Колыбель. 3. Все странности мира

— "Нет памяти о прежнем", — воздел руки к небесам Цао, — "да и о том, что будет, не останется памяти у тех, которые будут после". Когда-то, — я не могу сказать давным-давно, для этого нет никакой возможности — уже существовали могучие разумные существа...

— Цивилизация древних? — Интерес Тедрика вспыхнул как порох.

— Нет, — поморщился Цао, — ...эти были ...хм-м ...позже ...в некотором роде. Народ, о котором я говорю, давно оставил не только города — поэтому его нельзя назвать "цивилизованным", хе-хе! — но и физическое обличье. Хотя, при желании, любой из них был способен его принять. Их было триллионы триллионов, и они освоили всю Вселенную, занимаясь созданием процветающей живой природы во всех подходящих мирах и преобразованием мёртвых миров в благоприятные для самой разнообразной жизни. Они были помешаны на красоте, получая от её создания, от ухода за ней и любования истинное наслаждение и блаженство. Разум любого из них охватывал всю Вселенную, а потому для них не имели значения расстояния. Войны и конкуренция, злоба и зависть — всё осталось для них в столь далёком прошлом, что давно перешло из сферы чувств и эмоций в разряд знаний и опыта, поскольку без всего подобного они процветали уже миллиарды лет...

— Всю Вселенную? Я не могу себе этого представить, — то ли пискнул, то ли прохрипел Тедрик, — пусть так, ...а за её пределы выйти удалось? Что там?..

— Вот! — Цао довольно улыбнулся. — Любопытство — признак здорового разума. Оно порождает любознательность и стремление к самосовершенствованию...

— Проще, — сморщился Тедрик, — прошу вас, учитель Цао. Вы забыли — я же ударился головой!

— Ах, да! Тогда — специально для 'ушибленного' — я постараюсь избегать лишних рассуждений...

— Пожалуйста, учитель Цао! Им удалось выйти за пределы Вселенной? Доказать множественность миров?

— Хм-м. Нет, о стукнутый сын Михаила Тедрик. Они обнаружили, что далее пути нет. По крайней мере, для них. За пределами Вселенной оказалось Ничто — нет, не пустота, — Цао оборвал робкую попытку вопроса, — твои далёкие предки назвали бы этот первородный хаос Навью. С твоей точки зрения это — вырожденное пространство, имеющее единственное измерение — глубину. Относительно Вселенной, конечно. И в каком бы 'месте' ты бы не решил выйти "за границу" мироздания, там окажется та же "точка" нави.

— ...Чего?.. — замотал головой Ратников, стараясь выкинуть прочь этот доводящий до головной боли образ.

— Ну, ты же просил "попроще"? — Цао неодобрительно взглянул на ученика. — Не мотай головой, последние мозги растеряешь!

— Учитель! — Возмущённый вопль Тедрика отразился от верхушек елей, заставив птиц недоумённо замолчать. Однако, лишь затихло недолгое эхо, они возобновили старые песни.

 — Ладно, слушай. Попроще, хм-м! Сказка, может быть, а? Как для самых маленьких, да-да. Тогда не обессудь, и персонажи у неё тоже будут сказочные, из легенд твоего народа... — ханец пошевелил палкой угли, и вверх поднялись миллиарды маленьких огоньков, светящиеся всеми цветами. И ослепительно белым, ярким до боли в глазах, и голубым, более спокойным, каким-то мерцающим, и радостно сияющим жёлтым, оранжевым, и едва тлеющим красным. Повинуясь движению палки, огоньки, поднимаясь всё выше, составили множество хороводов и слегка светящихся облачков, а ещё выше вся эта мишура сформировала затейливо ветвящуюся конструкцию, похожую на округлую крону дерева.

Сказка учителя Цао

— Так выглядела бы Вселенная, которую ты столь любишь упоминать, если ты смог бы её увидеть со стороны. Смотри! — Цао поднял свою палку вверх. Это не ветви, а мощные гиперпотоки, в которых людские корабли оказались бы беспомощными скорлупками. Каждый такой поток заботливо обёрнут "корой" из атомарной материи. Галактики — листочки, укутывающие всю огромную крону, каждая из них питается собственным гипер ручейком. Человеческим корабликам не стоит лезть и туда, да! А вот сюда, — Цао ткнул куда-то веткой, и Тедрик внезапно увидел маленькие серенькие слабо пульсирующие паутинки, — в тоненькие ниточки, идущие к каждой звёздной системе-клёточке, люди уже научились осторожно заглядывать. Но Вселенная — Недоля — не всегда выглядела именно так...

