— Слушайте, — велел он, поймав на себе ожидающие взгляды товарищей.
Те послушно прислушались. Из дома доносились голоса. Разговаривали двое. Вернее, в основном говорил мужчина, а женщина лишь порой вставляла "охи", "ахи" и прочие восторженные междометия. Окна были ярко освещены, позволяя неплохо рассмотреть, что происходило внутри за полупрозрачными шторами. Молодой парень, возможно чуть старше Ральдерика с Гудроном, в странном балахоне с нарисованными непонятными символами изображал в лицах перед наивно хлопавшей ресницами девушкой какую-то сценку. Друзья услышали отрывок из этого рассказа.
— ...упал навзничь, но попытался дотянуться до меня клешней...
— О-о-о-о-о-о-о-х!!!
— И тогда я схватил своей посох и ударил по нему молнией!
— О Бо-о-о-о-ож!
— Его разорвало взрывом, но не успел я отдышаться, как откуда-то сверху на меня набросились еще четыре таких же твари...
— Ты тако-о-ой хра-а-абрый!!!
— Меня спасло чудо, имя которому "заклинание Прамбелверба". Я не буду описывать тебе всех ужасов...
Ральдерик нехорошо улыбнулся и задумчиво окинул взглядом фасад дома.
— Ты мешок с веревкой еще не потерял? — обратился он к кузнецу.
— Нет, — ответил тот, хлопая рукой по висевшей на седле сумке. — Они у меня всегда с собой.
— Это хорошо. Филара, Дунгаф, подождите нас здесь немного, пожалуйста...
Уже через пять минут из дома стали доноситься звуки борьбы и женский визг. Девушка и гном с невинным видом сидели в седлах и изображали, что совершенно ничего не слышат. Раздался грохот, что-то громко разбилось, свет в комнате погас. Герцог пинком распахнул входную дверь и выскочил на улицу. Следом за ним с мычащим и брыкающимся мешком на плече выбежал иролец. Женский визг не прекращался. Только почему-то соседи на это никак не реагировали. Вернее, они реагировали не так, как положено реагировать соседям при звуках борьбы, разрушений и воплей о помощи. "Да заткнетесь вы сегодня?!" — послышался гневный мужской окрик, и где-то шумно захлопнулись ставни.
— Опять этот идиот какой-нибудь дуре впечатлительной лапшу на уши вешает!
Живой мешок кинули на Мерзавца поверх жесткого гномьего доспеха и постарались как можно быстрее скрыться от возможных преследователей и верещавшей девушки, своими воплями грозившей перебудить полгорода и осложнить и так не легкое положение товарищей. Возникло небольшое затруднение с тем, куда его теперь везти. В результате было решено ехать прочь из Эрга, куда-нибудь на природу. Только совсем недалеко, чтоб иметь возможность вернуться при первой же необходимости. Найдя за пределами города густые кусты шиповника, путники решили, что это место вполне подойдет для доверительной беседы с возможным магом, и бесцеремонно сгрузили отбитый во время бешеной скачки о рогатый шлем и потому больше почти не шевелившийся тюк на землю.
Когда из мешка вытряхнули содержимое, взгляду друзей предстал крайне жалкого вида субъект. Это был тот самый молодой человек, которого они видели в окне, только выглядел он на этот раз несколько иначе. Бедняга был крепко обмотан веревкой, стянувшей его руки и ноги в такой неудобный узел, что, скорее всего, он еще долго не смог бы ими шевелить даже после того, как его развяжут. В рот бедолаге кто-то догадался засунуть две пары носков (Филаре оставалось лишь уповать на то, что они были чистыми, а то, зная Ральдерика, можно было предположить, что те таковыми далеко не являлись и были выбраны из кучи себе подобных именно за это качество). Балахон с мистическими символами в нескольких местах порвался. Под обоими глазами у человека красовались синяки. Вид у него был затравленный, жалкий и очень злобный. Волшебник буквально кипел от ярости. Девушка сразу подумала, что сотрудничать с ними он, скорее всего, не захочет. Маг что-то гневно бубнил в свой кляп, прожигая похитителей полным ненависти взглядом. Дунгаф над ним смилостивился и освободил ему рот. Человек проорался и высказал все, что о них думал. Поняв, что его слова этих людей мало волновали, он потребовал, чтоб его немедленно развязали. Взяв с пленника обещание, что тот не будет пытаться заколдовать окружающих, Гудрон снял с него веревку. Насупившийся чародей принялся мрачно растирать запястья.
