— Где Ральдерик? — поинтересовался гном.
Иролец взглядом указал на лес за своей спиной и сел на землю, по привычке Филары обхватывая колени руками. Девушка тем временем, осознав, что после нескольких дней без еды кушать ужасно хочется, уже гораздо энергичнее принялась уничтожать пищевые запасы, каким-то чудом добытые герцогом за несколько часов до этого. Дунгаф с тревогой посмотрел в указанную сторону и покачал головой. Постояв немного в задумчивости, он пристроился рядом с кузнецом и достал свою трубку.
Увидев это, тот с печалью подумал, что жизнь начинала возвращаться в привычную колею. Вот гном после четырехдневного перерыва уже снова курит, глядишь, со дня на день вновь достанет карандаш со своей путевой тетрадочкой и станет зарисовывать в нее пейзажи и встречных птиц. Филара тоже постепенно возвращалась к жизни. Скоро все будет по-прежнему, как будто ничего и не произошло. Недели пути, безуспешные поиски жертвенного чудовища, плохое настроение Ральдерика и специфические блюда юной, подающей надежды, поварихи... Почему-то от этого юноше стало еще грустней. Даже не грустней, а обидней. Сбоку от него Дунгаф флегматично пускал колечки дыма. Гудрону впервые стало по-настоящему интересно, о чем же думал гном. За исключением тех моментов, когда тому на глаза или в руки попадались памятники архитектуры или представители редких видов флоры и фауны, его мысли были совершенно непонятны окружающим. Библиотекарь проводил большую часть времени в своем внутреннем мире, о чем-то размышляя, чему-то изредка ухмыляясь или насупливая брови. Он приходил к каким-то выводам и бросал понимающие взгляды на своих спутников, наблюдая за их поведением и слушая разговоры.
Ральдерик все еще не появился. Филара решила оставить недоеденное на потом и свернулась калачиком на истоптанной и пожухшей траве. Она, казалось, взяла себя в руки и теперь молча лежала возле холмика с камнем и букетиком.
— Вы готовы? — донесся до девушки знакомый голос.
Она резко села и повернулась. Возле кромки леса, привалившись к дереву, стоял герцог Гендевы. Гудрон с Дунгафом тоже обернулись на голос. По щекам девушки снова потекли слезы, и она зажала рот ладонью.
— Что с волосами? — спросил гном после непродолжительной паузы.
У ирольца так вообще слов не было.
— Они мне мешали, — равнодушно ответил гендевец, спокойно направляясь к Мерзавцу.
Некогда длинные и ухоженные волосы были косо срезаны и теперь еле прикрывали уши. От былого великолепия остались лишь ободранные лохматые космы разной длины. Как ни в чем не бывало, Ральдерик вскочил в седло и непривычно сухим и чужим голосом приказал: "Выезжаем". После этого он тронул бока присмиревшего коня каблуками и медленно поехал вперед, давая спутникам возможность сесть верхом и последовать за ним. Удивленно переглянувшись, Гудрон с Дунгафом поднялись на ноги и направились к Неветерку.
Путники скакали все в том же направлении. На юг, только немного западней. Никто не говорил ни слова с того самого момента, как они покинули полянку, а люто ненавидимый ими город скрылся из виду. Три пары глаз с тоской смотрели на спину ехавшего слегка впереди герцога. Тот ни разу за все время не обернулся, продолжая вести отряд за собой. Они ехали уже долго. Не делая остановок. Всем ужасно хотелось есть и спать. Дело клонилось к вечеру. Дворянин, казалось, этого не замечал. Неветерок пару раз споткнулась от усталости, Филара клевала носом в седле, грозя свалиться с лошади в любой момент.
— Ральдерик, все утомлены. Может быть, на сегодня хватит, а? — позвал воина кузнец без особой надежды.
Гендевец остановил коня и, все так же не поворачиваясь к ожидавшим ответа товарищам, задумался.
— Хорошо, — сказал он, наконец, спрыгивая на землю и снимая с Мерзавца седло со всеми сумками и доспехами Дунгафа.
