— Точно почувствовал. Может, еще что заметил?
— А зачем замечать? Раз Алраэль здесь, то и правитель темных свою ручку к нашему сборищу приложил. Так что не тяни, рассказывай, во что мы еще вляпались? А то, может, действительно, как и предложил наставник графа, — на этом месте его задумчивость сменилась насмешкой, сделавшей его узкий зрачок острым и колючим, — не стоит раньше времени впадать в панику от открывшихся перспектив.
— Тебе не надоело быть таким сообразительным? — Ох, не все так просто между двумя принцами: и ведь не видно даже причин для соперничества. Или... Тамирас не может смириться с тем, что не драконы правят этим балом?
— Ну... если я еще подольше с тобой пообщаюсь...
И это одновременно и утверждение, и вопрос, и... догадка, которая странным образом откликается во мне предчувствием чего-то настолько невообразимого, что сердце в груди начинает биться гулко и напряженно, подгоняя взбудораженную азартом кровь.
— Об этом не беспокойся. Боюсь, ближайшие годы мы станем с тобой столь неразлучными, что при упоминании демонов твоя рука непроизвольно будет тянуться к клинку. — И, прежде чем продолжить, обвел всех весьма удовлетворенным взглядом. — Властитель Тахар и мой отец просят большинство из здесь присутствующих войти в состав телохранителей алтара Закираля и его невесты, принцессы Таши.
То, что следует за этим, одним словом охарактеризовать сложно: не зря искрил зрачок Тамираса, не зря холодело в моей груди, не зря рука Алраэля наматывала на палец выбившуюся из стянутого кожаной лентой хвоста прядь. Каждый из нас осознавал, что присутствие в этом доме даймона изменит нашу жизнь, заставит нас пересматривать свои взгляды, возможно даже и поступаться своими принципами. Потребует по-новому оценить все, что мы знали об этой расе, а, может, и забыть то, что шрамами врезалось в память. Но чтобы так...
И мне остается лишь радоваться, что мою бледность можно объяснить иным, чем то, близкое к растерянности состояние, в котором мы все находимся. Но Радмир его словно и не замечает.
— Для лорда Дер'Ксанта и его пятерки это звучит как приказ правителя Элильяра. Ну, а для тебя, Карим...
И их взгляды вновь встречаются, чтобы окончательно дать всем остальным понять: мой наставник знает значительно больше, чем все остальные, включая и принца демонов.
— По поводу Алраэля все понятно, а остальных все-таки просят, или это из разряда тех просьб, от которых лучше не отказываться?
Ну, до чего же понятливые детки у правителей нынче пошли. И ведь смотрит не в сторону своего собрата из семейства демонов, а на моего наставника, который хоть и кажется сосредоточенным, но в его глазах нет-нет, да мелькнет что-то настолько странное, что снова и снова возрождает в памяти одно единственное слово: доигрались.
— И ты, Тамирас, и граф пока еще можете отказаться. Но после того, как я назову причину такого внимания к даймону, выбора у вас уже не будет. Так что, пока я уточню точку зрения Элизара на этот предложение, ты, мой друг, можешь подумать.
И Радмир пристально смотрит на меня, продолжая удивлять той легкой насмешкой, что не сходит с его губ; а он ведь нисколько не сомневается в моем ответе. Ни он, ни Карим, который так и сидит в кресле рядом с моей постелью, продолжая изображать из себя сиделку при тяжело раненом воине.
Они не сомневаются. А я? Откуда в душе уверенность, что иначе и быть не может, что все, здесь происходящее, уже давно предрешено, и встретив Таши тем поздним вечером, приведя ее в свой замок, позволив произнести слова клятвы, я уже ответил на этот вопрос? Или все началось еще раньше, когда нелегкая занесла меня на те развалины межмирового портала? А сейчас я лишь завершаю круг событий и снова решаю для себя: протянуть руку и взять тот предмет, что, словно опутав меня паутиной, тянул к себе, звал, манил, очаровывал, пока пальцы сами не коснулись его гладкой поверхности.