— Ну и как это понимать? — буркнул он хмуро. — Что я вам сделал?!
— Нам срочно нужна ваша помощь, — принялся объяснять ему кузнец.
Пока иролец в общих чертах рассказывал, почему волшебника так бесцеремонно вытащили из дома, тот убедился, что к его конечностям вернулась чувствительность, и гаденько ухмыльнулся.
— N"*?:;N;!$ %%#!* — выкрикнул он неожиданно, делая руками странные пассы в сторону собеседника.
Юношу как будто ударило ветром в лицо. И... все. Больше ничего не произошло. Кузнец удивленно посмотрел на свои руки, ноги, пощупал голову... Все было в том же состоянии, что и несколько секунд назад. Невозможно описать удивление, отразившееся на лице мага. Он с недоверием смотрел на совершенно целого человека, в которого только что кинул заклинанием огня, потом перевел взгляд на свои руки и решил попробовать еще раз.
Однако домахать необходимые пассы ему не позволили. Очень быстро волшебник обнаружил, что кто-то ткнул его лицом в землю, заломил ему руку за спину и сел сверху.
Тем временем иролец все пытался определить, что в нем изменилось. Наконец, его внимание привлек мешочек с амулетами, который он давно таскал на поясе, потому что, собственно говоря, девать его было некуда. Высыпав себе на ладонь содержимое, парень заметил, что один из камушков стал гораздо горячее остальных и тихо светился. "Вот спасибо тебе, Юлада!" — подумал юноша, убирая амулеты обратно.
А маг как раз орал, что не собирается им ничем помогать, и грозился все в округе разнести, если его немедленно не отпустят домой. Как и предполагала Филара, конструктивного диалога не получалось. Деньги волшебник брать отказывался, на угрозы отвечал еще более страшными угрозами и свирепел все больше и больше. Ральдерик со временем тоже добрее не становился, так что ночная беседа грозилась закончиться физическим устранением одной из сторон. Однако больше колдовать чародей почему-то не пытался. Возможно, неудача с первым заклинанием подействовала на него удручающе, однако, кроме как гневно визжать, грозиться пожаловаться маркизу и замыкаться в себе, маг не собирался делать ничего. Наконец девушке надоело смотреть и слушать это безобразие. Вздохнув, со словами: "Что ж... Ничего не поделаешь в этом случае", — она подошла к приготовившемуся ломать противнику пальцы Ральдерику и решительно отстранила его от жертвы. Рывком посадила избитого и разобиженного волшебника прямо и села к нему вплотную.
— Пожалуйста... Помогите нам! — прошептала Филара проникновенным низким грудным голосом, томно глядя на собеседника из-под трепетно подергивавшихся ресниц.
При этом одна ее нога ме-е-е-едленно закидывалась на вторую, а грудь страстно вздымалась в непосредственной близости от его лица. Потом ее рука каким-то образом оказалась у него на колене. На этом месте считавшие, что хорошо знают девушку, друзья обалдели окончательно. Ральдерик при виде такого зрелища утратил дар речи и, неверяще глядя, как тонкие девичьи пальцы ласково ползли по щеке склочного, истеричного, глупого, а главное СТРАШНОГО колдуна, бессильно оседал на землю. Маг, судя по виду, тоже чувствовал себя не очень хорошо. Он покраснел. Побледнел. Позеленел. Покрылся красными пятнами. Потом у него из носа хлынула кровь, глаза закатились, и он потерял сознание.
