезумев.
Бран глянул девушке в лицо. Веки потемнели, на рассеченных губах алела кровь. Харалдсон присел рядом и тихо спросил:
— Живая?
Бран кивнул.
— Уноси ее отсюда, — сказал Бьорн. — Справишься?
Бран опять кивнул. Встал на четвереньки.
— Тогда иди, — велел Харалдсон. — Уходи, живо.
Подняв Уллу на руки, Бран неуклюже поднялся, и, шатаясь, понес к порогу. Он слышал яростные вопли конунга, истерический плач Асы, крики дружинников, но не обернулся. Подойдя к двери, потянул за ручку. Хоть не сразу, дверь отворилась, и Бран наконец выбрался наружу.
Была ночь. Он остановился, не зная, куда идти. Уллино лицо в темноте казалось мертвым, и ему почудилось, что она не дышит. Его пронзил такой животный страх, что сердце оборвалось, покатилось в пятки. Схватившись с места, он бросился бежать. Сделалось жарко, словно его окатили кипятком. Слезы текли из глаз, Бран чувствовал соленую влагу на губах, еще немного — и заплакал в голос. Притиснул девушку к себе. Стах гнал его вперед, все дальше по тропе: страх того, что Улла умирает.
Он очнулся возле кузницы. Пнул дверь, ворвался внутрь, и, опустив девушку на шкуру, приник к ее груди. Ничего не услышал, облился холодным потом, наощупь сдернул с Уллы плащ — и снова ухом прижался к ней, дрожа и задыхаясь. Сначала показалось: тишина. Потом он услыхал: тук-тук... тук-тук...
— Мо Тигернэ! — вырвалось у Брана. — Господи, Боже мой! Помоги мне!
Он рывком вскочил и ринулся к поленнице. Схватил оттуда деревяшки. Посыпавшись, те зашибли ему ноги, но он этого почти не заметил. Вернулся к костру. Нашарил сумку, вытащил кремень, принялся разводить огонь, в кровь сбивая пальцы. Это взяло время, Брану показалось — долгие часы.
Когда огонь загорелся, он швырнул кремни наземь и подобрался к Улле. Она лежала без движения. Дрожащими руками Бран раскутал плащ и, застонав, конулся ее кожи.
Она была страшно избита, вся в рубцах от кнута. Живот и бок заплывали синяком, из ран сочилась кровь. Грудь и плечи оказались так исхлестаны, что Бран не увидал на них живого места.
Бран заплакал.
— Прости меня... прости... — прошептал он.
Улла дернулась и тихо застонала. Веки дрогнули, глаза открылись. Они были черные, и лихорадочно блестели. Слепым взглядом она повела вокруг, снова застонала, что-то шепотом произнесла...
— Я здесь, детка, — Бран схватил ее за руку. — Я с тобой. Он тебя не тронет. Больше он к тебе не подойдет. Все будет хорошо. Я заберу тебя отсюда. Ты поправишься. Увидишь, все будет хорошо!
Девушка отрывисто вздохнула, с губ сорвался стон. Глаза смотрели в одну точку, огромные, черные и неподвижные. Не слышит, понял Бран. Она не слышит.
— Сейчас, — сказал ей он. — Сейчас, потерпи.
Он бросился к кадке у стены. Набрав воды, вернулся к очагу. Нащупал в котомке склянку, влил содержимое в воду, подполз к девушке и осторожно приподнял ей голову:
— Давай, милая, попей, — Бран ковшом силился разжать ей зубы. — Попей, прошу тебя... вот так, помаленьку.
Девушка глотнула и, застонав, попыталась отстраниться, но Бран не пустил. Нагнулся низко-низко, почти к ее лицу:
— Нет, маленькая, пей. Нужно это выпить, и станет лучше. Давай, родная... ну, давай же.