А если это так, то к чему тогда эти убегающие в вечность мгновения. Если ответ вот он, замер на губах, играет на кончике языка, стремясь вырваться наружу.
И я произношу его, понимая, что, возможно, они знают меня даже лучше, чем я сам. Потому что это мне нужна была пауза, чтобы решить. Они же... уже знали ответ.
— У меня есть лишь одна причина, чтобы отказаться — не самая лучшая физическая форма. Но раз повелителя это не смущает, почему это должно мешать мне?
— Ты прав, Элизар. Время для восстановления у тебя есть. Да и те, кто займутся тобой во дворце, вернут тебя в строй значительно быстрее, чем тебе бы даже и хотелось. — И в его голосе, несмотря на кажущееся спокойствие, ясно чувствуется нетерпение.
И, похоже, это заметно не только мне. Потому что на лице Тамираса пусть и добродушная, но усмешка.
— Ладно, не томи, рассказывай, какую авантюру для нас придумали наши отцы. Или, придумал твой, а мой тоже не нашел причин, чтобы отказаться?
Короткое фырканье, должно, казалось бы, несколько разрядить обстановку. Вот только взгляд, которым окидывает нас демон, этому совершенно не способствует, окончательно стирая с наших лиц остатки спокойствия.
— Я прошу всех, кроме Карима, призвав в свидетели свои силы, дать клятву чести в том, что ничего из того, что вы сейчас услышите, не станет с вашего попустительства известно никому, кроме имеющих право знать; не будет обсуждаться ни с кем, кроме тех, кто посвящен в эту тайну; и что каждый из вас пойдет до конца, выполняя предназначенное, даже если придется пожертвовать своей жизнью..
Первым, как ни странно, становится Алраэль, на лице которого даже не мелькает тень опасения, напоминая мне того друга, каким он был во времена нашей учебы в Академии: способного, сделав выбор, идти, сметая перед собой все препятствия, не колеблясь и не терзаясь вопросами, не щадя своей жизни, но оберегая жизни тех, кто вставал рядом с ним. И я не мог не радоваться тому, что видел; у меня было не так много друзей, чтобы не сожалеть о потери хотя бы одного из них.
— Призываю в свидетели стихии воздуха и ветра и клянусь честью.
Его взгляд упирается в меня, словно говоря: 'Ну вот, мы опять — вместе. И ты можешь доверить мне свою спину, свой сон, ты можешь быть уверенным — где бы ты ни был, я буду рядом, так же как и я уверен в тебе'.
И я вторю ему, чуть поморщившись от коснувшейся раны боли, когда пытаюсь подняться на подушках выше, осознавая важность происходящего.
— Призываю в свидетели стихии огня и ветра и клянусь честью. — И чувствую, как стремительно несется сердце вдаль, обещая мне новые приключения, соленый вкус пота и слез на губах, сжатые на рукоятях ладони и отблеск огня в ночной темноте.
Слова сказаны и эти слова крепче, чем цепи.
Прежде чем продолжить ритуал, Тамирас оглядывается на закрытую дверь, приподнимает бровь и тяжело вздыхает, при этом делает это столь комично, что напряжение, сдавливающее грудь, неожиданно рассеивается, давая возможность свободно дышать. А уж когда комнату окутывает купол тишины, поверх того, что установлен демоном, уже не только я испытываю облегчение: не думаю, что он отступился от Таши, но клятву, что сейчас даст — не нарушит.
— Призываю в свидетели Порядок, клянусь честью и... — Миг тишины, в который и я и Радмир замираем, потому что догадываемся, что он сейчас произнесет, и продолжает, взглянув на нас с нескрываемым торжеством: — кровью дракона.
Да... Он не оставил себе ни одного шанса обойти эти клятву, хотя демон и дал ему такую возможность — клятва на крови для любого из их племени безоговорочна. Хотя... не удивлюсь, что из этой парочки именно жизнь Таши он возьмет на себя.
