Не могу сказать, как долго это продолжалось, но на то, чтобы не потеряться во всем, что со мной происходило, ушли остатки моих сил. И в какой-то момент, похоже, мой разум сдался, и я провалился в беспамятство.
Потому что когда я смог открыть глаза, я лежал на тахте у стены, и вся троица, расположившись поблизости, не сводила с меня напряженных взглядов.
— А предупредить нельзя было? — Мой голос показался мне слишком хриплым и не могу сказать, что я не обрадовался бокалу вина, что немедленно оказался в моей руке.
— А кто ж мог предположить, что твоя кровь так обрадуется новоприобретенным родственникам, что решит немедленно дать о себе знать. Я хоть и догадывался, что рано или поздно это случится, но был уверен, что этого события нам ждать еще очень долго. — Карим, который помог мне сесть, казался несколько растерянным.
— Ты просто не принял во внимание, что его мать — дочь самого властителя. Для вас — все драконы на одно лицо и вы не слишком-то задумывались, почему лишь некоторые из них могут держать всех остальных в узде.
Мой взгляд, который я поднял на отца Наташи, был весьма красноречив: 'Ну, и где же ты был раньше, со своим пониманием этого?'
Но в ответ получил лишь ухмылку. Причем, столь многозначительную, что до самого дошло: в моей невесте тоже есть кровь моего деда, так что если бы не сегодняшняя ночь... Все могло бы быть не столь впечатляюще.
— Я предлагаю прервать выяснение, по каким причинам это произошло, и перейти к столу. Мальчику после такой встряски нужно подкрепить силы и немного передохнуть.
Мой дед был просто великолепен. И то, как он произнес 'мальчик', сопроводив это легкой улыбкой и обменявшись взглядами с задумчиво поглядывающей на меня парочкой, наводило меня на весьма странные мысли о том, что стать правителем Дарианы мне придется хотя бы для того, чтобы оказаться как можно дальше от той опеки, которую кое-кто решил надо мной взять.
Нет, они рассматривали меня как вполне самостоятельную личность, уже доказавшую свою способность создать семью, но все еще требующую постоянного надзора со стороны старших родственников.
Правда, глядя на их деток, трудно было заметить, что они страдали от излишнего контроля, но кто его знает, что было бы в отношении внуков.
А подкрепиться мне, действительно, стоило. Пусть я еще до конца не осознавал тех изменений, что во мне происходили, пусть я даже предположить не мог, как Хаос и Порядок будут вести себя, слившись во мне в странном единстве, но то, что мой организм настоятельно требовал пищи, доказывало уже то, с каким постоянством мой взгляд направлялся в сторону уставленного яствами стола.
И надо отдать должное всем остальным, во время завтрака, словно по договоренности, они избегали тем, которые могли заставить меня отвлечься от еды ради желания поучаствовать в обсуждении того или иного вопроса. Но была одна в тех новостях, которыми обменивались, в основном, два правителя, что заставила меня поднять глаза от тарелки и встретиться с напряженным взглядом своего деда.
— Этой ночью Элильяр прислал мне вестника. Просил лучших из моих целителей.
— Это как-то связано с тем покушением, что на него готовилось?
— Нет, Аарон. Там прекрасно справился его новый советник, Александр. Человеческий маг Равновесия, что присягнул темным эльфам.
— Тогда что?
— Князь Аль'Аир передал ему раненого наследника. Пока не известно, что у них произошло, но при переходе черная жрица, которая была с ними, отсекла часть команды от портала, ранив при этом Олейора и ушла, прихватив с собой принцессу Леру.
— А твой сын?
— Риган, лорд Гадриэль и принц Валиэль успели последовать за ней. Но подробности мне не известны. Принц в сознание не приходит, причем особых повреждений у него нет.
— Пусть Рае посмотрит. — Вклиниваюсь я в их разговор, прекрасно понимая, что именно ради моего мнения по этому вопросу все и затеяли. — Это, скорее всего, ментальная блокировка. Если жрица не собиралась его убивать, а, похоже, это именно так, то через какое-то время она и сама снимется.
— Почему ты считаешь, что жрица просто оставила его в живых? — Придется мне покопаться в этой истории, уж больно мой дед кажется во всем этом заинтересованным. Да и упоминания брата Тамираса добавляет уверенности, что этим стоит заняться.
— А разве я не достаточный тому пример? Эти барышни свою работу делают основательно и всегда добиваются именно того результата, который им был и нужен. И то, что я жив — счастливая для меня случайность. Кстати, как ее имя?
Но отвечает, как ни странно, Карим. И делает это так, словно хочет, чтобы я не сказал лишнего. Остается лишь понять, зачем ему это нужно.
— Ее имя — Асия. Но в то время, как она исчезла, ты еще не интересовался черными жрицами.
— Я ими и потом не интересовался, в отличие от них. Кстати, моя встреча с Дараной может оказаться не последней. — И отметив, как хмурятся брови моего новоиспеченного дядюшки, а на лицах демона и дракона не вопрос — требование уточнить, что я имею в виду, радуюсь тому, что самообладание вполне позволяет мне продолжать не просто спокойно — равнодушно. — У нее был одушевленный кинжал. Так что, восстановить ее тело не составит труда, а уже вернуть с границы Хаоса ее сущность еще проще.
