— Уверена. Я ему еще пообещала удалить клыки без наркоза, кажется....Или не успела? Но хотела, это точно!
Разговор дословно я припомнить уже не могла, но повторять его не хотелось. Пять минут в руках у
маньяка — или кого? Сумасшедшего? Несомненно! Но что, что могло вызвать такую дикую ярость у человека или элвара?! Я и сама далеко не ангел, но чтобы так беситься, нужен особый талант.
— Ты не сможешь. У тебя не убивали близких людей.
— Тогда получается голимая глупость! У меня не убивали, а у него — убили?
— Возможно.
— И ненавидит он за это тебя? Признавайся, кого ты успел прибить за свои сто лет?!
— Да я вроде не старался...
— А все-таки... попробуй припомнить, пожалуйста!
Тёрн долго морщил лоб, а затем покачал головой.
— Знаешь, я действительно убил пару человек — но именно что человек! Не элваров! У меня на совести нет ни одной элварской жизни.
— А почему он тогда на тебя так взбеленился?
— Гадать можно бесконечно. Вот поймаем его — и будем долго спрашивать.
— Мы — его!? Сейчас скорее он — нас.
Меня пробрала дрожь от одной мысли. Прошлый раз я была в руках этого маньяка пять минут. А сколько придется вынести теперь? Несколько дней? Лучше сразу головой об стенку!
— Даже не думай!
— Да, ладно, я ж так, в рамках пьесы.
— Какой еще пьесы!?
— Такой. Трагедии Шекспира. "Омлет" называется.
— Ну-ну.
Конечно, мысли о самоубийстве мне в голову не приходили. Вот еще не хватало! Эта чушь для тех, кому заняться нечем. А у меня еще пять человек на шее. Хорошо, два человека и три элвара, но их же как-то вытаскивать надо! Сама начала заварушку — сама и разгребать буду. И кто мне мешал в свое время попросить директора! И ни в какую экспедицию Тёрна не пустили бы. Сидел бы в Универе, как миленький.
— Ну-ну...
— Не нукай, не запряг!
— Так не напрашивайся!
— Но ты сам понимаешь, если бы ты остался в Универе, мне было бы гораздо спокойнее.
— А мне?
— Это полбеды. Кто знает, нашли бы мы этих мерзавцев — или нет, если бы тебя не было с нами...
— То есть!?
— Что — то есть!? Ты же и сам понимаешь!
— Понимаю. Это чертовски неосторожно с их стороны — ловить нашу группу.
— Еще бы! Мало кто встревожится из-за меня или Азэлли, но ты — другое дело! Я буду не я, если через сутки эти горы не прочешут частым гребнем!
— За сутки от нас и следа не останется.
— А кое от кого — уже. Бедный Дайр. Бедный Эстанор.
— Не Азэлли?
— Губит людей не пиво, губит людей самонадеянность! Она была сильнее меня — и слишком полагалась на свою силу. Я не могу простить ей, что она своими эмоциями подвела команду.
— Ёлка, ты все-таки женщина до мозга костей. Как из тебя не лепи боевого мага не лепи, все равно косы наружу торчать будут!
— Обнаглел, да!?
— Не обижайся. Ты знаешь, что я прав.
Была охота. Ну да, я женщина — и что!? Даешь феминизм!
— Но-но! Никакого феминизма в этом мире, пока я жив не будет и в помине! И любую феминистку, которую занесет в Элварион, мы так быстро выдадим замуж, что она и чихнуть не успеет!
— Тогда тебе лучше держать эти намерения при себе, а то к вам феминистки со всего мира сбегутся...
— И на меня будут сыпаться обвинения в сексапильных домогательствах?