— Призываю в свидетели власть Огня и клянусь честью. — И Радмир заканчивает полукруг клятвы, проводя лезвием клинка по своей ладони, давая ему напиться собственной крови, и как только на его блестящей поверхности появляется алый развод, передает его дракону.
Последним надрезает ладонь тот, кто первым произнес слова ритуала силы. Но, как оказалось, прежде чем услышать то, ради чего все это и затеялось, нам предстоял еще один сюрприз. И именно от того, от кого его легче всего и было ожидать.
Карим, быстрым, похожим на бросок змеи движением, пересекает расстояние между ним и Алраэлем, и перехватив у него рукоять кинжала, вонзает его в свою ладонь, глубоко ее рассекая.
— Я принимаю вашу клятву, служу гарантом ее исполнения, и тем, кто имеет право казнить всякого, кто ее нарушит.
И не успеваем мы хоть как-то на это отреагировать, как он уже снова сидит в том же кресле, и клинок демона прячется в пустых ножнах, что висят на его перевязи. А на его руке нет даже следа от нанесенной им раны.
— Эх, Карим, хотел бы я задать тебе несколько вопросов, если бы отец категорически не запретил. — Радмир переводит затуманенный бурлящими в его душе эмоциями взгляд с моего наставника на меня, как будто пытается понять, имеет ли смысл адресовать их мне. Но к счастью, изумление на моем лице служит лучшим доказательством, что я не тот, кто может их ему дать, и он, облокотившись рукой на широкий подлокотник начинает говорить. И пусть голос звучит равнодушно, ему не удается скрыть свое отношение к тому, что он произносит.
— Алтар Закираль является сыном ялтара Вилдора и братом будущей жены повелителя, леди Рае. И хотя по законам Дарианы, у него нет прав на место, которое сейчас занимает его отец, Повелитель Арх'Онт и властитель Тахар считают возможным помочь коммандеру стать новым правителем даймонов.
— А я-то думал, в кого я такой авантюрист? Оказывается, в папочку. Я так понимаю, никакие возражения не принимаются?
— Ты, Тамирас, продолжаешь меня удивлять, очень правильно понимая нашу роль в этой истории — мы можем спорить по тому, как это сделать, но основной вопрос даже не обсуждается.
— У них хотя бы есть шансы?
— И очень большие. — На лице Радмира, многозначительная улыбка, а густые ресницы Карима, который вступает в разговор, прячут под собой глубокое удовлетворение, которое я замечаю лишь потому, что прежде чем начать, он на короткое мгновение встречается со мной взглядом. — Как только он нашел свою Единственную, его силы начали не только меняться под воздействием возникшей между ними связи, но и расти. А когда Таши приняла Хаос, что до недавнего времени в ней никак не проявлялся, его возможности стали если и не безграничными, то значительно превосходящими все то, с чем сталкивались даймоны. И этот процесс еще не окончен. Причем, не только у него, но и нее. Как только они осознают, что являются едиными целым, эта парочка станет способной на такие фокусы, что этот вопрос будет звучать несколько неуместно.
— Тогда, зачем им мы?
— На первом этапе мы нужны им будем именно как телохранители: ни она, ни он не умеют пользоваться тем, что в них просыпается, и могут оказаться беззащитными перед тем, с чем встретятся. Да и пока связь не окрепла, разорвать ее довольно просто: для этого может хватить и неосторожного слова. Так что нам придется с ними нянчиться, как с избалованными, капризными детьми, не позволяя разрушить то, что создается, непониманием, глупостью, амбициями, недоверием.
— Что будет, если эта связь прервется?
— И не надейся... — И от Карима, от которого даже в минуты жесткости веяло теплотой, пахнуло такой изморозью, что дракон, попятился бы, если бы не стена за спиной. — Той Таши, которую ты, Тамирас, знаешь, больше не будет: бледная тень, ушедшая в пелену воспоминаний. Выжить, она выживет, но жить не сможет. Лишь существовать, не имея возможности чувствовать, не умея любить, не зная привязанности, чести, долга, не ощущающая своей крови.
