— Неудивительно — если бы книжка была бы большой, ты могла бы пропустить нужное место. Просто раз уж вы не попали в лес — надо было сделать так, чтобы вы узнали об этом ужасе не только с моих слов. Тем более, что отношения между нами стали несколько напряженными…
Гермиона задумалась. Через несколько секунд она снова подняла взгляд — и этот взгляд был темен, как небо перед грозой.
— Ах он старая бородатая сволочь! Он знал, что ты столкнешься с этим… с этим… еще до того, как ты уйдешь в лес!
— Поздравляю со вступлением в Клуб Тех-Кто-Не-Смотрит-В-Глаза-Директору.
— Эээ?..
— Директор умеет читать мысли, помнишь?
— А как ты тогда… Ведь у тебя столько секретов…
— Во-первых, среди старшекурсников ходят слухи, что в этом году директор прекратил лазить в чужие головы. Кстати, в отличие от профессора Снейпа. И я даже подозреваю, почему, — уточнять он не стал, — некоторые… умеют хотя бы замечать такое вторжение. Во-вторых, я никогда не встречаюсь с ним и со Снейпом глазами, если только не готов.
— А как ты готовишься?
— Ну, у меня внутри живут много маленьких Гарри. И когда я встречаюсь с директором и Снейпом — причем не обязательно глаза в глаза, — я подсовываю им самого глупого и малознающего. А самые секретные воспоминания я запираю в ящики, их стережет специальный Гарри-Хранитель-Ключей и выдает их только при необходимости. Как-нибудь расскажу и попытаюсь научить, в нашем Клубе без этого никак… Тссс…
— Что случилось?!
— «Гоменум Ревеллио Пролонга». Научился у Пенни Клируотер с Рэйвенкло. Сначала еще в поезде, когда искали Тревора, а потом еще недавно, по другому поводу. Слабее обычного, но действует долго. И это самое «Ревеллио» говорит, что к нам кто-то приближается. Похоже, нам пора срочно ссориться.
— Прости, Гарри, — ШМЯК!
Это было намного более громко, чем больно, но со стороны выглядело, наверное, впечатляюще. «Считается ли это подставлением другой щеки? Не, щека точно другая, но считается ли это именно подставлением? Наверное, считается, я же сам предложил ей поссориться», — подумал Гарри, восхищаясь грозной ведьмочкой с распущенными волосами.
— ГАРРИ ДЖЕЙМС ПОТТЕР! Ты — последняя скотина! Я была права! Тебе не нужны друзья! Наверняка в этом твоем идиотском зеркале ты был один-одинешенек, увешанный наградами и в горделивой позе! Как я могла думать, что ты способен подружиться хоть с кем-нибудь! О, как я надеюсь, что ты завалишь все экзамены и тебя вышибут отсюда! Я не желаю тебя знать, понял? Никогда не подходи ко мне! НИКОГДА!!!
Тот самый Глупый и Наивный Гарри поверил (что было нетрудно) и пришел в полное отчаяние. Он провожал удаляющуюся фигурку полным слез взглядом и, когда рядом послышалось деликатное покашливание, поднял ошеломленный и расстроенный изумрудный взор, столкнувшись с мудрыми добрыми глазами Директора.
— Люди не ценят недоверие, мальчик мой, — с грустью в голосе произнес Дамблдор, — если ты действительно хочешь завести друзей, тебе не стоит иметь от них тайн. Доверься им. И я уверен, что на самом деле мисс Грейнджер не желает тебе зла и очень обрадуется твоим успехам.
— Да, профессор, — проплакал Глупый Наивный Гарри, — мне… действительно надо заниматься. И… Я… Я пойду? — и, не дожидаясь ответа, припустил в сторону замка. Гарри Хранитель Ключей хохотал внутри и пел оды Саманте Шарлин Кейн — несмотря на практически идеальные условия, директор не решился влезть в его голову и в этот раз.
Заговор с целью тренировки...