Тедрик очумело смотрел вверх на затейливо переплетающиеся струи дыма и искорки угольков, изо всех сил стараясь запомнить всю картину. Цао, улыбаясь, наблюдал за ним как дедушка за внезапно повзрослевшим внуком, неожиданно проявившим интерес не к играм, а к настоящей учёбе.

— ...Ранее она бы выглядела иначе. Здесь, на этой стороне, ту эпоху называют Вторым Временем.

— А ещё раньше было Первое, так?

— Ты прав, о прекрасно образованный сын Михаила! Только родилось Первое Время совсем не в Большом Взрыве, и не так, как нафантазировали ваши — пф-ф! — учёные. Первое Время началось, когда истекло время предыдущей Вселенной, населённой величественным и невообразимо могущественным народом...

— Разве время — я имею в виду физическое время — может закончиться, о многомудрый учитель Цао?

— Ай-ай-ай, — погрозил пальцем Цао. — Нехорошо смеяться над старым человеком, ученик. А по поводу времени, ...всё, что имеет начало, имеет и конец. О нём я и расскажу тебе сказку, — ханец умостился на пеньке поудобнее и нараспев начал то ли рассказ, то ли песню.

"На исходе времени взглянул Бог Горний на Мир Дольный, на его бытие и небытие. Ничто не отозвалось Воле Его. Омрачился Лик Вышня. Увидел Он, что исчезла Мера в Мире Дольнем, и в Недоле, и в Лубе и в Прави. Нет более ни Лестницы, ни Пути. Где нет Пути — там Предел.

Вспыхнул Гнев Вышня. Бросил Бог Слова Гнева: "Хватит. Пусто бытие, раз нет цели. Взвешу Мир на Весах бытия Мерой истинной, увижу его Предел!"

Слово было вначале, словом и конец пришёл.

Брошено Слово в Мир Дольный из Мира Горнего посланником Гнева Его, и пришёл в мир посланник Брошна. Так зовут его, ибо вброшен он в Мир Словом, ибо бросит он всё в Мире, и каждую его часть, на чашу Весов. А ещё называют его Суд, потому что ему судить о Пределе.

Окинул Суд взором своим и Долю, и Недолю, и Луб. Тяжёл взгляд Брошны. Холод пронизал Мир Дольный. Кто делал что, тот перестал, кто двигался — замер. Положил Суд Меру истинную на чашу Весов Суда, и кончилось время Мира. Стихли ветра, остановились потоки. Огни погасли, дела прекратились, звуки стихли. Тишина объяла Мир. Светила стали очами Суда, небеса — Ликом его. Ужас взошел на Престол Мира. Окинул Суд взглядом весь Мир, — и Долю, и Недолю, и Луб, и Правь, и Вирий, — помрачнел взор Брошны, и сказал он слово своё: "Время! Чьё слово громче Слова сего? Чей образ сотрёт Лик мой со свода небес? "

Содрогнулся тогда Мир Доли, застонал Мир Недоли. И воскликнул тогда народ, весь народ, каждый из народа: "Кто Ты? Отчего ужасный Лик скрыл свод небес?" Ответил Брошна: "Я Гнев Божий, Суд ваш! Внимайте!" И сказал всему народу Недоли, каждому из народа: "Велико преступление ваше, вопиёт оно к Суду. Ныне взвешу все ваши деянья, вышло время бытия Мира. Всё потратили вы без остатка на гордыню и утоление жажды. Ради жажды вы позабыли предназначенье, тогда зачем вы живёте? Не утолить эту жажду, как не насытить ухо — звуками, глаз — образами. Чьё слово крепче слова моего? Чей образ сотрёт Лик мой со свода небес? Вот Весы, и Предел отмечен на них. Взвешу ныне слова, дела ваши, стремления, все надежды по истинной Мере. Опустится Мера к Пределу — окончится бытие ваше".

