Бран остолбенел. Потом подобрался ближе. Обнял Уллины неподатливые, каменные плечи и лицом прижался к волосам.
— Ты что, а? — прошептал он. — Что ты говоришь? Кто мог посметь тебя... Кто-нибудь что-нибудь тебе сказал? Да? Да?! Кто?! Не бойся, расскажи мне! Кто это был? Кто?
— Это не мне... я просто... просто лежала тут... и слышала...
— Кто это был?!
— Какая разница... служанки. Не знаю, кто... Это неважно. Там... там многие были... многие видели... ох, боги... Я как тряпка... помойная тряпка, об меня только ноги вытирать. Я сама себе противна. Я мерзкая. Я не могу... людям в глаза теперь смотреть. Я не могу... я грязная... Как мне жить? Что делать? Что мне делать, скажи?! — Улла схватила Брана за руки и прижала их к своему лицу. Она корчилась, словно от боли. Горячие слезы обожгли ему ладонь.
Бран молчал. Чувство громадной собственной вины его почти раздавило. Он не знал, что сказать, какие найти слова — да и зачем? Какие тут слова помогут? Даже миллионы слов... Она закрывала лицо его руками, и жгучие слезы бежали у Брана между пальцев.
— Искорка, — прошептал он, задыхаясь. — Любимая, не слушай никого. Наплевать на них. Я тебя люблю, люблю больше жизни! А они пускай болтают. Ты, главное, не слушай. Ты лучше всех на свете. Ты чище всех! Я им тебя не отдам, родная моя, хорошая, не дам им тебя мучить, только ты не плачь... не плачь, умоляю, — он начал целовать ей руки. Она не отвечала. Молчанье длилось долго. Потом Улла отодвинулась и тихо проговорила:
— Скажи мне что-то.
— Что, родная? Что?
— Только не обманывай.
— Не буду.
— Пообещай.
— Обещаю.
Она помолчала, словно собиралась с духом. Встретившись с ним взглядом, произнесла:
— Я... ты... я тебе еще нужна?
— Что? — растерялся Бран. — Я не понимаю...
— Я хочу знать правду, ты же обещал.
— Но я... конечно, ты мне нужна. Конечно!
— Не жалей меня. Я должна знать.
— Я... я... о чем ты?
— Дядя хочет, чтобы ты на мне женился. А ты? Ты сам? Ты этого хочешь?
— О, Господи.... О, Господи, конечно же, ну конечно, ты что?
— Нет, погоди... ведь ты не обязан. Ты должен знать, что ты мне не обязан.
— Но, искорка, я правда этого хочу.
— А раньше не хотел.
— Тогда я просто растерялся. Перепугался... как последний трус. Но я... я хотел. Правда! Это правда, искорка, родная, ведь я тебя люблю.
Улла все глядела, словно пыталась высмотреть его душу. Не выдержав, Бран ткнулся лбом в ее колени.
— Родная, это правда! — взмолился он. — Я не вру! Разве я могу тебе врать, разве же могу! Я ради тебя на все готов, я... я не знаю, что сделать готов. Тебе из-за меня такое вытерпеть пришлось...
— Не жалей меня, — проговорила Улла. — Я ведь это по своей воле. Не надо меня жалеть, ты не виноват.
— Я буду. Буду жалеть. Потому что ты... потому что я тебя люблю. Я бы руку себе дал отрезать, чтобы только ты не плакала.
— Не надо руки резать, — она прижалась лицом к его затылку. — Это больно.
Бран притиснул ее к себе:
— Я тебя люблю, даже пусть меня изрежут на кусочки. Лучше б он избил меня. Это должен был быть я, а не ты. Все, все из-за меня.
— Нет, — остановила Улла, — не говори так. Тебя бы он убил, просто убил, понимаешь? А я... как бы я без тебя стала жить? Я бы не стала, любимый мой. Не вини себя. Мне вот только ребенка жалко... Ох, так жалко... так жалко... ребеночка моего... Ох, мамочка... — она заплакала. Бран молчал, чувствуя, как слезы закипают на глазах, до крови кусая губы. Я его убью. Убью как собаку. Зубами загрызу!
Прошло время. Девушка затихла. Ее голова лежала у Брана на груди.
— Надоела я тебе, — всхлипывая, пробормотала она, — все реву да реву...
— Ничего, родная. Это пройдет, — он вытер слезы на ее щеках и провел пальцем по губам.