После завтрака Гарри с головой ушел в подготовку к экзаменам. Гриффиндорское Трио готовилось вместе, и, разумеется, Гарри не мог присоединиться к нему. Вместо этого на остатки сиклей он купил вечернюю консультацию по чарам у Пенни, а на второй день позанимался зельями со слизеринкой-шестикурсницей, как он подозревал — той самой, что заколдовывала ему сумку. Из волшебных денег у него остался только неприкосновенный запас, но слизеринка Мэри с откровенным удовольствием приняла десять маггловских фунтов: то ли деньги не пахли и в волшебном мире, то ли магглофобский психоз заодно с межфакультетской враждой накрыл исключительно их поколение, ну может быть, еще пару-тройку курсов сверху. Обдумывать этот вопрос сейчас времени не было, но вообще внимание феномену уделить стоило: миссис Кейн говорила, что политика всегда следует за экономикой. Так что Гарри просто занес этот факт в зачарованный Перси блокнотик, в надежде обсудить все наблюдения на каникулах, с пожилыми леди.
Голова болела все чаще и все сильнее, и Специальный-Гарри-Принимающий-Боль-На-Себя все настойчивее требовал отдыха. Ну или хотя бы шоколада — пришлось потратить целый сикль из НЗ на шоколадную лягушку, купленную у близнецов: рыжиков фунты, что характерно, не интересовали. Как назло, ему попался Фламель, впервые. Гарри «забыл» обертку на столике, за которым занималось Гриффиндорское Трио и не без удовольствия наблюдал, как Рон бьет себя по лбу, а Гермиона делает Гарри большие глаза.
Ночи тоже не приносили облегчения, поскольку зеленая вспышка и смех дополнились фигурой в плаще с капюшоном, из-под которого капала серебристая кровь. Так что на первый экзамен Гарри пришел в полубессознательном состоянии.
Накатила жара, особенно удушающая в заполненных учениками кабинетах. Для выполнения письменных работ им раздали перья, лишающие учеников возможности хитрить. Но Гарри не смог бы сжульничать и так: сил на Гарри-Хитреца у него уже не оставалось.
На практических занятиях у профессора Флитвика они применяли анимирующие чары к ананасу, заставляя его танцевать: тут Гарри повезло, потому что в последние дни он отрабатывал их каждый вечер, прячась по пустым классам, правда, без грунтовки и фиксации; на час-другой длительности чар вполне хватало.
На экзамене у МакГонагалл требовалось превратить мышь в табакерку, причем чем красивее была табакерка, тем больше начислялось баллов; главным было лишить табакерку усов, которые вылезали в самый неподходящий момент. Самым трудным для Гарри было понять, что такое табакерка вообще: может быть, для застрявших в девятнадцатом веке волшебников это было привычным предметом обихода, но Гарри, так же как и Гермиона, и другие магглорожденные, впервые увидели ее только на практическом занятии пару месяцев назад.
У Снейпа варили зелье, отнимающее память. Эту сторону волшебства Гарри ненавидел лютой ненавистью (причем, не зелья, хотя и зелья тоже, а лишение памяти), но «совершенно случайно» Мэри на своем уроке приводила в качестве одного из примеров именно это зелье. Так что те десять фунтов стали одним из лучших его капиталовложений, и Гарри окончательно убедился, что профессор Снейп подсуживает своему факультету всеми возможными способами.
Последним экзаменом была История Магии: требовалось вспомнить имена и годы жизни древних выживших из ума волшебников, вроде изобретателя самопомешивающегося котла, который стоил дороже гиппогрифа, и, к тому же, боялся сырости. И когда профессор Бинс, наконец, приказал сдать работы, Гарри с облегчением выскочил во двор: впереди его ждала целая неделя свободы… и то, к чему он готовился с той самой ночи в Запретном Лесу.
