Повесть о дружбе и взаимопомощи

Память!

Собери у мозга в зале

любимых неисчерпаемые очереди...*

и нафантазировал:

себя, лежащего в ожидании, как давеча...

стоящую вдоль койки 'колонну по одному' нетерпеливо переминающихся (уже нетронутых мною и тех, от которых ещё предстоит отказаться) девиц неглиже...

у изголовья — Ритку с Аллой, совсем голых, но почему-то с маузерами в опущенных руках, явно готовых пристрелить то ли претенденток, если осмелятся, то ли меня, если попытаюсь...

ту колхозную нетрезвую, срывающую последний лифчик с истошным криком:

— Врёшь! Всех не переебёшь!..

Такая фантасмагория мне не понравилась, решил, что не буду и думать в этом направлении, пока мои девочки со мной. Тем более, что дома обнаружил Риту с готовым обедом. В койке (после вчерашнего) девушка была не столь стремительной, но достаточно настойчивой. Пришлось потрудиться! Отдал ей инициативу, лишь иногда перехватывая.

Днём и вечером играли в увлекательную игру 'поцелуй-вставь-поцелуй' — два раза, с перерывом на ужин. Ночью сквозь дремоту прижалась попой — изобразил 'приставание к девственнице': кончиком долго тыкал где-то рядом: меж ягодиц, в сжатый анус, елозил по мокрой промежности, вдоль (а не внутри!) мокрой же щёлки; гладил грудь и низ живота... подружка игру приняла — всё подставляла, но стискивала. И стонала, всё сильнее возбуждаясь от такой игры — как в давние (недавние) времена девичества. Наконец, девушка с облегчённым всхлипом себя отпустила, прогнулась, и впустила 'куда надо'. Почувствовал её судороги, и едва успел выдернуть, чтобы излиться вовне.

Очнувшись, девушка лужицу нащупала, похвалила за бдительность и долго плескалась, ибо период в плане зачатия был среднеопасный.

Утром Ритка разбудила минетом и забралась на жёрдочку; прыгала недолго, но с удовольствием, и отпала досыпать. Имела право поваляться: ей на девять и до школы пять минут, мне на половину девятого, да ещё и ехать минут сорок...

Когда оделся, и зашёл в спальню — поцеловать подружку на прощанье, она за шею ухватилась, и вместе со мной поднялась. Уселась, голенькая, на краю кровати, широко раздвинув колени, ухватилась за пояс брюк и потребовала:

— Дай! — не дожидаясь выполнения приказа, сама расстегнула, и сдёрнула штаны вместе с трусами:

— Я хочу! — наклонилась, ухватила губами утомлённый и от неожиданности расслабленный кончик, обвела его языком, выпрямляясь по мере подъёма, и промычала, — ну же! — выпячивая грудь.

А когда взял грудь в руки — привычно и (как обе девушки утверждают) уже умело, притянула за ягодицы: 'двигайся', мол, 'вот так'!

Сценка была откровенно порнографической; процесс же оказался на диво продолжительным. С Аллочкой мы когда то общались в таком стиле, но быстро, а сейчас, после вечера-ночи-утра я всё кончить не мог, хоть и орудовал членом во рту, как в вагине. Ритка завелась не на шутку, головой кивала навстречу так энергично, что даже испугался на секунду. Пока не понял: она пальцами ход регулирует.

Сжал грудь чуть сильнее, предупреждая, Ритка задвигала головой ещё быстрее, и в ягодицу вцепилась, задвигая до упора... кончили разом...

Девушка вздрагивала в оргазме, но меня не отпускала, продолжала медленно покачиваться всем телом... потом, наконец, отодвинулась, проглотила, открыла глаза и с хлопком резинки вернула трусы на место. Штаны я сам подтянул.

— Вот! — торжественно объявила девушка, кося глазками, — теперь иди в свой институт! К девкам своим!

Выглядела она... как и была — хорошенько отлюбленной. Сперма на губах, мокрое пятно на простыне между ног... милая такая...