— Чёрт! Перестаралась, — сказала девушка уже привычным голосом, брезгливо вытирая ладони о штаны. — Но ничего. Считайте, что он согласился. Не знаете, где здесь можно руки вымыть?
Ответом ей было потрясенное молчание. Увидев лишенные всякого выражения лица и глаза товарищей, Филара смутилась и отошла подальше от бессознательного тела.
— Чего только ради брата не сделаешь, — пояснила она, когда пауза в разговоре затянулась.
— А? Да, ты права, — первым отошел Дунгаф, на которого подобные вещи слабо действовали. — Думаю, это был единственный способ заручиться его поддержкой...
— Ну да. И нечего на меня так смотреть! Как будто я в самом деле хотела это делать?!
Через час, когда маг пришел в сознание, а Ральдерик вышел из глубоко ступора и отбросил желание пойти поспать, потому что у него был трудный день, они сели за выработку плана. Как и ожидалось, молодой волшебник жаждал помочь новым знакомым, преданно поглядывая на Филару, которую по этому случаю заставили одеться максимально закрыто и свободно.
На место они прибыли уже к восьми часам утра. Нельзя сказать, что за ночь путники сумели придумать хороший план, но все-таки с ними теперь был маг, так что в успехе они совершенно не сомневались. Поэтому товарищи просто решили прийти пораньше, занять удачное положение, откуда будет удобно наблюдать, действовать и сбежать вместе со спасенным. Такое место они нашли достаточно легко. В одной из примыкавших к площади улочек, возле обшарпанного дома стоял большой старый ящик, которым, судя по всему, уже много лет никто не пользовался. За ним можно было прекрасно спрятаться, оттуда открывался замечательный вид на эшафот. Что немаловажно, эта улочка вела прочь из Эрга и она была узкой, поэтому большой толпе преследователей там было не развернуться. Выбранным местом путники остались довольны и сели ждать. Филара была бледна, ее всю колотило. Чтоб как-то унять дрожь, она по привычке села на ящик, обхватив колени руками, и чуть не до крови закусила губу.
— Все хорошо, — шепнул ей Гудрон. — Подожди еще немного и сможешь обнять своего брата. Да ведь, Ральдерик?
Герцог что-то хмуро и несвязно буркнул. Он с ночи избегал смотреть на девушку и ходил даже злее, чем обычно.
— Ревнуешь что ли? — нервно хихикнула Филара, обхватывая колени еще крепче.
Девушка вдруг поняла, что еще немного, и она заревет от всех пережитых волнений, голода и усталости. Бессонная ночь, а также отсутствие питания почти в течение суток давали о себе знать.
— Да кому ты нужна?.. — холодно бросил дворянин, не оборачиваясь.
А площадь тем временем постепенно наполнялась. На помосте появились какие-то люди, начавшие приготовления к казни. Подтянулись первые зеваки, которые пришли пораньше, потому что им все равно было нечего делать.
— Это... Я должен предупредить, что пока только учусь... — испуганно промямлил маг, уже жалея, что согласился на эту авантюру.
— Что значит "учусь"?! — взорвался гендевец, — Ты не мог нам вчера это сказать?! Э-э-э-э... я опять забыл, как тебя зовут.
— Лалез.
Хорошо, Лалез, — вовремя взял себя в руки Ральдерик, понимая, что волшебник — их едва ли не единственный шанс на удачу. — Ты только учишься. Чему ты уже научился? Вот в Гудрона ты вчера чем кинул?
— Заклинанием огня, — признался чародей, бросая на кузнеца извиняющийся взгляд.
— Что еще знаешь? — продолжил допытываться дворянин, ругая себя за то, что не выяснил все это еще несколько часов назад.
Сейчас ему вдруг по-настоящему стало страшно.
— Левитацию знаю, заклятье рыбалки, заклятье исцеления... — принялся перечислять начинающий маг, загибая пальцы. — Еще превращения умею и иллюзии...
— Замораживать можешь?
— Усыплять могу.