Так, за безобидным трепом прошел весь день. Мы молчали, молчали элвары, молчал Лютик, находящийся в глубоком трансе, молчал Дайр, которого никто не собирался приводить в чувство. Винер и Реллон отлично понимали, что план побега не стоит обсуждать вслух — и полностью доверили его мне и Тёрну. Все-таки какое-то доверие я завоевала. А что до Его Величества — в этом мире не было элвара, который не был готов за своего короля в огонь и в воду. В самом начале Лютик хотел, было заговорить со мной, но я коснулась пальцами мочки левого уха в старом как мир жесте — "нас могу слушать" — и приятель замолчал. А потом и вовсе погрузил себя в восстанавливающий транс, справедливо полагая, что ни казнь, ни наше бегство из тюрьмы, ни ужин он не проспит.
Он и не проспал.
Ужин был откровенно убогим. Буханка хлеба и литр воды в металлической кружке. М-да, хорошо, что мы здесь не задержимся. Иначе я точно наживу себе расстройство желудка.
В воде не было никаких примесей, а если и были — черт с ними! Не пройдет и часа, как ни одного постороннего компонента не останется в моем теле. Я выпила половину своей порции — и начала раздеваться. Вслух я ничего не говорила, чтобы нас не услышали раньше времени. По той же причине пришлось завязать рот рубашкой, чтобы не закричать ненароком.
— Сейчас ты будешь держать меня за руки, а Винер — за ноги. Предупреди его и Реллона, чтобы они не паниковали и не пытались позвать на помощь, хорошо?
— Запросто. А Лютик?
— А что — Лютик?
Я повернулась к другу и сделала два жеста из нашего "бесшумного словаря юных шкодников". Первый — "спокойствие" — я повторила его трижды, чтобы друг понял, что волноваться не стоит, а второй — "Сматываемся". И посмотрела на Тёрна.
— Он понял?
— Да. Ты хочешь сделать что-то для побега и просишь не шуметь. Я могу попросить Винера приглядеть за ним.
— Пусть так.
Я стянула все, вплоть до нижнего белья, передала одежду элвару и улеглась прямо на пол.
— Рискуешь простудиться.
— Рискую я умереть. А простуду здесь лечат.
— Ёлка, не дури! Ты что — не помнишь, как в прошлый раз колдовала, заболев простудой?
Помню. В тот раз повеселились все студенты Универа. Я простудилась. Расчихалась на занятиях по травоведению и случайно уронила носовой платок в котел с зельем от морщин. Результат оказался печальным. Зелье внезапно собралось в плотный шар, вылетело из котла и впечаталось в потолок. И потолок пошел морщинами и трещинами. Мы все успели выпрыгнуть кто в окно, кто в дверь, до того, как все обвалилось нам на головы, но лабораторию спасти не удалось. В итоге у нас получилось помещение, сморщенное, как гармошка аккордеона, мало того — его стены еще и сочились чем-то, очень напоминающим сопли. А когда выяснилось, что расколдовать его не удастся, Директор распорядился перенести туда часть музея "Юных раздолбаев". Это, конечно, самоназвание. Официальное занимает три строчки, а если говорить об экспонатах — там собраны печальные опыты юных волшебников. Из тех, которые лучше не повторять в здравом уме и твердой памяти.
Комната сама стала экспонатом, а мне, за все мои старания, влепили двадцать нарядов в библиотеке,
Тёрн протянул мне плащ, но я покачала головой.
— Это слишком дорогая вещь. Ее придется потом выбросить, наверняка!
— Не морочь мне голову. Элварион еще и не такое потянет!
Я подумала, потом подстелила плащ на пол, сняла все, включая нижнее белье, передала одежду Тёрну, чтобы случайно ее не испортить — и растянулась на плаще. Он был длинный и теплый, подбитый мехом — и я поместилась на нем вся, даже когда вытянулась в полный рост и вытянула руки через решетку.