Застёгиваясь, я укоризненно наклонил голову: 'какие девки? был повод?' и потянулся поцеловать.

— Шучу я! — отстранилась Рита, но краешком губ всё же прикоснулась, — это дурь у меня... бешусь... иди уже, я ещё сама, как всегда... — и упала на бочок, зажав руками междуножье.

Уходить не хотелось, но пришлось...

Ритка до школы, вспоминая ночь, успела ещё... и ещё разок, сама... как всегда.

Девушка вбежала в класс, как никогда бойкая:

— Всем привет! — ей в ответ лениво помахали ручками.

Ритка приземлилась рядом с Аллой и звонко чмокнула её в щёку.

— Как дела — не спрашиваю, — Алла ответила лёгким касанием губ и привычно (опасная привычка, можно на людях забыться) положила руку на любимую коленку.

Рита показала 'во!' — большие пальцы вверх, и закатила глаза. Руку подруги также машинально зажала между коленями — не помешает.

— От тебя пахнет! — шепнула подруга.

— Я знаю. Специально, — ухмыльнулась Ритка, — не везде помылась.

На самом деле — просто не успела. Увлеклась, так хорошо было...

— Ведьма! — возмутилась Алла, — я же теперь...

— Как раз к вечеру готовенькая будешь. К употреблению... куда? — Ритка почувствовала, что подруга пытается убрать руку (урок начинается), — оставь!

И свою пристроила так же, для симметрии, задавая тон и тонус остальному 'девичнику', с первого урока! Девушки, вдохновлённые вчерашним опытом (всем понравилось) и при поддержке Ковальчуков всех разогнали (банда!) и расселись, как на физике. И в других кабинетах решили сидеть так же.

— Вот! — двумя руками показала Гольцман, — так должна выглядеть утром хорошо выебанная девушка!

Вчера-то, после повального лесбиянства, все девчонки выглядели усреднено довольными, переглядывались с шалыми улыбками, шкодливо и чуть смущённо, друг дружке улыбались — все такие родные...

— В сауну бы, 'девичником', а? — шепнула Марина Кате.

Та кивнула, и почувствовала, что краснеет, и намокает, и хочет, чтоб как вчера...

— Перестань! Не смотри так! — уголком рта проговорила подруга, испытывающая те же чувства.

И прочие не отставали — цвели и пахли, даже буквально; клич 'в сауну!', озвученный Мариной на первой же переменке, поддержали всеми руками.

Рита с Аллой, получившие немного сверх того, что прочие, тогда особо не выделялись... сегодня — виднее чужой успех.

— 'Выебанная' — с двумя 'н' или с одним? — лениво поинтересовалась соседка по парте — Галка.

— Ну-у-у... зацелованная... — протянула Витка, со значением глядя на подругу.

— Затисканная... — охотно включилась Галка, отвечая столь же значительно, и вспоминая, заодно, ночь.

— Заласканная... — уточнила Витка.

— Вылизанная, — нагнетала Галка.

— Заспанная и растрёпанная, — ласково парировала Вита.

— Желанная, — кивнула Галка, и шепнула, кивая на сидящих впереди близнецов, — как думаешь, у ребят уже стоит?

Собственно, для них диалог и был предназначен. Ну, и для себя... нет, не зря вчера Витка парням сказала 'послезавтра', у Галки и сегодня дома — никого... а девочки — это девочки!

— Давно, — ничуть не сомневаясь, прошептала Вита. И (вроде как) в ответ на предыдущий вопрос, чуть громче, для братьев, — лучше, конечно... с двумя!

Близнецы (их уши, с самого начала, повёрнуты были назад) коротко хохотнули. Витка преувеличенно возмутилась, ткнула их пальцами в поясницы и провернула — спортсмены лениво прогнулись.

— Не сломала? — заботливо вопросила Галка.

— Нет, — потрясла пальцами Вита, — они мягкие... временами... и местами.