* * *
Он расслабленно лежал на травянистом откосе у Черного Озера, наблюдая, как близнецы, Ли Джордан и давно и прочно примкнувший к ним Дин Томас дергают за щупальца заплывшего на теплое мелководье кальмара. Боль в голове потихоньку уходила — то ли потому, что напряжение экзаменов было позади, то ли потому, что сидевшая поначалу как бы отдельно Гермиона подсела поближе и запустила руку в его шевелюру. В любом случае Специальный-Принимающий-Боль-Гарри наслаждался давно чаемым отдыхом. Разумеется, Гермиона щебетала о том, что, оказывается, не нужно было учить наизусть кодекс волков-оборотней тысяча шестьсот тридцать седьмого года (Гарри вспомнил этот кодекс: он был довольно короток, всего два пункта, причем первый пункт гласил «Вожак всегда прав»), и что история восстания Элфрика Нетерпеливого тоже не входила в программу.
Гарри смотрел ввысь, следя за приближающейся к замку величественной совой, никак не меньше его Хедвиг, только более консервативной и респектабельной расцветки. В клюве совы был конверт, тоже большой и, видимо, респектабельный.
Рука Гермионы внезапно замерла, но потом продолжила движение. Гарри скосил глаза: от хижины Хагрида к ним спускались Невилл и Рон. Лица у обоих были озабоченными.
— Откуда ты это знал?! — гневно спросил Невилл, — Хагрид рассказал это тебе в ту ночь?
— И вы сговорились с ним, — яростно прошипел Рон, — что он…
Девчачья рука легонько погладила Гарри по голове, да и сил на перепалку у него не было.
— Гермиона, — та посмотрела в глаза Гарри и улыбнулась, не переставая ворошить его волосы; видимо, догадалась, что сейчас произойдет, — я обещал не врать тебе, помнишь?
— Да, Гарри. И если нарушишь обещание… — он помнил ее в гневе, как настоящем, так и наигранном, и рефлекторно поежился.
— Так вот, Гермиона, Хагрид никогда не рассказывал мне о том, что Пушок засыпает от музыки. И никто другой мне об этом тоже не говорил. На самом деле, я понял это из той книжки, что ты привезла мне с каникул. И я ни с кем не сговаривался.
— Я верю тебе, Гарри, — Гермиона перевела взгляд на Невилла, — эээ… Невилл, не мог бы ты передать мне слова Хагрида, как можно более точно? Это может быть очень важным.
— Хагрид рассказал, что он выиграл яйцо у незнакомца в «Кабаньей Голове», в Хогсмиде. Это деревенька, там вон, недалеко, где станция. Наверное, это был драконовод, ну или нелегальный торговец драконами. Там… всякие бывают, в «Кабаньей Голове»-то. Он, Хагрид, в смысле… выпил немножко. Тот человек, он был в плаще с капюшоном, Хагрид не видел его лица, ставил ему выпивку. И незнакомец проиграл ему яйцо, в смысле, согласился играть на него, только когда Хагрид убедил его, что умеет обращаться с… опасными волшебными животными.
— Дай угадаю: он рассказал незнакомцу, лица которого он даже не видел, что, если спеть Пушку колыбельную или сыграть на арфе, тот уснет? — задумчиво сказала Гермиона. — Интересно, он тоже подарил ему какую-нибудь свирель?
— Ну да, — Невилл выглядел обескураженным, — в смысле, не дарил, а рассказал. И потом еще нам такой «Зря я вам это сказал!» типа. А чего зря-то? Теперь Квиррелл…
— …Снейп, — упрямо возразил Рон.
— …Волдеморт, — погасил спор Гарри, — у меня с той самой ночи в лесу болит шрам, оставленный именно Волдемортом. Так вот, Волдеморт знает, как пройти через Пушка. Причем, заметьте, уже давно. И от похода за камнем его удерживает только страх перед Дамблдором.
— Тогда я пойду и расскажу ему! — храбро заявил Невилл, — Дамблдору!
— Ставлю свою шляпу, — лениво заметил Гарри, — что вот эта сова, которая только что влетела в окно башни, принесла господину директору уж-жасно срочный вызов куда-то далеко-далеко. Так что он не сможет встретиться с вами и не сможет сегодня ночью охранять камень.