Возопил народ Недоли, заплакал каждый в народе: "Не губи нас! Гляди! Вот дела наши! Против Меры своей возложи на чашу весов: цветущие земли, полные жизнью; пути небесные; чудеса рукотворные; красоты, созданные мыслями и фантазиями нашими. Взгляни же на всё достоянье это, — разве оно не безмерно? Пощади же, продли наше Время, ещё красоты, ещё блаженства добавим мы в Мир наш. Красота — вот образ Творенья, что сотрёт Лик твой с небесного свода! А счастье-блаженство — то слово, которое громче всех прочих!"

Поместил народ Недоли Суд на чашу Весов против Меры. Коромысло Весов покачнулось, и упала к Пределу вниз Мера. Сразу народу Брошна ответил, каждому из народа: "Глядите, нет веса у слов и дел ваших. Не красота — образ творения, ведь прекрасным тогда оно было бы изначально! И смысл Творенья не в счастье-блаженстве. Ибо нет никого счастливее, чем дурак у бочки с мёдом! Отвратительна красота, созданная вами, но ещё ужасней волю вашу пьющая жажда. Лик мой с небес не сотрёте вы этим, и слово сие не спасёт вас. Ведь жажда — истинное ваше имя, а страсть — подлинный образ. Нет деяний у вас, только игры. Было время для игр, да кончилось ныне!" Простёр Брошна десницу свою над каждым народом, над каждым в народе. Исчез весь народ, — и сам, и дела рук его, и память о нём, раз не смог утишить Гнев Божий.

Обратил тогда Лик свой Брошна ко всем тварям Недоли, к каждой твари: "Ныне буду судить вас! Ответьте, чьё слово громче Слова сего? Чей образ сотрет Лик мой с небесного свода?"

Завыли, зашумели все твари: "Пощади! Не насытились мы благами жизни! Ведь жизнь — образ Творенья, а наслаждение жизнью — то слово!?.." Не стал возражать им Суд, положил их на чашу — к Пределу ушла и их Мера. Простёр Брошна десницу свою над всеми тварями, над каждой тварью. Смёл Гнев их бытие, как ветер срывает листву. Не стало более тварей. Всех тварей. Всякой твари.

Оглядел Мир Брошна, и жарко пылал Гнев в нём. Обратился и к водам, и к суше, и к тверди небесной и Лубу: "Всё ваше время вышло! Чьё слово громче Слова сего? Чей образ сотрёт Лик мой с небесного свода?"

Забурлили воды, вздыбилась суша. Вспыхнула твердь, запылал Луб. "Умерь Гнев! Прочь уходи! Безмерна наша общая сила! Мощны воды, незыблема суша, твердь бесконечна! Неисчерпаема ярость Луба! Вот ответ наш: Силой — на Слово! Мощь смоет Лик твой со свода. Отступи! И возврати нам Время!" Не ответил Суд, улыбнулся, простёр над ними десницу. Исчезли и воды, и суша, и твердь, растаял Луб. Не стало Недоли. Исчезла Правь, но по-прежнему пылал Гнев Божий над безвидным пространством — перед Хозяевами, Служителями и Стражами Доли: "Чье слово громче, чем Слово Суда? Чей образ сотрёт Лик мой с небесного свода?" Указал десницей своей на них Брошна и крикнул: "Виновны! Тяжки преступления ваши!" "Но в чём же они?" — вопросили и Хозяева Доли, и Служители её, и Стражи. Грозно Брошна ответил: "Ваша вина в растрате: зря вы потратили Время!" "Нет!" — застонали Хозяева Доли, Служители её и Стражи. — "Не может быть так! Ведь именно наше бытие — образ Творения, а наше слово — закон Творенья. Мы создали его, какая ж вина в том?" "Её вы сами назвали!" — Так Хозяевам Брошна ответил. И простёр десницу свою над всеми Хозяевами Доли, и Служителями её, и Стражами — над каждым из них. Исчезли они — те, кто мыслил себя Хозяевами, Служителями, Стражами. Но двое остались стоять перед Ликом Суда. Продолжал пылать Гнев Божий. Страшно воскликнул им Брошна: "Не смейте медлить пред Гневом Его! Ваше ли слово громче, чем слово моё? Ваш ли образ сотрёт Лик мой с небесного свода?"