Братья фыркнули.

— Чаще — твёрдые, — вынужденно признала Витка.

— Ты... когда с ними... так же смотришься, хорошо... с двумя 'н'... извини... с лесорубами этими (данное Риткой определение прижилось как-то), — Галка похлопала впереди сидящего близнеца по спине — как по стене.

Похлопывание, впрочем, сразу превратилось в поглаживание...

Сашка... или Серёжка?.. охотно изогнулся под рукой, как кот, подставляясь.

— Эй! — возмутилась Витка и шлёпнула подругу (и любовницу!) по руке, — это мои лесорубы!!!

Тут парни в голос заржали.

— Выгоню всех! — пообещала географичка.

Ковальчуки откровенно развлекались, да и девушки тоже. Парни давно уже сообразили, что их отношения Витке — в кайф, как и им самим, но и не злоупотребляли...

После лета встретились с девушкой — с известными намерениями... раздели друг друга...

Прежде, чем начать, обнялись (втроём!)...

Витка подруге рассказывала:

— Я чуть сразу не кончила... соскучилась же!.. это так... не описать! Прижались с двух сторон, хуи каменные торчат, ухватили меня — в четыре руки! — за всё сразу...

— А ты?

— И я их... схватила! за оба... спереди и сзади... ох...

— Ох... — подтвердила Галка — живо представила...

— Вертят, целуют по очереди... спрашивают: 'блядовала без нас?'

— А ты? — заинтересовалась подруга.

В её представлении, то чем они занимались с Виткой, вполне подходило под определение...

— Сказала 'нет'... потом уточнила... что с мужиками — нет.

— Они что, про нас?.. — запаниковала Галка.

— Ну, да... и что?

— Ой...

— Брось, не проблема... они...

И Витка объяснила подружке, что Ковальчуки приняли концепцию женской 'больше. чем дружбы' легко и просто... наблюдательные... Как-то дошла до них идея про то, что 'девочки — это девочки', они и согласились. Девицы из 'девичника', кстати, даже поспорили однажды на тему: 'чья фраза?'. Так и не вспомнили, кто первый двинул это в массы. (Ритка честно считала автором себя, но помалкивала, чтоб не нарываться).

Кроме всего прочего, у близнецов был свой (до последнего времени даже от Витки) секрет... В возрасте весьма нежном, когда только-только эрекция проявилась, они друг перед другом этим достижением хвастались. Более того, соперничали... безуспешно, впрочем — близнецы же... миллиметр, разве что, туда-сюда, плюс-минус... Чуть позже, когда не только всё стояло, но и знали уже, зачем это, когда поллюции начались... был у них недолгий, но впечатляющий опыт братского 'перекрёстного онанизма'... Остановились вовремя, когда поняли, что в головы лезут всякие идеи на тему 'как сделать себе и брату ещё приятнее'.

— Всё! Надо завязывать! — молвил брат брату.

— Да! — едва отдышался тот... — а то я тебя выебу!

— А потом я — тебя!

Поржали, но больше друг друга не трогали — чревато. Потому, что каждый представил себя в том числе и в пассивной позиции, и фантазия эта (только если с братом!) особого отторжения не вызвала. Но — испугались и переключились на девочек; сначала — вообще, а потом — на одну девочку, к которой друг друга не ревновали.

Потому близнецы девичьи шалости (когда заметили, догадались, переспросили и получили подтверждение) приняли с пониманием, и Витке никак в дальнейшем не препятствовали. И ей рассказали о своих подростковых метаниях, чтобы взаимно уравнять количество откровений... Этот момент, естественно, Витка Галке не пересказывала.

Ночь с Аллочкой от предыдущей не отличалась особо, лишь в деталях и позах. А так — уверились ещё раз, что вышли наши постельные упражнения на новый уровень. И короткая разлука пошла на пользу. Нежности прибавилось, вдумчивой неторопливости какой-то. Научились не спешить и друг другом наслаждаться.