Тёрн сомкнул пальцы на моих запястьях, Винер вцепился мне в лодыжки — и я поняла — не вырвусь. Они не позволят мне биться и причинять себе вред. Лучше всяких веревок, потому что элвары не пережмут мне кровеносные сосуды и не придется отрезать себе пальцы или конечности. Да, здесь и такое случалось. А вообще, медицина в этом мире гораздо лучше, чем в нашем. Например, даже если я отрежу себе пальцы, мне потом просто вырастят новые. Новые руки, ноги, внутренние органы. Единственное, что не могут регенерировать — это головной мозг. То есть могут, но вся информация, которая хранилась в поврежденной части, стирается намертво — и все приходится учить заново. Люди так и идиотами становились.
Что-то не может исправить даже магия. Не всесильны даже боги, но если они есть — я готова молиться с утра до ночи. Только бы мне удалось спасти тех, за кого я отвечаю. Они все — люди и элвары, Лютик, Винер, Дайр, Реллон и конечно же, Тёрн — они все МОИ.
Это не значит, что я буду считать их своей собственностью, что я безумно влюблюсь в кого-то из них и даже что мы по-прежнему будем друзьями через пятьсот лет.
Но это значит, что даже из могилы я приду на помощь к каждому из них. Что бы там не стояло передо мной и что бы мне не угрожало.
Я еще раз глубоко вздохнула.
— Что бы ни было — не зовите на помощь и не пытайтесь как-то воздействовать на меня. Просто не давайте мне себя искалечить. Ясно?
— Как скажешь.
— Еще вы должны хотя бы немного напоить меня. Точнее поить через каждые шесть минут. Хотя бы несколько глотков.
— Зачем?
— Чтобы я не умерла от обезвоживания. Слишком легко меня не угробить, каждый маг может прожить без воды до десяти дней, но мне надо тратить энергию не на выживание, а на ускорение.
— Хорошо.
— Вы должны дождаться, когда мое тело начнет дергаться — и постараться напоить меня. Пока я неподвижна, это будет бесполезно. Только когда я проявляю двигательную активность.
Ребята передали Тёрну всю воду, оставшуюся от ужина и теперь у нас было что-то около четырех литров. И один литр принадлежал Дайру, который пока еще был в обмороке.
— Ты уверена в том, что делаешь?
— Да.
— Тогда — удачи.
— Удачи всем нам.
Я медленно выдыхала воздух и так же медленно погружалась в полный транс. Сперва расплылся потолок камеры, потом исчезли ощущения от жесткого и прохладного, даже через толстый плащ, пола, последним провалилось в темноту ощущение рук элваров на моем теле — и я оказалась внутри самой себя.
Сердце билось ровно и уверено.
Бум. Бум. Бум.
Слишком медленно. На самом деле время для нас идет гораздо быстрее, намного быстрее. Я должна была прожить десять суток за час. Можно бы и скорее, но лучше не надо. Я пока еще очень неопытный маг. А магия времени очень сложная, особенно для меня. Мы начинаем проходить ее только на четырнадцатом курсе, а я — я только шестой. Все мои знания только теоретические.
И все же — если нет другого выхода...
Программа была установлена, параметры выхода заданы...
Боже мой, как заклинание похоже, невероятно похоже на компьюТёрную программу!
Ёлка, ты просто боишься сделать последний шаг — и отлыниваешь.
Я никогда и ничего не боюсь!
Я мысленно собралась — и шагнула в неизвестность.
И выпала — в жаркую пустыню, под палящее солнце.
Это была просто картина, созданная моим мозгом. Картина — не более того. На самом деле я продолжала лежать на полу в камере и элвары так же держали меня за руки и за ноги, но здесь и сейчас — я этого не чувствовала. Это была пустыня, и пески, и жаркое солнце, льющееся с небес огромными волнами жара и света.
Именно так и обстояло дело с моим телом. Хочешь ускориться? Пожалуйста. Но у тебя повысится температура, участится сердцебиение и активизируется деятельность головного мозга.
Я поднялась и медленно пошла вперед. Надо было идти медленно, как можно медленнее. Идти вперед — час за часом, день за днем...