Не дождавшись от друга больше ни слова, остальные последовали его примеру. Едва коснувшись земли, Филара заснула, поэтому с ужином пришлось разбираться гному с ирольцем. Дворянин расположился чуть в отдалении от остальных и тоже дремал. Складывалось впечатление, что он оградил себя от друзей стеной и пытался свести все контакты к минимуму. У поваров получилась какая-то подгоревшая коричневая псевдосъедобная бурда. Решив, что это лучше, чем ничего, они разбудили и заставили съесть мисочку "ужина" Филару. Порцию Ральдерика поставили рядом с ним. Окончание вечера выдалось для Гудрона очень тоскливым: девушка с герцогом спали, гном делал пометки в своей тетради, а он сам мотался без дела, не знал, куда себя деть, а укладываться не хотел, потому что было еще не так уж и поздно. Наконец юноша не выдержал и все же лег. Посреди ночи он проснулся. Возле маленького костра, вороша красные угли длинной палкой, сидел гендевец.
— Дежурит, — раздался рядом с ухом кузнеца тихий шепот.
Повернувшись, он увидел лежавшего неподалеку гнома, подслеповато щурящегося на него черными глазками без очков. Иролец подполз к нему поближе, что б можно было нормально поговорить.
— Мы же не договаривались о дежурстве, — шепнул он библиотекарю.
— Не договаривались, — подтвердил тот. — Но он все равно караулит.
— Как думаешь, он себя так ведет из-за того, что я его ударил?
— Как "так"? Ты когда успел ему врезать?
— Ну-у-у... Так. Будто это и не он вовсе. Словно мы ему чужие... Да и волосы опять же...
— В чем-то ты прав. Только ты к этому не имеешь никакого отношения, — тихо вздохнул гном, наблюдая за сидевшей у костра фигурой. — Думаю, он даже не подозревал, насколько дорог ему был Шун. Они все время только ссорились и действовали друг другу на нервы, а теперь его вдруг не стало... Для Ральдерика это оказалось тяжелым ударом. Возможно, он даже думает, что виноват во всем произошедшем...
— Думает, — подтвердил предположение гнома Гудрон. — Мы с ним разговаривали...
— Я так и знал.
— Ну и при чем тут волосы? — не выдержал иролец, когда Дунгаф снова ушел в свои мысли.
Библиотекарь тяжко вздохнул, словно его просят объяснить само собой разумеющиеся вещи, до которых легко можно додуматься самостоятельно, если хоть чуть-чуть напрячь мозг.
— Он считает, что не справился со своими обязанностями. Если ты до сих пор не заметил, Ральдерик все это время вел себя так, будто несет за всех нас ответственность. Принимал решения, разрешал возникшие проблемы (по крайней мере, старался). Он к этому привык. Его так воспитали. Не забывай, что он — герцог, которому однажды придется управлять Заренгой. Мне кажется, он уверен, что обеспечивать нашу безопасность — его долг. Поэтому гибель Шуна помимо глубокой личной трагедии является для него еще и указанием на его несостоятельность и неспособность плодотворно осуществлять свои функции...
— Ты не мог бы менее заумно говорить?
— Хм... А что тебе не понятно из моих слов?
— Все понятно, просто говори проще, пожалуйста...
— Ладно, я постараюсь. Ну и так вот. Ты помнишь, как он однажды говорил, что собой представляет герцог Яэвор?
— Когда это?
— Ну, мы еще тогда о семьях разгововаривали...
— А... Ну да. Что-то припоминаю...
— Суровый. Решительный. Смелый. Бросается в бой, не боясь смерти... Что-то типа этого...
— "Если возникнет необходимость", — припомнил ключевую фразу кузнец.
— Да, — подтвердил Дунгаф, заметив, что юноша начал понимать, куда он клонит. — Для него эта необходимость уже возникла. По крайней мере, он так решил. Поэтому Ральдерик просто стал таким, каким, на его взгляд, должен был быть. Так что ты даже прав. Теперь это совершенно другой человек. Он откинул все то, что не укладывалось в сложившийся в его голове образ Яэвора, оставив лишь самое необходимое: решительность, смелость, суровость. Идеальный воин, который не сомневается, верит лишь самому себе, не колеблясь идет на верную смерть, если считает, что так нужно. А то, что он срезал волосы... Да ты и сам, наверное, уже понял...