Разве что утром было интересно... Аллочка проснулась рано-рано, туалет посетила, подмылась хорошенько, и заползла под одеяло 'валетом'. Нашла губами торчащий утренний конец (интересно, как это будет по-английски? morning end? или, всё-таки morning cock?), и завозилась, пристраиваясь и напрашиваясь на 'шестьдесят девять'. Организовала, короче, со всех сторон приятное пробуждение!

Я, естественно, не отказал. Перевалил её на себя, в привычную позицию (Алла отбросила одеяло, чтоб дышать), шевельнул навстречу бёдрами — она в ответ... поехали! Получилось, на удивление, продолжительно, как вчера с Риткой. Но всё имеет свой конец... кончили и мы. Будильник прозвонил, когда долизывали и досасывали вдогонку, так мы ещё и посмеялись друг другу в гениталии: минутой раньше вышел бы облом.

Через месяц, примерно, когда до нашего района внезапно (в честь всего лишь шестьдесят второй годовщины советской власти) добралась всеобщая телефонизация, мы узнали, что телефон звонит, как правило, когда абонент в туалете, в ванной, занят сексом или мастурбацией (последнее было очень актуально для девочек, они себя в этом плане не ограничивали). Истину глаголю: будильник — зло гораздо меньшее. С другой стороны, с телефоном легче стало договариваться о встрече, а девушкам — отпрашиваться у родных, если вдруг захотелось остаться у меня на ночь. Дежурные комплекты нижнего белья давно хранились в шкафу именно на такой случай. Да и вообще, подружки потихоньку ко мне переезжали.

— Ой, какая довольная физиономия! — утром подначивала Аллу Оля.

— Как у нашей Машки, когда сметаны обожралась, — кивнула Таня.

Машкой назвали кошечку, которую взяли в дом взамен почившего от старости кота Василия. Естественно, животную не делили, была она 'всехняя', на две семьи. Имя дали Оля с Таней, мстительно назвали в честь Машки общежитской, неразборчивой в связях. Кошка в неё потом и пошла, такая же блядовитая. Но — ласковая, этого не отнять. Пока — котёнок шкодливый, сметану любит. У неё башка в банку пролезает, как выяснилось недавно. Сидела, зараза, вымазанная по самые уши и улыбалась, как Алка сейчас.

Обида на Машку-человека образовалась у девчат не просто так: она их сдала! Без злого умысла, правда, просто в разговоре с соседками парней, к которым девочки забегали на палочку-другую, брякнула: 'школьницы, малолетки'. Те — парням донесли экспертное мнение; мужики призадумались, сопоставили... дошло до них с большим опозданием, что не только выглядят молодо девчонки, а и действительно... ни тебе пересказов забавного из студенческой жизни, ни упоминания всяких кошмарных предметов, той же 'Истории КПСС', например; про колхоз — ни гу-гу, не ездили, значит?.. может, правда, школьницы?

Взяли, да и спросили! Получили правдивый ответ — волосы на задницах дыбом встали! Они, оказывается, уже три месяца школьниц пялят!!! Вот, блядь!.. — это уже в адрес Машки, которая знала, но не сказала. С другой стороны — а они спрашивали? Нет...

Девочек, конечно, приголубили... напоследок, но когда те в очередной раз припёрлись, ласково и нежно... почти послали... стараясь не обидеть, чтоб не психанули. А то... варианты возможны, вплоть до срока, как за попытку угона самолёта в Израиль.

Так что теперь девушки были свободны, как ветер, никем не ебомы, и слегка на Машку и парней злы.

Хорошо, что остался вариант 'сикеляния', в котором Оля с Таней достигли больших успехов. Благо, ходить далеко не надо, в одной большой квартире-то. Если вдруг днём становилось невмоготу, запрыгивали в Ольгину постель. Да и ночевали иногда в ней же: у Тани в комнате — сестра младшая, не маленькая уже, понимает, что к чему. Проснётся не вовремя...