Десять дней.
Пусть снаружи, в моей клетке пройдет всего лишь час, но мое тело проживет десять дней. А все, что я буду делать здесь, будет отражаться — там. Я не могу просто лечь и лежать, меня убьет солнце пустыни. Мало того, когда я приду в себя, я долго не смогу шевельнуть ни ногой, ни рукой. У меня все онемеет. Попробуйте сами пролежать неподвижно десять суток — так быстро поймете, что я имею в виду. Я обязана двигаться. Но это не должно быть слишком быстро. Иначе элвары меня просто не удержат. Десять суток за час — это двести сорок часов, сутки за шесть минут, грубо говоря, на каждую одну стандартную секунду приходятся двадцать четыре моих. Я двигаюсь с двадцатичетырехкратным ускорением. А это много. Очень много. И ускорение дает силу. А чем это грозит.... Если элвары не удержат меня, я просто начну биться о стены своей клетки. Можно просто подойти и прислониться к двери. А можно врезаться в нее на бегу. А еще можно разогнаться в автомобиле и врезаться в нее. И я получу такие же последствия, как от автокатастрофы. Я ж не Терминатор! Я хрупкая и милая ведьмочка!
Поэтому я делала медленный шаг — один раз в минуту.
Один, два, три, четыре,..... пятьдесят девять, шестьдесят — шаг — один, два, три, четыре,..... пятьдесят девять, шестьдесят — шаг — один, два, три, четыре,..... пятьдесят девять, шестьдесят — шаг.....
Я шла и шла вперед, монотонно и размеренно. Потом прилегла поспать, и опять стала двигаться. Ходьба — отдых, ходьба — отдых — и так час за часом, день за днем. Раз в день на пустыню проливался дождь, под который я становилась с открытым ртом и, сохраняя полную неподвижность, впитывала животворную влагу. И мне этого хватало. А потом все повторялось заново.
Один, два, три, четыре,..... пятьдесят девять, шестьдесят — шаг — один, два, три, четыре,..... пятьдесят девять, шестьдесят — шаг — один, два, три, четыре,..... пятьдесят девять, шестьдесят — шаг.....
Я знала, что на исходе десятого дня опять вернусь в свое тело. И оно будет чистым от всяких примесей и зелий алхимика. Почему-то его имя совершенно вылетело у меня из головы. А пока я старалась побольше спать. Когда я приду в себя я еще долго не смогу отдохнуть.
Один, два, три, четыре,..... пятьдесят девять, шестьдесят — шаг — один, два, три, четыре,..... пятьдесят девять, шестьдесят — шаг — один, два, три, четыре,..... пятьдесят девять, шестьдесят — шаг.....
Спать.
Один, два, три, четыре,..... пятьдесят девять, шестьдесят — шаг — один, два, три, четыре,..... пятьдесят девять, шестьдесят — шаг — один, два, три, четыре,..... пятьдесят девять, шестьдесят — шаг.....
Спать.
И когда пришло мое время вернуться назад, я спала. И даже не почувствовала перехода. Просто в какой-то момент открыла глаза — и оказалась в своем теле на полу камеры.
Тёрн по-прежнему сжимал мои руки, Винер крепко прижимал к полу ноги.
От меня чертовски неприятно пахло. Все отходы жизнедеятельности вылились из меня в первые ускоренные сутки, потом я ничего не ела, а вода усваивалась почти полностью, не доходя до мочевого пузыря. Но и этого хватило выше крыши.
Плащ был безвозвратно испорчен, а мне не мешало бы искупаться. Блин, ну почему памперсов никогда не оказывается под рукой, если они действительно нужны!?
— Ёлка, ты в порядке!? — голос Тёрна был нарочито бесстрастным. Сильная рука ловко сдернула с меня мокрый кляп.
— Да, — мрачно ответила я. Язык распух так, словно его неделю солили.
— Можете отпустить меня.