Похоже, на этом мое наслаждение едой и покоем можно считать законченным. Уж больно много незаданных вопрос носится в воздухе, чтобы можно было продолжать ощущать себя расслабленным. Хотя бы внешне.
И мы, прихватив с собой бокалы с вином и пару бутылок, перебираемся поближе к камину, рядом с которым мои ощущения становятся словно бы мягче, будто языки пламени вбирают в себя часть моих чувств, меняя их окраску, вплетая в них нежность воспоминаний и ясное понимание того, что жизнь, несмотря ни на что, продолжается.
И надо признать, что такая поддержка для меня лишней не оказалась. Потому что первый же вопрос дает мне понять, что этот разговор уже перестает быть милым и ни к чему не обязывающим общением родственников.
— Карим, когда ожидается вторжение на Лилею? — И теперь это уже не отец моей невесты, что радушно принимал меня вчера в своем дворце. Этот тот самый повелитель демонов, считающийся одним из самых опасных существ на Лилее.
— Не позже, чем через полгода. Порталы настроены, второй эшелон находится в готовности. Судя по всему, Вилдор чего-то ждал. Но, как мне кажется, теперь счет уже пойдет на дни. Не зря же он отдал приказ уничтожить Закираля.
— Это каким-то образом связано?
— Обычная тактика. Перед тем как вернуть на Дариану, первый эшелон обычно отдают на растерзание внутреннему кругу и проводят масштабную зачистку, убирая тех, кто может посягнуть на сложившиеся устои. Кстати, во втором эшелоне оба твои сына, Закираль.
— Этого следовало ожидать: чем кинуть тень на свой род, проще отправить их туда, откуда дороги назад для них не будет. Тем более, что у него всегда были претензии к тому, как я их воспитываю. Судя по всему, у тебя есть контакт с Дарианой? — И когда он кивает, подтверждая мое предположение, я задаю вопрос, который уже давно не дает мне покоя: — Ты сможешь перебросить их сюда?
— Пока не начнется вторжение — нет. Это будет слишком заметно. Но за ними присматривают и, когда им сообщили о твоей героической гибели под руинами стационарной базы, нашлись те, кто это известие опроверг. Так что за них не беспокойся. Впрочем, они — хорошие воины и, благодаря тебе, понимают значительно больше чем те, рядом с которыми они пройдут через порталы.
— Карим, может, все-таки пришло время ответить на вопрос твоего племянника и рассказать, кто ты и откуда все те способности, которыми ты нас всех удивляешь. — Властитель, приподнимает наполненный наполовину бокал и салютует им в сторону моего дядюшки.
— Если только без излишних подробностей. — И когда все единодушно кивают, соглашаясь даже на такой вариант, он, с мелькающей время от времени на его губах усмешкой, начинает свой рассказ. — Легенда о Единственной — то немногое, что осталось на Дариане от тех, кто нас создал и этим обрек себя на уничтожение. Причем, касалась она не той жившей до нас расы, а именно даймонов. Хотя, об этом уже никто и не помнит. Как и о том, кто первым предсказал, что если носитель Хаоса встретит ту, что ему предназначена, он не только сможет обрести власть над другой основой и стихиями, но и стать единым с тем миром, в котором он будет находиться. Но Рае была не первой, кто наткнулся в лаборатории на сведения об одном эксперименте, в результате которого было получено существо, обладающее подобными способностями, еще до того, как создали черных воинов. Одним из таких оказался мой брат. Правда, меня тогда еще не было на этом свете и о том, насколько увлекла его эта мысль: найти свою Единственную, я могу судить только по тем поступкам, которые он совершал. В то время Дариана активно воевала с соседними мирами и Вилдор, пользуясь этим и попустительством своего отца, место которого он позже и занял, много путешествовал, стремясь встретить женщину, которая разбудит в нем уникальные способности. Но этого не происходило, и тогда он решил пойти иным путем, и возродить к жизни то существо, о котором он узнал из лабораторных журналов. И ему удалось повторить их путь. Именно так появился я, а так как в качестве основы была взята женщина, которая носила ребенка его отца, то я, фактически, его брат. Когда поняли, каким я родился, меня приказали уничтожить, но Вилдор не просто спрятал меня, он едва ли не заменил мне всех, стал для меня в первое время единственным, через кого я познавал мир, кому я полностью и безоговорочно доверял. Но я не знал тогда, зачем ему был нужен, а сомнениям появиться было неоткуда: для меня не существовало ничего, кроме моего брата и того места, где я находился. Мне трудно даже предположить, как долго бы я находился в таком неведении, если бы не случилось того, чего мой брат так жаждал: он встретил свою Единственную и ощутил те изменения, которые вызывает родившаяся связь. Не знаю, заподозрил ли что его отец, или это была чистая случайность, но матерью для своего очередного ребенка он выбрал именно ту женщину, которая стала всем для Вилдора. И тогда тот решил действовать, используя не только свои новые возможности, но и меня. Я хотел бы опустить описание тех душевных терзаний, через которые мне пришлось пройти. Но несмотря на протест, что жил в моей душе, я согласился ему помочь и он стал новым правителем Дарианы. Начав свою новую жизнь с того, что сам лично убил своего отца, еще раз подтвердив, насколько верна вторая часть легенды, о которой никто не хочет вспоминать. А говорит она о том, что тот, кто не справится с данным ему могуществом, кто вместо любви познает смерть, сам ею и станет. И когда женщина, которая была для него всем умерла при родах, потому что он запретил оградить ее от Хаоса, я и понял, какую ошибку совершил, дав возможность чудовищу познать вкус чужой крови. И вот уже две тысячи лет я жду. Жду, когда мне удастся ее исправить.