— Я уродина... — она застенчиво отвернулась.
— Неправда. Ты красавица. Хочешь пить?
— Хочу...
Подождав, покуда она напьется, Бран сказал:
— Можно, теперь я задам тебе вопрос?
Улла обратила к Брану заплаканное бледное лицо:
— Какой?
— Ты спрашивала, хочу ли я на тебе жениться. Ну, а ты? Ты сама хочешь?
Она насторожилась, будто в вопросе мог скрываться подвох.
— Это я к тому, что тут все уже решили, не спросив тебя, — промолвил Бран. — Поэтому я спрашиваю теперь: ты правда хочешь выйти за меня? А, Улла?
— Ты не шутишь? — в ее голосе было напряжение.
— Не шучу. Ты бы вышла за меня, родная?
Улла слабо улыбнулась и промолвила:
— Вышла бы. Конечно, я бы вышла.
— Уверена? — спросил Бран.
— Уверена, — ответила она.
Подавшись вперед, Бран поцеловал ее в губы.
— Сейчас, — сказал он. — Я скоро.
Выбежав во двор, Бран отыскал Арнора и Грани. Приятели сидели на аккуратно сложенных поленьях, около сарая.
— Идем! — окликнул Бран. — Быстрее!
Они спрыгнули с поленницы.
— Что-нибудь случилось? — с тревогой спросил Грани.
— Увидите, — ответил Бран. Дернув Арнора за плащ, повернул обратно к дому.
— Да что такое?! — крикнул Арнор.
— Будете свидетелями, — сказал Бран.
— Свидетелями? Чему? — Грани хлопал ресницами.
Бран не ответил, распахнул перед ними дверь.
— Заходите, — скомандовал он. — Живо!
Приблизившись к столу, Бран взял котомку. Отдернул полог у постели. Улла сидела, сложив руки на коленях. Бран позвал друзей:
— Идите сюда.
Те подошли.
— Плащи снимите, — Бран сел возле Уллы. Вынул из котомки маленький кожаный кисет и, развязав шнур, подставил руку. В его ладонь упало кольцо.
— Вот, — Бран взял его за обод и поднял к свету. — Это кольцо моей матери. Когда отец на ней женился, он дал его ей. А я хочу его отдать тебе, Улла. Я тебя прошу: будь моей женой. Ты согласна?
Бран увидал, как распахнулись ее потемневшие глаза.
— Ты согласна? — повторил он.
Она кивнула. На глазах блеснули слезы. Придвинувшись поближе, Бран одел кольцо девушке на палец.
— Перед Великим Богом, Творцом Вселенной, я беру тебя в жены, по обычаю моего народа, — Бран прижал к груди Уллину ладонь. — Арнор, Грани, вы свидетели. Клянусь быть с тобой в горе и в радости, в здоровье и в болезни, всю жизнь, до самого конца. Отныне мы — одно целое, и только смерть может нас разлучить. "Квод эрго Деус конъюнксит, хомо нон сепарет... Что Бог сочетал, человек да не разлучает." Вот и все. Ты моя жена, свидетели меня слышали, — Бран мягко усмехнулся, — теперь я не смогу отговориться.
Стало тихо. Грани смущенно улыбался. Улла вскинула руку, золотой черненый ободок блеснул на тонком пальце. Она прикусила губы, и по щекам разлился румянец. Подавшись к Брану, Улла обняла его за шею, поцеловала горячо и жадно, совсем как раньше.
— Спасибо, — промолвила она.
— Я тебя люблю, — ответил Бран.
— Ну, а это, — сказал Арнор. — Бате-то будем говорить, или как?
— Это не секрет, — прижимая девушку к себе, Бран чувствовал биенье ее сердца. — Мы же не скрываем. Я и по вашему обычаю на ней женюсь, вот только она выздоровеет. Да, искорка?
— Как скажешь. Ты теперь мой муж, тебе решать.
— Здорово! — обрадовался Грани. — Давно свадеб не было, два года уж. Погуляем!
— Чего — два года, — возразил Арнор. — Прошлой весной была, ты чего, беспамятный?
— Когда это?
— Да как снег сошел!
— Чего ты сочиняешь? Не было!
— Была!
— Не было!
— А вот и была!
— Не было!
Бран и Улла перестали слушать.
— Видишь? — сказал Бран. — У тебя будет целых две свадьбы. Хотя эту и свадьбой-то не назовешь.
— Почему, мне понравилось, — Улла любовалась на кольцо. — Это было... неожиданно.
— Ты рада?
Девушка откинулась, держа его за шею. Глаза сияли, на щеках алел румянец. Она сказала:
— Да. Я рада. Я очень этого хотела... и ждала.
— Вот и хорошо. Один раз мы поженились, скоро поженимся и во второй. Только я хочу отца дождаться. Ты не против?
Улла покачала головой.
— Тогда я поговорю с Сигурдом, — сказал Бран. — Если он не станет возражать, то так и сделаем.
Сигурд согласился.
Утром следующего дня Бран все-таки уговорил Уллу выйти наружу. Она заметно повеселела, словно ей стало легче. Бран наблюдал, и ему казалось, что печальные мысли оставили ее.
На дворе было тепло, светило солнце. Выйдя за порог, Улла зажмурилась и пару раз глубоко вздохнула. Бледные губы тонула улыбка.
— Теплынь какая, — сказала она, — и пахнет хорошо.
Раннвейг фыркнула:
— Коровы постарались.
Улла снова улыбнулась. Бран взял ее за руку.
— Пойдем? — спросил он. Она кивнула. Втроем они не спеша зашагали по двору. Это была короткая прогулка, но и она утомила Уллу. Возле сараев она остановилась, сказала, задыхаясь, прижав ладонь к груди:
— Ох, не могу, устала... Давайте отдохнем маленько.
— Идем, сядем на поленницу, — Бран подхватил девушку на руки. Раннвейг подбежала к бревнам и отряхнула снег. Скинув плащ, Бран усадил на него Уллу, сел рядом, а Раннвейг вскарабкалась с другой стороны.
Они молчали. От бревен шел смолистый запах. У распахнутых настежь дверей сарая кудахтали, копошились куры, чуть поодаль раздавались приглушенные голоса — а здесь, в углу, стояла тишина. Ласковое солнце касалось лиц, воздух был мягкий, совсем весенний. Они пригрелись, и шевелиться не хотелось. Уллина ладошка пробралась Брану в ладонь, голова легла на плечо.
— Я сейчас засну, — она вздохнула.
— И хорошо, — Бран обнял ее. — Спи.
Ее веки опустились. Раннвейг откинулась на бревна, заложив руки за голову. Куры скреблись, шелестя соломой. Бран не двигался. Смотрел на Уллу, слушал ее спокойное дыхание, держал теплую маленькую руку.
В сарае вдруг раздался громкий шорох, визг, а потом тоненький, звенящий голосок залаял:
— Тяв-тяв-тяв!
Из темного нутра сарая выбежала большая щенная сука. Вымя свисало едва не до земли, шерсть на худых боках свалялась комьями. Следом за ней, точно колобки, катились три крохотных щенка. Увидав людей, сука прижала уши, завиляла хвостом и растянула пасть в улыбке. Извиваясь тощим телом, собака кинулась к поленнице.
— Ой, какие щеники! — восхитилась Раннвейг.
До собаки, казалось, дошел смысл ее слов. Взяв щенка, она ткнула его в колени Улле. Щенок подслеповато таращил мутные глазенки-пуговки, из приоткрытого рта торчал розовый язычок.
— Хорошенький, правда? — Раннвейг улыбалась. Щенок закопошился, и Улла перехватила его поудобней. Толстая мордочка очутилась вблизи ее лица. Щенок закряхтел, потянувшись носиком к Уллиным губам.
Брови Уллы надломились. Судорожно притиснув детеныша к себе, она зажмурилась, и на ресницах блеснули слезы. Бран забрал у нее щенка, передал Раннвейг. Улла ткнулась лбом ему в плечо, и Бран обхватил ее руками.
— Ой! — внезапно выдохнула Раннвейг. Бран вскинул голову — и увидел Асу. Та стояла поодаль, у сарая, глядя на них во все глаза. Улла тоже заметила сестру. Вздрогнув, прижалась к Брану.
— Доброе утро, — проговорила Аса. Ни Улла, ни Бран ей не ответили. Раннвейг отозвалась вместо них:
— Ну, и тебе того.
Аса мялась подле двери: Видно, хотела, да не решалась подойти. Наконец она пробормотала:
— А я зашла узнать, это... ну, в общем, как дела.
— По-маленьку, — ответила Раннвейг. Улла молчала и смотрела на сестру, смотрела так, будто перед ней стояло опасное, враждебное, таящее угрозу существо.
— Можно с тобой поговорить? — обратилась Аса к Брану.
— Это о чем же? — он сощурился.
— Ну... обо всем, — быстрый взгляд на Уллу. Неопределенный жест рукой. Бран резко ответил:
— Обо всем с тобой толковать у меня времени нету. Кроме того, ты уже все сказала, чего хотела, можешь гордиться. Ты отомстила. Все? Довольна? До свидания!
— Я вовсе не этого хотела, — растерянно, торопливо заговорила Аса. — Не такого! Я... я не думала, что он так взбесится!
— А, не так? А как? Ты думала, он как взбесится?
— Я думала, будет орать, ну, стукнет пару раз. Я же не знала, что он такое устроит, да еще перед людьми!
Улла съежилась, и Бран обнял ее крепче.
— Тю! То ли дура, то ли прикидывается, — фыркнула Раннвейг. Аса вспыхнула:
— Я не с тобой разговариваю!
— Не хватало мне! — отозвалась девочка.
— Не лезь, соплячка! Ты мне пока что не сестра!
Подбоченясь, Раннвейг склонила голову к плечу.
— Да если б ты была моей сестрой, я давно бы удавилась! — ответила она. Аса сжала кулаки:
— Вот зараза, я тебе морду разобью!
Раннвейг это ничуть не испугало:
— Смотри, красавица, не шибко разоряйся, а то схлопочешь парочку фингалов, чего тогда от твоей красоты останется?
— Жирная корова! Да ты...
— Коряга колченогая, — Раннвейг спрыгнула с поленницы. — Деревяшка! Бревно с глазами!
— Тихо! — рявкнул Бран. — Тихо, я сказал! Заткнитесь обе!
Девушки умолкли. Бран повернулся к Улле. Та сидела, тяжело дыша, взгляд казался вбитым в землю.
— Замолчите, — сказал Бран. — Если так приспичило, ступайте за сарай, а здесь нечего разоряться.
Он накрыл рукой Уллины пальцы. Сказал, обращаясь к Асе:
— Ну, вот что, дорогая, проваливай. Я так понимаю, ты уже все нам выложила? Тогда — скатертью дорога. Тебя здесь никто не держит.
— Дурак! — с обидой отозвалась та. — Я, может, вовсе не к тебе пришла.
— Неужели! И к кому же?
— Может, к ней, — сказала она, кивнув на Уллу.
— У нее, между прочим, имя есть, — рассердился Бран. — Запамятовала?
— Без тебя знаю, молчи!
— Ладно. Молчу, — Бран пожал плечами.
Тишина. Аса подошла, села на поленницу чуть поодаль от Уллы.
— Ты как вообще? — спросила она. Улла подняла глаза.
— Нормально, — сказала — и тут же опустила взгляд.
— Я слышала, ты сильно болела?
— Да.
Аса помолчала, покосилась на сестру, потом сказала с виноватым видом:
— Я правда не представляла, что отец такое сделает. Я думала, он тебя как обычно... Кто же знал, что он может вот так... да перед всем народом! Прогнать их, что ль, не мог? Прям как свихнулся! Я аж испугалась. Так избить, ужас! Теперь, небось, шрамы останутся, да?
— Тебя-то это чего так волнует? — хмуро осведомился Бран.
— Она все ж таки моя сестра! — Аса блеснула сердитыми глазами. — Я что, по-твоему, деревянная?
Сухо усмехнувшись, Бран смерил ее взглядом и сказал:
— Я лучше промолчу.
— Вот и молчи! — огрызнулась Аса. Собака тыкалась ей в руки, виляя хвостом. Девушка сморщилась и отпихнула ее ногой.
— Отец теперь сам не свой, — произнесла она. — Ходит, дуется на всех, жалеет, видать, что тогда не остановили. Если бы не Харалдсон, он бы тебя, чего доброго, до смерти запорол. А эти хороши, стояли да таращились, мужики, тоже мне! Ишь, обрадовались! Стыдобища! Но и ты тоже не совсем права.
Бран резко выпрямился. Аса продолжала:
— Зачем призналась-то? Еще и кричать стала на него. Не надо было признаваться. Не призналась бы — глядишь, ничего б и не случилось.
— Ну, давай, — обрезал Бран, — обвини ее теперь во всем. Давай!
— А я не обвиняю. Я просто говорю, что на рожон не надо было лезть. Что, не так? Она ж отца знает, чего было нарываться?