— Отлично, — вздохнул герцог, — Тогда, когда я тебе скажу, ты усыпишь всех на площади, кроме нас, хотя бы на пять минут. Сможешь?
— Ну, я постараюсь, — неуверенно выдавил Лалез, мысленно ужасаясь от того количества людей, которое могло собраться посмотреть на зрелище, и которое ему предстояло попытаться усыпить.
Прошло еще полчаса. До начала казни оставалось минут двадцать. У Филары по щекам уже вовсю текли слезы, которые она даже не замечала. Как завороженная, она смотрела на плаху, возвышавшуюся на помосте. Маг прокручивал в голове известные ему заклятья и повторял руками движения, которые при этом нужно совершать. Это его занятие действовало всем на нервы. Все-таки в моменты, подобные этому, хочется верить в профессионализм помогающего вам волшебника, а не смотреть, как тот усиленно пытается вспомнить простейшее заклинание, полный неуверенности в собственных силах и упаднических мыслей. Кони стояли чуть в отдалении и терпеливо ждали своих хозяев.
Потом на площади началось какое-то оживление. Народу заметно прибыло. На помост поднялся палач и вынул из длинного плоского ящика большой топор. Появились люди в кольчугах и шлемах, вставшие вокруг эшафота, чтоб зрители не подходили слишком близко. Нервы притаившихся за ящиком наблюдателей были на пределе. Гудрон вытер вспотевшие ладони о рубашку и прислонился затылком к холодному камню стены, пытаясь успокоиться и как-то побороть дрожь в руках. Сердце билось в его груди, как ненормальное, грозясь проломить ребра и шлепнуться в грязь. Ральдерик сидел на земле, отрешившись от этого мира и выламывая кинжалом один из камней мостовой. Дунгаф был спокойней всех. Он твердо верил, что нервы нужно беречь, тем более что проблему они не решат, а только усугубят. Бледная, как смерть, Филара сидела на ящике все в той же позе, крепко сжав обескровленные губы. Глаза у нее были сухими и неестественно блестящими. Она изо всех сил боролась с собой и пыталась быть сильной, рассудительной и спокойной. Лалезу этого как раз не хватало. Он нервно мерил пространство шагами, ужасно потел и заламывал руки. Один глаз у него бешено дергался, и волшебник изредка сердито по нему хлопал, чтоб прекратить этот надоедливый тик. Ноги у мага становились все более и более ватными, грозясь подкоситься совсем.
Неожиданно толпа засвистела. Друзья резко вскочили и посмотрели в ее сторону. Сначала они не увидели ничего нового. Потом на их глазах на помост поднялся человек, по которому сразу было видно, что это глашатай. Он перекинулся парой слов с палачом и обернулся. Следом появились двое стражей. За ними на эшафот толкнули сопротивлявшегося Шуна со связанными за спиной руками. Последними поднялись еще двое охранников, один из которых красовался свежеразбитым носом. Он безуспешно вытирал хлеставшую кровь и бросал на кота полные ненависти взгляды. При виде "брата" Филара зажала рот ладонями и заплакала.
В темноте камеры его почти не было видно. Теперь же, когда в небе ярко светило солнце, парня можно было хорошо рассмотреть. Когда юноша говорил, что на нем не было живого места, он почти не преувеличивал. Всю грудь изорванного и замызганного кафтана заливала кровь. Лицо юноши покрывали синяки и ссадины. Засохший кровоподтек тянулся из-под волос через висок и всю щеку. Разбитые губы также запеклись и не шевелились. В некогда рыжих и вихрастых волосах, прилипших ко лбу, теперь преобладал темно-бордовый цвет. Веревки, стягивавшие запястья, немилосердно натирали и резали кожу. При ходьбе осужденный слегка прихрамывал. Было видно, что малейшее движение причиняло коту боль. Однако в его глазах горели наглость и презрение к окружающим, заметные даже отутда, где прятались его товарищи. Убедившись, что публика замолкла и обратила на него внимание, глашатай развернул какой-то документ, откашлялся и начал громко зачитывать:
