К утру войско Арренов перестало существовать. Речные лорды присягнули Эйгону, как и уцелевшие в этой бойне лорды Долины — кроме тех, кого возрожденный Дракон обрек на смерть, как изменников. Приговор исполнил Брандон Старк, чувствовавший как с каждым казненным мятежником в его тело переливаются новые силы. Он почти забыл о былой беспомощности — его ноги, сильные и быстрые, служили ему даже лучше, чем в детстве. Ковром он теперь пользовался лишь для быстроты, а не по насущной необходимости. Новая кровь и новые души питали его самого, рунный меч...и кое-кого еще. Того кто шептал с Браном во сне, бередя его картинами грядущего величия.
Бран сидит на берегу Черноводной, не обращая внимания на вонь разложившихся трупов и визгливое рычание падальщиков. На плече у него вороны, но он не чувствует их тяжести — также как и черного меча на своих коленях. Глаза закатились, так что видно только белки, пока Бран говорит с Шепчущим-во-Тьме.
Тьма — без конца, без проблеска света, без единого живого дыхания — но не пустая. И целой вечности мало для того, чтобы смириться с поражением — без надежды на прощение или месть, на что либо вообще. Только бесконечный мрак, холод и терзания муками бессильной злобы, заставлявшей его вновь и вновь переживать свое поражение.
Навсегда!
Так думал он — но вот во Тьму протянулась тонкая нить, связавшая его с живым существом. Один из давно погибших слуг странным образом возродился — и через звериный разум установилась связь, позволившая ему коснуться разума человека. Узник не спешил, опасаясь спугнуть неожиданную надежду: долгое время он никак не проявлял себя, маскируясь под мысли и желания зверя, а через него — под мысли и желания самого человека. С огромным изумлением он осознал, что человек этот обретается в ином мире, доселе незнакомом ему. Мире, о котором не знает и сам Враг. Мире, где он получит надежду на возрождение и новое воплощение.
Медленно, капля за каплей он переливал в избранника свою силу, привязывая его к себе бесчисленным множеством нитей. Словно паук, сидящий на краю паутины, чувствует он малейшие трепыхания каждой нити: каждую мысль, каждое действие, каждое желание. Его глазами и его воспоминаниями узник познавал новый мир — и ему нравилось то, что он узнал. Это место куда более подходит для его целей — здесь он построит порядок, о котором мечтал всегда. Порядок, где каждый будет знать свое место, где не будет неповиновения, а лишь полный контроль и подчинение.
Поначалу его смущало то, что в этом мире действовали и иные силы — как местные, так и пришедшие недавно, такие же чужаки, как и он, но имевшие больше возможностей для того, чтобы проводить свою волю. Природу этих сил он не понимал до конца, как не знал он и пределов их мощности. Это заставляло его действовать с еще большей осторожностью, но и с большим старанием. Некоторых пришельцев ему удалось склонить на свою сторону, а через своего избранника он приобщился и к родным силам его мира. Силам делавшим его способным проникать взором за многие мили, видеть прошлое с самых его истоков, рассыпаться сознанием в телах множества птиц и животных — да и людей тоже. Все дальше распространял он свою колдовскую сеть, неутомимо чуткий к любой лазейке, любой уловке, позволяющей ему расширить свое влияние.
Особой удачей стала находка рунного меча — обладавший своей злобной волей и неутолимой жаждой крови, Буреносец легко дал уговорить себя на сотрудничество. Его владелец кормил меч все новыми душами — но часть их силы перепадала и узнику, кратно умножая его могущество. Договор с Мечом Хаоса и усилил связь узника с человеком, позволяя говорить с ним напрямую, распаляя честолюбивые мечты и жажду власти. Чем больше душ пожирал Буреносец, тем сильнее становился узник, все крепче привязывая к себе человека, подменяя его мысли своими мыслями и делая свои цели — его целями. Через своего избранника узник манипулировал местными владыками, подталкивая их к тем или иным решениям, убивал магов и ведьм, подпитываясь их силой и подчиняя себе их слуг. Но пока полученных сил было недостаточно для того, чтобы разорвать оковы и, вырвавшись из темницы, воплотиться в новом теле. Для этого черный меч должен был пронзить только одно сердце — и дать своему господину силу тысяч душ. Он знал, что противник силен и опасен, что любое неверное действие могло разорвать его связь с избранником, вновь изгнав его во Тьму Внешнюю. Он будет очень осторожен — и очень настойчив, пока, наконец, не добьется цели.