— А он? — вклиниваюсь в их разговор я, потому что какая-то мысль, туманом стелющаяся в моей голове, никак не дает мне покоя.
— Чудовище, с жаждой чужой смерти, которая единственная хотя бы на короткое время сможет ослабить ту тоску, что будет терзать его сердце.
— Ты хочешь сказать, что его отец... — Не скажу, что мне становится все понятно, но моя уверенность в том, что я сделал правильный выбор обретает четкость.
— Я ничего не хочу сказать. Я говорю лишь о том, что мы должны будем сделать.
— Хорошо, Карим. — Гнев Тамираса просто бросается в глаза, но тем не менее, он его удерживает в себе, не давая вырваться наружу. — Будем считать, что мы с первой задачей справились, и они научились использовать то, что дала им связь Единственной. Что дальше?
— На это и у них и у нас осталось меньше года. К концу срока, установленного для помолвки, она должна стать его женой. И в самом лучшем варианте, к этому времени Закираль уже должен стать ялтаром и ввести ее во дворец правителя. В этом случает она станет его соправительницей и сможет влиять на все происходящее на Дариане. Во всех других вариантах ее вмешательство в дела мужа будет рассматриваться как нарушение кодекса и создаст дополнительные проблемы.
Короткий кивок и новый вопрос, в котором продолжает звучать напряжение.
— И это получилось. Зачем будем нужны мы?
— Вот здесь и начнется наша основная работа. Мы должны стать для них постоянным напоминанием о том, ради чего все это делалось, быть им друзьями, чтобы защитить от лести, от удара из-за угла, чтобы поддерживать, если что-то не будет получаться так, как задумано, чтобы стать памятью о том, кем они были и кем стали. Мы будем рядом, чтобы помочь растить их детей такими, какими вырастили вас. И... Чтобы стать палачами, если все, о чем я уже сказал, нам не удастся. Потому что второго Вилдора на Дариане быть не должно.
— И ты, Карим, сможешь это сделать? — Тамирас смотрит на воина со странной смесью восторга и ужаса. И надо сказать, я понимаю и разделяю то, что он чувствует.
Перспективы, что перед нами вырисовываются, с какого бока не смотри, выглядят весьма впечатляющими. И кажутся... практически невыполнимыми.
— Теперь — смогу. Потому что уже видел последствия своей слабости и во второй раз ее не проявлю. И вам не позволю.
— Ты...
— Больше ни одного слова. У нас с вами есть один день на то, чтобы осознать все, что нам предстоит, оставить распоряжения на случай своей гибели, закончить все неоконченные дела и собрать то, что вы считаете самым необходимым.
— А что будет через день?
— Коммандер Закираль станет гостем повелителя демонов, а мы приступим к своим обязанностям. Так что у тебя, Тамирас, еще есть время свыкнуться с мыслью, что твой племянник теперь станет для тебя самым драгоценным существом.
Но вместо вполне ожидаемой вспышки, тот словно в пустоту кидает:
— Мне есть чем себя успокоить... — И когда все с некоторым недоумением оглядываются на дракона, уже даже не предполагая, чего еще от него можно ожидать, он, с весьма ехидной улыбкой на своем холеном лице заканчивает: — Для него это станет полной неожиданностью. — И его рука ласково скользит по рукояти меча, украшенной большим дымчатым камнем.
Закираль
— Я не буду настаивать на помолвке, и если ты сочтешь нужным — отпущу тебя.
Пока я вел свой рассказ, она так и продолжала сидеть на самом краешке кресла, впившись ладонями в рукояти кинжалов, что весьма ощутимо вибрировали на высокой ноте, отзываясь на то, что творилось в ее душе. Готовая в любое мгновение вскинуться молниеносным движением, но тем не менее ни единым вопросом, ни неожиданно вырвавшимся жестом, ни тяжелым вздохом не выдавая своего отношения к тому, что я говорил. Просто сидела, устремившись взглядом в видимую только ей одной даль и слушала, слушала, слушала мою страшную историю, в которой, благодаря прихоти моей жестокой воли нашлось место и для нее.