— Похоже, ты не только ждал, но и активно этому способствовал. Ведь моя встреча с Наташей твоих рук дело?
Но он качает головой.
— И да, и нет. То, что ты направился во дворец — случайность. А вот твой интерес к Лилее, те мысли о неправильности того, что происходит в твоем мире, о беспричинной жестокости, которую трудно оправдать даже стремлением к власти, появились у тебя неспроста. Я, как мог, сводил тебя с теми, кто мог тебя на них натолкнуть.
— И ни разу не воспользовался своими способностями?
И вновь он позволяет пристально смотреть ему в глаза, не скрывая ничего.
— Если бы я сделал это, чем бы был лучше Вилдора? Я не мог влиять на твой выбор — его ты должен был сделать сам.
— А если бы этого не случилось? — Не знаю почему, но именно мужество, с которым Наташа приняла мое участие в ее судьбе, помогало мне сейчас не просто вести этот разговор — с холодным рассудком оценивать все то, что было сделано Каримом, чтобы у меня была эта ночь, чтобы сейчас я сидел в окружении тех, кому по-своему был дорог.
И понимал, каких сил стоило ему сейчас об этом говорить.
— Я продолжал бы ждать. Осознавая, сколько жизней прервется лишь потому, что однажды я сделал не то, что подсказывала мне моя душа.
— Это тяжелая ноша.
— Не тяжелее той, что несет каждый из нас. И, возможно, легче той, которую предлагают взвалить на себя тебе.
— Ты предлагаешь мне убить своего отца и повторить его путь? — Я приподнимаю бровь, делая вид, что не замечаю того напряжения, с которым за нашим диалогом следят Аарон и мой дед.
— Он должен уйти сам. Осознав, что власть, которую он получил, легла пятном на его честь воина.
— Ты считаешь, что мне удастся убедить его в этом?
— Я считаю, что когда он, глядя на тебя и Наташу, поймет, чего лишился — сам пойдет на ритуал потери чести.
— Надеюсь, ты знаешь о нем нечто, что позволяет тебе так думать. Потому что мои знания о собственном отце говорят мне лишь об одном: он не остановится ни перед чем, чтобы утолить свою жажду крови. И рассуждения о потерянной им чести вряд ли станут для него аргументом для того, чтобы добровольно отправить себя в пустоту Хаоса.
— Насколько я понимаю, Карим, — словно для того, чтобы дать возможность моим эмоциям хотя бы немного успокоиться, Аарон переводит разговор в иное русло, — на Дариане уже действует группа даймонов, готовая присягнуть новому правителю?
— Скажем так, новому правителю не придется начинать новый путь в одиночку. А если у него будет к тому же поддержка демонов и драконов, да с его способностями, шансы на то, чтобы изменить мир на Дариане у него есть.
— Не хочу показаться нескромным, но под новым правителем вы понимаете меня? — Похоже, мое ехидство достигает цели. И на их лицах появляются улыбки, смягчая тот клубок, что ощутимо свивается вокруг нас. Но расслаблялись они зря. Потому что, и Карим был в этом прав, это решение я буду принимать сам. — А может, меня стоило хотя бы спросить, хочу ли я этого?
Вот только... откуда это ощущение, что именно они подвели меня к этому вопросу. И не я задал его — я лишь озвучил то, о чем каждый из них сейчас подумал.
— Можешь считать, что тебе его уже задали. — И Аарон, с легкой усмешкой, которая совершенно не вяжется с жесткой темнотой его глаз, поднимает на меня свой взгляд.
— Прежде чем ответить на него, я хотел бы увидеться с даймоном, чье мнение для меня очень важно.
— Если ты об экселленце Хайране, так он был очень рад узнать, что ты жив. И просил передать, что лучшего правителя Дариане не стал бы желать.
— Я не знаю, Карим, сколько тех, кто поддерживал тебя все эти годы, но для многих я стану предателем. И это не те, кто как и мой отец готов убивать, чтобы в чужой смерти найти успокоение. Это те, для кого слова кодекса чести являются основой их жизни.
Но как ни странно, мои слова ни на одного из них не производят того впечатления, которого я мог ожидать. И отвечает мне не тот, к кому я обращался.
Повелитель Аарон поднимается со своего кресла и так, словно речь идет о чем-то совершенно малозначительном, с убежденностью в голосе, которая больше чем произносимые им слова утверждает меня в том решении, которое, на самом деле, я уже давно принял.