Узник хорошо представлял, что будет делать после полноценного воплощения. Он уже достаточно знал об этом мире, видя глазами Избранника, не только настоящее, но и его давнее прошлое. Он проник взором и в те времена, когда забавные существа, поклонявшиеся деревьям, создали существо, обладающее абсолютной властью над мертвыми. Он проникнуть и в разумы тех существ, выведав все подробности великого действа, все слова и обряды — но не смог бы повторить их без собственного тела.
Но после воплощения все будет иначе! Он вернет к жизни создание древних, подчинив его своей воле. Никто не в силах будет противостоять полчищам живых мертвецов, что он поднимет за считанные мгновения. Он не повторит ошибок прошлого, положившись на людей или иных живых существ, приноравливаясь к их потребностям, чаяньям, устремлениям, нелепым чувствам и смешному честолюбию. Мертвые же избавлены от этих недостатков — ничем не ограниченная власть и полный контроль, наконец, будут его Прекрасный новый мир, единственным звуком которого будет хохот во тьме, а единственным светом, холодное, будто звезды в морозном небе, мерцание синих глаз.
"Чтобы властвовал один в мире Черный Властелин!"
Беглянка
Боль.
Будто гигантская раскаленная игла разом пронзила ее от макушки до пяток. Судорога скривила ее в три погибели, пальцы скованные будто параличом, мертвой хваткой вцепились в девичье плечо. Только это и позволило ей удержаться, не шлепнувшись на землю с высоты в двести или триста футов.
Проклятие! Как не вовремя!
Девушка обернулась через плечо и в ее глазах мелькнуло сочувствие.
-Ничего, — голосом дряхлого старика прошамкала Душелов, давя в себе мимолетное раскаяние, — смотри перед собой. Тут встречается...всякое.
Предупреждение пришлось к месту — снизу к ним поднимался летающий кит с явно недобрыми намерениями. Дракон дыхнул огнем и тварь, уже раскрывшая исполинскую пасть, вспыхнула, словно пучок сухой соломы. Душелов проводила взглядом падающее, горящее, корчащееся в предсмертных судорогах тело и пожала плечами.
У нее хватало противников и посерьезнее.
Под ней простерлась Равнина Страха — песчаник всех оттенков ржавого, охряного, кровавого и винного. Тут и там из камней, причудливым лесом, выпирали белые и розовые кораллы. Пару раз колдунья заметила внизу бродячие деревья, а один раз из огромного рифа поднялась большая манта. К дракону, впрочем, она приблизиться не рискнула, наученная печальным опытом кита.
Душелов, оправившись от очередного приступа боли, испытывала некоторый прилив сил — как и всегда, после уничтожения, статуя отдавала ей остаток энергии от жертвоприношений. И это, пожалуй, было единственным приятным моментом во всей этой истории — от разрушенных статуй никакой силы к ней уже не поступит. По ее расчетам целыми осталось не более пяти статуй, причем обряды творились, в лучшем случае, перед двумя изваяниями. Как не неприятно ей было это признавать, следовало посмотреть правде в глаза: контроль над Вестеросом она потеряла. Тем более досадно, что она собиралась туда вернуться.
Ну что же. Хуже, чем здесь там вряд ли будет.
Внизу пробежало что-то, слишком быстрое для того, чтобы колдунья успела его разглядеть. Еще парочка мант и один кит кружили неподалеку, держась, впрочем, на почтительном расстоянии. Не похоже на то, что они желали сделать ей что-то плохое — скорей они пытались понять, что тут могло понадобиться такой как она. Здешние обитатели, похоже, еще не успели привыкнуть к тому, что их Равнина — чуть ли не самое безопасное место к северу от Моря Мук. А может и к югу тоже.
Ничего. Это ненадолго.
Еще три манты, один кит и некая птица, похожая на стервятника, присоединились к первоначальной компании. Держась от дракона на почтительном расстоянии, они все же неуклонно следовали за чужаками, будто сопровождая их куда-то.
Очень скоро стало ясно — куда.
Впереди, на земле клубилось что-то вроде огромной тучи. Вернее множества туч, в глубине которых вспыхивали разноцветные молнии. Временами черные клубы расступались, открывая силуэт большого дерева.
Душелов хлопнула Взятую по плечу.
-Поднимай свою ящерицу, Серебрянка. Мы на месте.
То, что отсюда придется скоро уходить она поняла еще над Курганьем, хотя долгое время пыталась бороться с неизбежным. Также как и сестра — вот уж кто цеплялся не только за жизнь, но и за власть, несмотря на вопиющее неравенство сил. Спасало то, что Властелин, изрядно потрепанный в безмагии, был не тот, что раньше. Крепость в Чарах Госпожа обороняла целых десять дней — а потом еще почти месяц держалась у моря, временами даже предпринимая контратаки из Опала. Когда Властелин, наконец, взял город никто в нем не прожил достаточно долго, чтобы успеть переменить сторону.
Кроме опять-таки Госпожи — вместе с остатками Черного Отряда ей удалось пересечь Море Мук и закрепиться там. Вместе с ней был и Хромой и прочие Взятые — не только новые, созданные Госпожой, но и чудесно воскресшие старые. До Душелова доходили слухи о Меняющем Облик и Ревуне. Возможно, был кто-то еще. Рано или поздно, Властелин расправится со всеми ними — если, что-то не отвлечет его внимания.
Дракон поднялся выше самых высоких облаков, зависнув в воздухе и тяжело взмахивая крылами. Душелов переглянулась с Серебрянкой и чуть заметно кивнула. В тот же миг дракон сложил крылья и с ужасающим ревом метнулся вниз.
Буря перемен встретила их блеском пурпурных и розовых молний, черными клубами туч и ужасающим шквалом, бросавшим их из стороны в сторону. Многоцветные вспышки раскрашивали дракона и его всадниц в самые немыслимые тона. Серебрянка повернула голову и Душелов увидела чешуйчатую морду с оскаленными клыками и змеиными глазами, горящими фиолетовыми пламенем. Колдунья не видела насколько изменилась сама, но зато могла полюбоваться на Дрогона. Тот стал вдвое шире и втрое длиннее, его зубы изогнулись слово кавалерийские сабли, глаза выпучились как у лягушки. Все вокруг ползло, плыло и менялось вместе с ними.
Снизу ударила молния — одна, вторая, третья. Первая миновала их, зато другие ударили прямо в пасть Дрогона. Послышался жуткий рев, но зверь не сбавил скорости.
Послышался звон ветряных колокольчиков, возвещавших о близости Отца-Древа.
-Давай, — крикнула Душелов и тут же дрогнули губы Серебрянки.
-Дракарис!
Поток багрово-черного пламени вырвался из пасти дракона, обрушившись на Древо. В уши ударил крик, полный смертельной муки и гнева. Вся долина наполнилась проклятиями и горестными воплями, оплакивая своего бога. Душелов, зажав в уши, кинула яростный взгляд на свою рабыню и та послушно повторила команду.
Новый, еще более яростный огненный шквал испепелил древо до корней. Утихла буря. Тучи рассеялись. Наступила тишина — еще более зловещая, чем все, что было раньше. И в этой тишине Душелов увидела как в черной золе, оставшейся от Отца-Древа, что-то шевелится, медленно выбираясь на поверхность.
Рука.
Длинная, кожистая, зеленоватая, вместо ногтей — обломанные когти. Слепо она шарила по земле, дюйм за дюймом выталкиваясь наружу.
-А теперь заставь чертову ящерицу пошевелиться! — рявкнула Душелов голосом сержанта, — или пожалеешь, что не сгорела вместе с чертовым деревом!
Давным-давно, даже по меркам Взятых, случилась война, подобная войне Властелина и Белой Розы. Свет превозмог тьму, но тьма оставила на победителях свой след. Чтобы завершить борьбу навеки, победители призвали существо из другого мира — молодого бога в облике ростка. Призвавшие посадили пленного бога на могиле своего великого врага, чтобы он держал его в земле.
Душелов не знала, что за тварь освободила гибель Отца-Древа, да и не хотела знать. Все что она понимала — то, что Север слишком тесен для двух Властелинов.
-Чем могла, тем помогла, дорогая сестричка, — Душелов хихикнула голосом напроказившей девочки, — надеюсь, ты сумеешь воспользоваться ситуацией. А у меня дела в иных местах. Серебрянка, ты поди рада вернуться домой.
Дракон уже летел над Морем Мук, когда Душелов произнесла заклинание, отворяющее врата между мирами. И даже когда они исчезли, в воздухе еще долго витал счастливый смех молоденькой девушки, предвкушающей новые приключения.
Королева
Рейнис Возрожденная стояла у окна замка, задумчиво глядя на море внизу. Городок, разрушенный Смаугом, отстроили, уделив особое внимание порту. Теперь в нем стояло около двух десятков кораблей, под знаменами лордов пролива — Селтигаров, Санглассов, Бар-Эммонов, Масси и, конечно же, Веларионов.
— Твое войско растет, моя королева, — подошедшая со спины Марселина, принялась разминать шею Рейнис гибкими, нежными пальцами. Только они могли касаться изувеченного тела женщины, не причиняя ей боли.
-У Эйгона было и того меньше, — бросила Рейнис и, вывернувшись из рук соратницы подошла к Расписному Столу, — напомни, кто еще прислал прошение?
-Лорд Веларион, — Марселина протянула Рейнис небольшой сверток. Та небрежно сломала печать и бегло пробежала аккуратно выведенные строчки.
-Он просит оказать ему честь, — хмыкнула королева, — и возглавить мой флот, для высадки в Королевской гавани. Что же, не вижу причин для отказа.
Молодой Монтерис Веларион был первым лордом, признавшим в страшно изуродованной женщине Рейнис Таргариен. В годы множества злых чудес, никого уже не удивило чудесное воскрешение сестры Эйгона Драконовластного, вернувшей надежду на долгожданное наведение порядка. Вслед за Веларионами к ней склонились и иные лорды Пролива — а также Раздвоенного Когтя: на этом полуострове Рейнис остановилась, возвращаясь после сожжения браавосийского флота на Тихом Острове. Вид золотисто-красного дракона, собственными словами подтвердившего претензии Рейнис, произвел огромное впечатление. Среди потомков валирийцев на Дрифтмарке и Клешне поползли слухи, что в обличье Смауга воплотился Балерион — черный бог, в честь которого было назван дракон Эйгона-Завоевателя. И что именно этот бог вернул к жизни Рейнис. С тех пор создание армии и флота новой королевы пошло быстрее.
— Пусть мейстеры разошлют воронов, — командовала новая королева, меряя шагами комнату, — пусть сто птиц, как во времена брата, полетят на запад, север и юг, возвещая Вестеросу, что вернулся законный монарх. Пусть все знают, что так называемый Эйгон — сын шлюхи и самозванец, такой же, как Серсея и прочие, так называемые, короли.
-Будет сделано, моя королева, — кивнула Марселина.
— Где Арабелла? — Рейнис подозрительно покосилась на свою наперсницу, вдруг смущенно потупившую взор, — что молчишь?