— Нет. Я не вижу в этом логики.
Гном снова тяжко вздохнул:
— Хочешь сказать, что сам всегда поступаешь логично?
Гудрон покачал головой.
— Ну-у-у-у... Он мог себя таким образом наказать, — предположил библиотекарь. — А может быть, они и правда ему мешали... Кто знает... Все-таки за ними нужно ухаживать. Занятие малоподходящее для сурового воина, не находишь?
— Думаешь, он поставил на себе крест как на личности? Откинул все непрактичное, отвлекающее внимание... То, что делало его им. Был "Ральдерик" стал безликий "герцог Яэвор"...
Дунгаф не стал указывать на то, что говорил об этом буквально пару минут назад, радуясь, что до собеседника наконец-то дошла его мысль.
— А Филара сразу это все поняла, — продолжил между тем он. — Помнишь, она еще заплакала? Женщины такие вещи чувствуют гораздо лучше... Хотя все это лишь мои догадки и предположения. Возможно, на самом деле все совершенно иначе.
Они оба замолчали и перевели взгляды с охранявшего их безопасность друга на звездное небо. Россыпь сверкающих точек действовала на кузнеца раздражающе. Весь этот блеск и великолепие казались ему совершенно неуместными. Он бы скорей предпочел, чтоб все пространство от горизонта до горизонта было затянуто тучами. По крайней мере, это больше соответствовало бы обстановке и его настроению. Чтоб не видеть этого беспечного сияния, он отполз на свое место, повернулся на бок и крепко зажмурил глаза, желая, чтоб, когда он их откроет, все звезды исчезли.
— Знаешь что еще? — донесся до него совсем тихий шепот Дунгафа.
Ирольцу приходилось прикладывать неимоверные усилия, чтоб расслышать, что тот пытался ему сказать.
— Он сделал это прежде всего потому, что безумно страшится потерять еще кого-нибудь из нас. Так что не заблуждайся насчет "мы ему как чужие". Он просто ужасно боится, что не справится снова. Вот и все.
На следующее утро, когда они проснулись, Ральдерик уже был полностью готов к продолжению пути, однако все же позволил приготовить завтрак из оставшихся продуктов. Так как Филара, казалось, окончательно отказалась от этих обязанностей, а гном ушел искать "дары природы", кашеварить пришлось Гудрону. Дунгаф вернулся с пустыми руками. Проблема добычи пропитания снова стала очень актуальной. Гном с кузнецом прекрасно понимали, что все это ложилось на их плечи, потому что девушка была просто не в состоянии делать хоть что-нибудь. Большую часть времени она просто лежала или плакала. Хорошо хоть соглашалась есть и самостоятельно ездила верхом. Оба знали, что лазить по кустам в поисках грибов с ягодами Ральдерик тоже не будет. Поэтому юноша с библиотекарем заранее смирились с судьбой.
С тех пор прошла неделя. За это время практически ничего не изменилось. Что бы там Дунгаф ни говорил о том, что все сказанное — лишь его предположение, складывалось впечатление, что он попал в точку. Герцог общался со спутниками на уровне "да" и "нет", большую часть времени вообще молчал. Взгляд у него был холодный и равнодушный. Казалось, что его тяготит общество товарищей. Еще казалось, что он совершенно не испытывает эмоций. Никаких. Однако каждую ночь Ральдерик непременно сидел на посту у костра с мечом, лежавшим рядом на земле, и бдел. В одну из таких ночей Гудрон не выдержал, встал и подошел к другу.
— Послушай, — сказал он, потирая переносицу. — Мы сейчас находимся в поле. Здесь никого нет. Никто на нас не набросится. Поэтому нет никакой необходимости выставлять часовых.
Герцог не удостоил его и взглядом.
