— Шлюха! Я тебя научу! Опозорить меня взялась? Ну, так я тебе покажу позор! Я тебе дам по рабам таскаться! Пускай все глядят, — конунг снова дернул. Затрещала ткань, и платье разорвалось до самого подола. Улла попыталась удержать его на груди, но конунг оттолкнул ее руку, рванул — и ткань сползла, обнажив девушку до пояса.
— Хватит! — завизжала Аса. — Перестань, что ты делаешь?! Папочка, не надо, перестань!
— Пошла вон, стерва, — с натугой дыша, отозвался конунг. — Этой место у свиней, с рабами... с рабами место ее, в дерьме. Пусть ходит голая, она мне более не дочь!
Он снова принялся хлестать Уллу кнутом. На обнаженной коже девушки тут же вздулись кровавые рубцы. Она вздрагивала, прикрывая грудь руками, и даже не пыталась защищаться.
Бран молча рвался у дружинников из рук. Те тоже молчали, удерживая его. В доме стояла мертвая тишина, только кнут свистел, кромсая беспомощную жертву. Люди с перепуганными, растерянными лицами жались по лавкам возле стен. Подняв голову, Бран вдруг заметил Бьорна и Грани: за очагом, поодаль, у стены. Во взгляде Грани застыл ужас, щеки были мокрыми от слез. Бран прохрипел, в упор уставившись на Бьорна:
— Харалдсон! Помоги же... мне...
Тот только стиснул рукоять меча и глотнул. В стороне судорожно рыдала Аса.
Конунг швырнул Уллу на скамью. Ударившись слету животом, она протяжно застонала, сползла на пол. Ее обнаженная грудь и вся спина были исполосованны рубцами. Шагнув вперед, конунг схватил дочь за волосы и заставил встать. Ударил по лицу. Опять швырнул о лавку. Она упала боком, взвизгнула, заплакала... Конунг выдохнул сквозь зубы:
— Чтоб ты сдохла, знать тебя не хочу! В свинарник пойдешь, к свиньям, там тебе место! Отныне только там и место! Со свиньями будешь голая скакать! — конунг сдернул с нее платье. Что есть сил, ожесточенно вытянул плетью. Потом еще раз и еще. Кнут свистел, не прекращая, на обнаженном теле девушки вздувались полосы ударов.
Она вдруг упала на пол. Попыталась встать, цепляясь за скамью. Конунг пнул ее в бедро, и она застонала, рухнув ничком. Конунг размахнулся и огрел ее кнутом. Улла конвульсивно дернулась. Кнут заходил, полосуя беспомощное тело.
— Пустите меня, гады! — завопил Бран. — Сволочи, пустите вы меня! Да вы люди, или кто?! Оставь же ее в покое!
Бьорн Харалдсон вдруг сорвался с места. Подлетев к конунгу, всей тяжестью повис сзади на плечах и заорал:
— Грани, беги к Сигурду! Живо! Беги, не стой!
Грани ринулся к дверям. Его никто не останавливал. Конунг рычал и силился освободиться. Бьорн Харалдсон, как глыба, навалился на него, повернул к Брановым стражам искаженное усилием лицо.
— Отпустите его, — прохрипел Харалдсон. — Пустите, лешие! Конунг же вам после первым головы открутит! Вы нешто дураки? Пустите парня, ну?!
От его крика в светильниках задрожало пламя, и стражи отступили. Бран упал. Вскочил. Подбежал к Улле. Она лежала лицом вниз около скамьи, окровавленная, голая, избитая. Бран рухнул на колени. Глянул на ее растерзанные косы, трясясь и задыхаясь, коснулся грязной маленькой руки.
— Улла... слышишь? — прошептал он. Содрав плащ, укутал девушку, осторожно повернул к себе лицом. Ее глаза были закрыты, а голова безжизненно откинулась.
— Отойди от нее, поганец! — вырвав руки, конунг бросился на Уллу. Бран успел закрыть ее собой, и на него тут же посыпались удары. Он не сопротивлялся, подставлял ладони, лишь бы плеть не коснулась Уллы. Харалдсон, взревев, как медведь сграбастал конунга.
— Помогите, гады! — заорал он. — Трусы! Козлы! Помогите мне!!!
К нему бросились дружинники, и после короткой яростной борьбы конунга оттащили прочь, к столу. Парни навалились, отгородили его от дочери. Он рычал, словно обезумев.
Бран глянул девушке в лицо. Веки потемнели, на рассеченных губах алела кровь. Харалдсон присел рядом и тихо спросил:
— Живая?
Бран кивнул.
— Уноси ее отсюда, — сказал Бьорн. — Справишься?
Бран опять кивнул. Встал на четвереньки.
— Тогда иди, — велел Харалдсон. — Уходи, живо.
Подняв Уллу на руки, Бран неуклюже поднялся, и, шатаясь, понес к порогу. Он слышал яростные вопли конунга, истерический плач Асы, крики дружинников, но не обернулся. Подойдя к двери, потянул за ручку. Хоть не сразу, дверь отворилась, и Бран наконец выбрался наружу.
Была ночь. Он остановился, не зная, куда идти. Уллино лицо в темноте казалось мертвым, и ему почудилось, что она не дышит. Его пронзил такой животный страх, что сердце оборвалось, покатилось в пятки. Схватившись с места, он бросился бежать. Сделалось жарко, словно его окатили кипятком. Слезы текли из глаз, Бран чувствовал соленую влагу на губах, еще немного — и заплакал в голос. Притиснул девушку к себе. Стах гнал его вперед, все дальше по тропе: страх того, что Улла умирает.
Он очнулся возле кузницы. Пнул дверь, ворвался внутрь, и, опустив девушку на шкуру, приник к ее груди. Ничего не услышал, облился холодным потом, наощупь сдернул с Уллы плащ — и снова ухом прижался к ней, дрожа и задыхаясь. Сначала показалось: тишина. Потом он услыхал: тук-тук... тук-тук...
— Мо Тигернэ! — вырвалось у Брана. — Господи, Боже мой! Помоги мне!
Он рывком вскочил и ринулся к поленнице. Схватил оттуда деревяшки. Посыпавшись, те зашибли ему ноги, но он этого почти не заметил. Вернулся к костру. Нашарил сумку, вытащил кремень, принялся разводить огонь, в кровь сбивая пальцы. Это взяло время, Брану показалось — долгие часы.
Когда огонь загорелся, он швырнул кремни наземь и подобрался к Улле. Она лежала без движения. Дрожащими руками Бран раскутал плащ и, застонав, конулся ее кожи.
Она была страшно избита, вся в рубцах от кнута. Живот и бок заплывали синяком, из ран сочилась кровь. Грудь и плечи оказались так исхлестаны, что Бран не увидал на них живого места.
Бран заплакал.
— Прости меня... прости... — прошептал он.
Улла дернулась и тихо застонала. Веки дрогнули, глаза открылись. Они были черные, и лихорадочно блестели. Слепым взглядом она повела вокруг, снова застонала, что-то шепотом произнесла...
— Я здесь, детка, — Бран схватил ее за руку. — Я с тобой. Он тебя не тронет. Больше он к тебе не подойдет. Все будет хорошо. Я заберу тебя отсюда. Ты поправишься. Увидишь, все будет хорошо!
Девушка отрывисто вздохнула, с губ сорвался стон. Глаза смотрели в одну точку, огромные, черные и неподвижные. Не слышит, понял Бран. Она не слышит.
— Сейчас, — сказал ей он. — Сейчас, потерпи.
Он бросился к кадке у стены. Набрав воды, вернулся к очагу. Нащупал в котомке склянку, влил содержимое в воду, подполз к девушке и осторожно приподнял ей голову:
— Давай, милая, попей, — Бран ковшом силился разжать ей зубы. — Попей, прошу тебя... вот так, помаленьку.
Девушка глотнула и, застонав, попыталась отстраниться, но Бран не пустил. Нагнулся низко-низко, почти к ее лицу:
— Нет, маленькая, пей. Нужно это выпить, и станет лучше. Давай, родная... ну, давай же.
Он бился долго, но ему удалось заставить ее отпить лишь несколько глотков. Она оттолкнула ковш, громко застонала, запрокинув голову. Пальцы судорожно сжались, и Улла вскрикнула.
— Что? Что такое? Тебе больно?
По ее телу прошла судорога. Она снова закричала, пытаясь приподняться на локте, и в глазах Бран увидел ужас. Улла согнула ногу. Изнутри на бедрах алела кровь.
Бран смотрел, еще не понимая, не желая понимать. Уллина рука медленно скользнула, на мгновенье задержалась между ног, поднялась... Пальцы казались черными от крови. Кровь плеснула из девушки и полилась на шкуру. Протяжный вопль пригнул Брана к полу, вопль, переходящий в вой: звериный, страшный вой волчицы возле логова с погибшими детенышами.
Он ощутил, как каждый волос на теле становится дыбом, перестал дышать, глаза остановились. Уллин крик превратился в истерический плач.
Трясясь, стуча зубами, Бран подполз к ней, обхватил ее голову, прижал к своей груди и принялся качать. Она не реагировала, тело сделалось как камень. Она безостановочно рыдала, а Бран молчал. Едва дышал, до крови кусая губы.
Стук в дверь. Он подскочил и, ощетинившись как волк, прикрыл собою Уллу. Стук повторился, дверь сильно затрясли, кто-то что-то заорал. Улла взвизгнула и вцепилась Брану в руку.
Снова стук, громче, нетерпеливее. Улла ухватила Брана за одежду, перестала плакать, лишь скулила.
— Кто там?! — крикнул Бран.
— Открой! — крикнули снаружи. Сильные руки рванули дверь.
— Оставьте нас в покое! — обнимая Уллу, ответил Бран. — Чего вам надо? Убирайтесь!
В дверь забарабанили кулаками и ногами. Улла снова взвизгнула, спрятав лицо у Брана на груди.
— Мы вам ничего не сделали! — в отчаяньи крикнул он. — Мы ни в чем не виноваты! Не трогайте нас!
— Открывай! — был ответ. В дверь ударили чем-то тяжелым, раздался треск, из-под потолочных балок посыпалась труха. Улла опять тихонько заскулила. Бран в исступленье заорал:
— Сволочи! Вы нас не возьмете, слышите?! Вы больше не тронете ее! Вам ее не получить!
Одной рукой он обнял Уллу, другой выхватил из костра горящую головню.
— Я тут все спалю! — завопил Бран. — Мы лучше сгорим, но не дадимся! Мы не дадимся, слышите?! Вы нас живыми не возьмете!
Улла, трясясь, вжималась в Брана.
— Не бойся, — выговорил он. — Они больше нас не тронут. Я тебя им не отдам.
Снаружи послышалась возня, сердитый крик — и виноватое бурчание в ответ. Миг тишины, и знакомый голос возле двери:
— Бран, ты здесь? Открой, сделай милость, это я, Эйвинд!
— Эйвинд? — пробормотал Бран.
— Слышишь? Открой, не бойся, мы помочь хотим! Пожалуйста!
— Эйвинд, ты?
— Это я! Открой, пойдем к нам! Отец велел вас забрать, вам нельзя тут быть. Слышишь, Бран?
— Слы... слышу, — Бран бросил головню в костер. — Это Эйвинд, — сказал он Улле. — Не бойся, это твой брат. Давай ему откроем, хорошо?
Она, казалось, не понимала, руки намертво вцепились в Бранову одежду, и ему пришлось силой оторвать ее от себя. Застонав, она скорчилась на соломе, из растрепанных волос дико глядел огромный глаз. Бран накрыл ее плащом.
— Отвори, сделай милость! — снова крикнул Эйвинд. Проворно, как испуганный зверек, Улла метнулась в угол. Сжалась там, заслоняя голову руками.
— Родная, не бойся, это Эйвинд... — начал было Бран, но замолчал. Он видел: она не понимает. Она глядела, точно загнанное животное.
— Сейчас. Я сейчас, — бросившись к двери, он отодвинул полено.
За дверью стоял Эйвинд, а с ним еще десяток человек, все с оружием и с факелами.
— Жива? — только и спросил Эйвинд. Бран кивнул. Эйвинд перешагнул порог, но Бран остановил:
— Погоди, не заходи. Сейчас, — он вернулся к Улле. Она дико взвизгнула, дернулась, будто хотела убежать.
— Это я... это я, — Бран снова укутал ее в плащ. — Не бойся. Эйвинд пришел. Я скажу ему, пускай войдет, ладно?
Вздрагивая, она смотрела из-за спутанных волос. Бран обхватил ее руками.
— Иди сюда, Эйвинд. Остальные пусть не входят.
Эйвинд возник из темноты, и Улла завизжала и так рванулась, что Бран еле удержал ее, с силой притиснув к себе. Эйвинд замер. С тихим стоном Улла сунула голову под плащ, наружу виднелись лишь трясущиеся руки.
Эйвинд присел на корточки, где и стоял.
— Что с ней? — спросил он.
— Испугалась. Надо подождать, нам ее так не унести.
— Холодно, замерзнет.
— Подбрось поленьев. Там, у стены.
Эйвинд встал, и Улла дернулась. Сильнее вжалась в Брана, прерывисто дыша.
— Она меня не узнает? — тихо выговорил Эйвинд.
— Пройдет, ничего.
От порога вдруг раздались шум и возня. Стукнула дверь.
— Я же сказал, чтоб не входили... — начал Бран — и замолчал.
Из темноты к очагу шагнул Сигурд. Поглядев на Брана, присел рядом.
— Птаха моя, — он протянул руку. Широкая ладонь коснулась Уллиных волос, и девушка перестала вздрагивать. Сигурд погладил ее по голове.
— Ну, што, доченька? — его голос звучал ласково, спокойно. — Што ты? Пойдем домой? Тут холодно, ночь уже, пойдем-ка. Иди сюда... вот так. Ах, доча ты моя...
Не поднимая лица, Улла потянулась к Сигурду, и он принял ее, будто младенца, запахнув полами плаща. Она совсем исчезла у него в руках. Темная встрепанная головка прижалась к его широкой груди, и Улла вдруг бурно, громко разрыдалась.
— Тише, доча, — Сигурд губами коснулся ее волос, принялся качать, будто старался убаюкать. — Ох ты, птаха... Ну, ничего. Щас домой пойдем, ляжешь, отдохнешь. Доченька моя... ох, несчастье. Ничего, родная, уж мы теперь с тобой. И Бран тоже с нами пойдет, — Сигурд повернулся, и Бран увидал слезы на его глазах. Закрыв лицо руками, ткнулся лбом в колени. Услышал, как Сигурд говорит:
— Эйвинд, сынок, помоги ему, хорошо? Идем, не надо ей тут быть. Идем домой.
Зашумел плащ, под ногами Сигурда прошуршала солома. Стукнула дверь, и Уллины рыдания смолкли. Чья-то рука коснулась Брана.
— Идем, правда, — сказал Эйвинд, — идем к нам. Ну, ты чего? Она поправится, увидишь.
Бран вытер глаза и поднял голову. Эйвинд подал ему котомку и меч.
— Вот, батя принес. Оттуда... от конунга.
Бран взял вещи. Опустив взгляд, молча поднялся и пошел к двери. Эйвинд затоптал костер и, чертыхаясь в темноте, двинулся за Браном.
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
ПРИЗРАК
Глава 1
— Да. Я люблю ее, — промолвил Бран.
Они сидели в торце стола. Было темно. Перед ними горела плошка.
— Это правда, — Бран убрал руки от лица. Сигурд молчал и смотрел в огонь, по русой бороде ходили золотые блики. За пологом, поблизости, на лавке, мерцал неясный свет, шевелились тени и раздавались голоса. Бран услышал стон, вскочил, но Сигурд удержал его за руку.
— Погодь, — сказал он. — Не ходи туда, не надо.
Опустившись на прежнее место, Бран что есть силы стиснул зубы. Стон повторился.
— Пусти, пожалуйста! — взмолился Бран. Ярл покачал головой:
— Не гоношись. Мать знает, что делать.
— Я тоже... прошу тебя.
— Не сейчас. Потом пойдешь, а сейчас оставь, не мешай. Ты не в себе сейчас, а ей этого не надо. Пускай уснет... угомонится, успокоится маленько, и ты тоже успокоишься. А то она тебя увидит, плакать опять начнет. Погоди. Ладно?
Бран опустил голову.
— Арнор, принеси чего попить, сынок, — попросил Сигурд. Арнор встал и исчез во тьме за очагом.
— Ты знал, што она тяжелая? — спросил Сигурд.
— Нет. Не знал... ничего не знал. Не понимал ничего, как... как дурак. Она пыталась мне сказать, а я не понял, — Бран заслонил глаза ладонью. Сигурд ничего на это не ответил. Из-за полога раздался вскрик, а следом мучительный, протяжный стон. Голос Хелге ласково сказал:
— Уже все, уже все... тише, дочка. Вот так. Это клади сюда... поосторожнее!