И услышал в ответ: "Прочь! Прочь уходи, слуга Вышни: вся твоя власть отныне иссякла. Ибо исполнил ты Гнев Божий! Тихо звучит слово наше, и нет образа, что мы лелеем! Не знаем, не ведаем истины — ищем, время — лишь конь наших исканий. Воля твоя: коня отберешь, так пойдём. И, замявшись, спросил их Брошна: "Как звучит ваше тихое слово? Нет образа — пусть, но цель у вас есть?" "Мы ищем, искание — слово наше. Путь — образ жизни, который ведём мы, взбираясь всё выше по трудным ступеням. Ведь Лестница — суть, смысл и цель любого Творения. Мы — Лестница, мы и путь к ней! Прочь, Слуга Господа! Нет Предела, пока есть Путь!" Опустил Суд десницу свою. Исчез Лик его. Утих Гнев, ибо ничего не осталось в Мире, не осталось более Мира...

...Направил Вышня взгляд свой на Нишню. Закипела навь Нишня под взором Его, вспучивались и лопались пузыри. Один же из них, подобный Златому Яйцу, прочнее был прочих. Треснула скорлупа его, осталась лишь половина. Поплыла она Лодью в бушующей Нишне, неся по бурным волнам тех ищущих. Так началось Первое Время..."

Цао замолчал, задумчиво шевеля палкой угли костра, и серый пепел падал серебряной пылью на землю вокруг очага.

— А ты говоришь — 'Большой Взрыв, инфляция пространства', хе-хе...

— Страшная сказка! — Зябко повёл плечами Тедрик. Кстати, а почему он до сих пор не удосужился одеться? Непорядок! Ратников, не вставая, под одобрительной улыбкой учителя Цао потянулся к аккуратно сложенному снаряжению, и оно будто прыгнуло ему в руки.

— Вижу, из тебя выйдет толк, ученик, — радостно захихикал Цао, — ты быстро понял главное: чтобы что-то получить, сначала надо создать соответствующее намерение и уделить достаточно внимания, да-да!

— Всё-таки, 'чужие' есть, — рассмеялся в ответ Тедрик. Ха, кажется он понял правила этой игры! — Ведь те двое, что выплыли в лодке из половины скорлупы...

— Невежливо так называть своих прародителей. Твой народ их называл Родом и Ладою! И не в лодке, а в Лодье. Между прочим, то, что ты столь пафосно называешь 'Вселенная' — всего лишь борта этой лодки-Лодьи, да и то современный вид они приобрели значительно позже, с началом Третьего Времени.

— А чем же окончились Первое и Второе?

— Первое — победой в войне, во Втором победителей уже не было, ...но это совсем другие сказки. Ты, вижу, уже оделся? — Цао, прищурившись, оглядел ученика. — Не торопись, посиди пока.

Тедрик кивнул, будто заново оглядывая это странное место — как его назвал учитель Цао? — 'по другую сторону смерти'. Что, интересно, он имел в виду?

— Некоторые — у кого достаточно умения или везения — попадают сюда после смерти. Перед тем, как идти дальше, — глухо и бесцветно ответил Цао. — Очень редко, в силу особых причин или талантов, в это место могут проникнуть живые, правда, участь их не всегда столь же благоприятна. Тебе повезло. Талант имеется, везение — тоже, духом ты твёрд, душою — чист. К тому же, я был знаком с твоим предком и даже остался ему должен. Теперь этот долг я частично отдал. Сюда больше не пытайся попасть — до своего срока, конечно.

— Но мне нужно ещё так много спросить, — умоляюще сложил руки Ратников, — научиться. Помогите мне подняться по Лестнице, учитель!

— Да, — усмехнулся Цао, — аппетит приходит во время еды. Чего же ты хочешь, что искал на ...Торге?

— ...Ключ к возможности быстрого перемещения в пространстве, учитель. Но, вы правы, это принесёт множество страданий. Человечество пока не готово. Может быть, позже, через несколько столетий. И пусть этот ключ лучше побудет у ...союзников, скажем.

— Не боишься? Предательство, лицемерие, ложь — суть человеческой натуры, ведь людская природа требует постоянно искать выгоду во всём. А быстрее всего получить прибыток, достаток, власть — убить, отобрать, обмануть, это большое искушение...