— Хорошо, — вздохнул кузнец. — Если ты считаешь, что нужно дежурить, давай будем дежурить. Только ты, давай, пойдешь спать, а я пока посторожу. Ты последний раз вообще когда отдыхал? Если будешь продолжать в том же духе, то надолго тебя не хватит! Щади себя хоть немного! Обещаю, я буду очень бдителен, мимо меня и мышь не пробежит. А потом, когда отдохнешь, опять меня сменишь. Договорились?
— Иди спать, — тихо приказал ему дворянин.
Иролец еще пытался его переубедить, однако больше от гендевца не добился ни слова. Сдался и ушел.
На следующий день, этак часу на четвертом пути, до ушей ехавших впереди мужчин вдруг донеслись неожиданные звуки. Удивленно обернувшись, они увидели, что Филара, сосредоточенно закусив губу и закрепив поводья, пытается что-то подобрать на своем загадочном музыкальном инструменте. Зрелище это было настолько забытым, что даже на лице посуровевшего и отстранившегося Ральдерика мелькнули какие-то человеческие эмоции. Ненадолго впрочем. Девушка, судя по всему, серьезно решила написать длинную и красивую песню. По крайней мере, стала этому посвящать львиную долю своего времени. В процесс сочинительства она ушла с головой, лишь изредка выныривая в эту реальность. Следующий день был ознаменован двумя событиями. Во-первых, Гудрону с Дунгафом не пришлось готовить завтрак: за них это сделала Филара. Медленно, но верно, она возвращалась к привычной жизни. Второе заключалось в том, что, когда песня состояла уже примерно из двадцати с лишним куплетов и вступление обещало скоро завершиться и смениться основным повествованием, путники увидели, как с ближайшего холма спускалось несколько всадников. Следом за ними показались фургончики и телеги, повозки и коровы, снова наездники и снова фургоны. Вся эта процессия ехала неспешно, спокойно и лениво. Со стороны каравана доносились звуки разговоров, смех, мычание, ржание, топот копыт и скрип колес. Женский голос хрипло на непонятном языке тянул несколько заунывную песню, практически наверняка рассказывающую древнюю историю о несчастной любви или трагической гибели народного героя. Ральдерик велел остановиться и стал поджидать незнакомцев, ехавших в том же направлении, что и они.
— Это вадразы, — высказал свое предположение Дунгаф, рассмотрев внешность, одежду и повозки людей. — Весьма любопытный народ...
— Они не опасны? — насторожился Гудрон, мысленно прикидывая численность возможных противников.
— О, что ты! Конечно же нет! Более мирное племя очень сложно найти, — гном ступил на привычную почву и приготовился к краткому экскурсу в историю и быт "любопытного народа". — Так, интересно. Каждый раз, когда соседи их начинают притеснять или пытаться захватить, они просто уходят в новые безлюдные земли.
— Кочевники? — уточнил герцог, оценивающе оглядывая вадразов.
— Не совсем, — после недолгого раздумья отозвался Дунгаф. — Если их никто не трогает, они спокойно живут на одном месте, даже основывают города. Однако стоит возникнуть какой-нибудь проблеме или появиться воинственному или просто неприятному для общения соседу, как они грузятся в свои фургончики и уезжают прочь. Очень не любят вступать в конфликты. Так же известны своим богатым устным народным творчеством. Очень музыкальны, обожают сказки, предания...
— Значит, где-то их снова кто-то обидел, раз они в пути, — нахмурился кузнец. — И не надоело им убегать? Почему они не могут собраться с силами и отстоять свои интересы?
— О, можешь за них не волноваться, — хмыкнул гном. — Я же сказал, что это любопытный народ. Думаю, они не имеют ничего против экстренного переселения. Им, возможно, это даже нравится. Все-таки новые впечатления, новые места, новые знакомства... Опять же повод написать очередную песню или сказку. У них нет сильной привязанности к какой-либо конкретной земле. Живут в свое удовольствие. А отстаивать свои интересы... Ну, во-первых, твои и их представления об интересах сильно различаются. Во-вторых, им банально лень. Зачем что-то там делать, вооружаться, воевать, гибнуть, голодать неизвестно из-за чего, если можно просто по-быстрому ночью переместиться подальше и снова наслаждаться жизнью?