Он бился долго, но ему удалось заставить ее отпить лишь несколько глотков. Она оттолкнула ковш, громко застонала, запрокинув голову. Пальцы судорожно сжались, и Улла вскрикнула.
— Что? Что такое? Тебе больно?
По ее телу прошла судорога. Она снова закричала, пытаясь приподняться на локте, и в глазах Бран увидел ужас. Улла согнула ногу. Изнутри на бедрах алела кровь.
Бран смотрел, еще не понимая, не желая понимать. Уллина рука медленно скользнула, на мгновенье задержалась между ног, поднялась... Пальцы казались черными от крови. Кровь плеснула из девушки и полилась на шкуру. Протяжный вопль пригнул Брана к полу, вопль, переходящий в вой: звериный, страшный вой волчицы возле логова с погибшими детенышами.
Он ощутил, как каждый волос на теле становится дыбом, перестал дышать, глаза остановились. Уллин крик превратился в истерический плач.
Трясясь, стуча зубами, Бран подполз к ней, обхватил ее голову, прижал к своей груди и принялся качать. Она не реагировала, тело сделалось как камень. Она безостановочно рыдала, а Бран молчал. Едва дышал, до крови кусая губы.
Стук в дверь. Он подскочил и, ощетинившись как волк, прикрыл собою Уллу. Стук повторился, дверь сильно затрясли, кто-то что-то заорал. Улла взвизгнула и вцепилась Брану в руку.
Снова стук, громче, нетерпеливее. Улла ухватила Брана за одежду, перестала плакать, лишь скулила.
— Кто там?! — крикнул Бран.
— Открой! — крикнули снаружи. Сильные руки рванули дверь.
— Оставьте нас в покое! — обнимая Уллу, ответил Бран. — Чего вам надо? Убирайтесь!
В дверь забарабанили кулаками и ногами. Улла снова взвизгнула, спрятав лицо у Брана на груди.
— Мы вам ничего не сделали! — в отчаяньи крикнул он. — Мы ни в чем не виноваты! Не трогайте нас!
— Открывай! — был ответ. В дверь ударили чем-то тяжелым, раздался треск, из-под потолочных балок посыпалась труха. Улла опять тихонько заскулила. Бран в исступленье заорал:
— Сволочи! Вы нас не возьмете, слышите?! Вы больше не тронете ее! Вам ее не получить!
Одной рукой он обнял Уллу, другой выхватил из костра горящую головню.
— Я тут все спалю! — завопил Бран. — Мы лучше сгорим, но не дадимся! Мы не дадимся, слышите?! Вы нас живыми не возьмете!
Улла, трясясь, вжималась в Брана.
— Не бойся, — выговорил он. — Они больше нас не тронут. Я тебя им не отдам.
Снаружи послышалась возня, сердитый крик — и виноватое бурчание в ответ. Миг тишины, и знакомый голос возле двери:
— Бран, ты здесь? Открой, сделай милость, это я, Эйвинд!
— Эйвинд? — пробормотал Бран.
— Слышишь? Открой, не бойся, мы помочь хотим! Пожалуйста!
— Эйвинд, ты?
— Это я! Открой, пойдем к нам! Отец велел вас забрать, вам нельзя тут быть. Слышишь, Бран?
— Слы... слышу, — Бран бросил головню в костер. — Это Эйвинд, — сказал он Улле. — Не бойся, это твой брат. Давай ему откроем, хорошо?
Она, казалось, не понимала, руки намертво вцепились в Бранову одежду, и ему пришлось силой оторвать ее от себя. Застонав, она скорчилась на соломе, из растрепанных волос дико глядел огромный глаз. Бран накрыл ее плащом.
— Отвори, сделай милость! — снова крикнул Эйвинд. Проворно, как испуганный зверек, Улла метнулась в угол. Сжалась там, заслоняя голову руками.
— Родная, не бойся, это Эйвинд... — начал было Бран, но замолчал. Он видел: она не понимает. Она глядела, точно загнанное животное.