— И что ты собираешься делать, Гарри? — Гермиона провожала взглядом бегущих к замку Невилла и Рона.
— А у меня есть выбор? — спросил Гарри
— Но…
— Невилл точно пойдет туда. У него… у него есть личная причина, и он не может поверить, что это подстроено. Он не может себе представить, что такая уникальная штуковина может использоваться просто как приманка для одного злодея и четырех первокурсников с шилом в попе. Или что там просто обманка, даже вернее всего: слишком велик риск.
— Но мы же можем уговорить его? Ну ладно, не мы, а я?
— Ты правда в это веришь? Да скорее он станет игроком сборной Англии по квиддичу, чем откажется идти. А если идет он — идете и вы с Роном. Рон — потому что он друг Невилла, ты — потому что не можешь бросить сразу двух друзей.
— А ты-то почему?
— По двум причинам. Первая — я тоже не могу потерять единственного друга.
— Невилла? Или… Рона?
Если бы Гермиона не продолжала ерошить волосы Гарри, снимая привычную уже боль, он бы расшиб себе лицо ладонью. Похоже, в девочку комплекс неполноценности был вбит как бы не глубже, чем в Невилла. Придется разъяснять в лоб.
— Тебя. Гермиону Джин Грейнджер. Я не могу себе позволить потерять тебя.
— Но… Ведь они же… А я… Как же так?!
— Очень просто. Тогда, в гостиной, Невилл с Роном снова поссорились со мной… ну, потому что решили, что я все же темный. Кинжал, кровь, все это вот… А ты…
— А я — потому что ты мне врал. А друзьям не врут. И… я беспокоилась за тебя…
—… Как и положено другу. Вот и вся разница. Но… Невилл с Роном тоже твои друзья. И ты пойдешь с ними обязательно. А если вы идете, а я нет — я в любом случае тебя потеряю. В лучшем случае — как друга, ты мне этого никогда не простишь, даже если увидишь, что я оказался прав. А в худшем… В худшем вы погибнете. Все, — жестко сказал он. — Кроме того…
— Гарри… Можно, я поспорю на твою шляпу? — тот кивнул, — на самом деле… Я думала… Я же не дура, да? — ответ не требовался, — я понимала, что нас всех… толкают туда, в этот коридор… Та дуэль, Хагрид… И Дамблдор все время пытался подружить нас с тобой… Особенно меня.
— Ну, не все, что делает Дамблдор, должно быть плохо, ведь правда, Гермиона?
— Ты не понимаешь. А что, если бы вы оба все-таки не пошли? Вот представь, что ты не пошел, потому что умный, а Невилл, ну, оказался слабее, чем нужно. И тогда кому-то надо сделать что-то такое, чтобы ты все равно пошел туда, к Пушку и дальше. Что может заставить тебя пойти туда в любом случае? Что? Ты же вырос в обычном мире и читал о заложниках?
Гермиона снова всхлипнула. Гарри с тревогой посмотрел на нее:
— Ты что…
— Я… Я думала, я лучшая у-ученица… Я хотела стать самой умной ведьмой, самой лучшей! А он меня готовил просто… к тому, чтобы быть заложником, всего-то з-заложником?! И п-поэтому советовал дружить с вами? Только поэтому?! Заложником у Квиррелла?! Второй раз, ведь тот тролль…
Гарри похолодел. Гермиона должна была оказаться на Рэйвенкло. Ну или хотя бы полминутки повыбирать между львами и воронами. Но Шляпа на ее голове выкрикнула «ГРИФФИНДОР!», не сомневаясь ни секунды… Была ли Гермиона столь уверена в себе или… Шляпу тоже можно убедить? Если «Конфундус» мастер ментальной магии может наложить на метлу, то… «Конфундус Максима»! Шляпа же говорила про «Конфундус Максима» от старого интригана! И еще упоминала, что она могла бы «проявить своеволие»… И вряд ли директор использовал этот прием только ради него…
