— Иди! — приказал Эйвинд. Аса поглядела в его гневное лицо и не посмела спорить. Отошла, остановилась у сарая и, обернувшись, крикнула:
— Козлы! Семья дебилов! Мы вам еще покажем! Отец вам еще даст! И этой уродке — тоже! Еще так выдерет, что ей и не приснится! Налысо обреет!
Эйвинд выдернул кинжал, и Аса с визгом кинулась прочь, скрывшись за сараем.
Сидя на корточках, Бран держал Уллу. Она была в сознании, но словно неживая. Эйвинд опустился рядом.
— Чего эта дура сделала? — спросил он Брана. — Ударила ее?
— Да нет, — Бран покачал головой. — Наоборот, Улла ей всыпала. Эта здесь такого наболтала...
— Сука, — процедил Эйвинд, — змеиное отродье. Покуражиться явилась, мало ей того, что натворила.
— Нет, — ответил Бран. — По-моему, она пыталась извиниться. Эх, и дура же! Ну, что за дура.
Улла шевельнулась, и Бран помог ей сесть. У нее был вид, как у сомнамбулы.
— Ничего, — Бран погладил ее по щеке. — Плюнь на нее, эту идиотку, у нее и мозгов-то нет, одна солома. Язык без костей, вот и молотит. Ну, пойдем? Нет? Хорошо, родная, хорошо, посиди. Тебе не холодно?
Улла не ответила. Щенки, будто меховые мячики, подкатились к людям, кряхтя, принялись карабкаться девушке на руки. Улла вздрогнула, Брана испугал ее неподвижный взгляд. Он попытался отогнать щенков, но не сумел. Один забрался Улле на колени и ткнулся мордочкой в живот.
Улла разрыдалась.
Глава 5
На другой день Улла отказалась выходить из дома.
До самого обеда она просидела на постели. Бран и Раннвейг оставались с ней, разговаривали, пытались развеселить, но из Уллы слова невозможно было выжать. Она ни разу не улыбнулась, сидела, молчаливая и тихая, забившись в угол. Брана приводило в отчаянье ее неподвижное лицо.
Обедать начали в сумерки. Улла не хотела выходить к столу, Хелге наполовину уговорила, наполовину заставила ее. Девушка села между Сигурдом и Бранном, однако почти не ела. Когда к ней обращались, невпопад кивала головой. Она не разговаривала, да и другие тоже, сидели, уткнув глаза в тарелки. Уж чего-чего, а веселья за столом и вправду было мало.
— Ты посты проверил? — спросил Сигурд Эйвинда.
— Да, батя, — ответил тот.
— Видар не объявлялся?
— Нет. Но он в поселке.
— Откуда знаешь?
— Друзья сказали.
Сигурд положил нож.
— Ты вот што, — внушительно промолвил он. — Ты приятелям накажи, штоб не больно его слушали, в рот ему штоб, слышь-ка, не смотрели, не то беда будет. Ему, знамо дело, только одно и надобно, волчаре. Да только то, што надобно ему, не надобно нам. Понял, нет?
— Понял, батя.
— Вот и ладно.
Они замолчали. Сигурд покосился на Уллу. Та медленно водила ложкой по тарелке, опущенные глаза уперлись в одну точку.
— Ты совсем не ешь, — укорил Сигурд. — Можно ль так?
— Я ем, дядечка, — ее голос звучал тускло.
— Где ж ты ешь. Вон, ничего не тронула... Што ты, а? Ведь заболеешь.
Улла промолчала, осталась в прежней позе. Казалось, слова отскакивают от нее, будто камни от стены. Сигурд ничего больше не сказал, лишь вздохнул, качая головой.
Чуть погодя у дверей послышалась возня, и Сигурд выпрямился. Все обернулись.
Трое дружинников показались на пороге, прошли прямо к очагу. Один из них поклонился Сигурду, и ярл склонил голову в ответ. Спросил:
— Иль случилось што, Атли?
— Человек тут от конунга пришел, — отозвался воин. — Сказывает, дело есть к тебе.
— Это какое?
— Не открыл, слышь. Тебя хочет видеть. Сигурду, говорит, скажу, кому другому — ни-ни. Конунг не велел.
Сигурд погладил бороду.
— Ладно, — молвил он. — Пускай заходит.
Через пару минут дружинник воротился с послом, молодым русобородым ярлом. При его появлении Сигурд поднялся, и ярлы поклонились один другому.
— Вот уж не ведал, што это ты, Олаф, — Сигурд щелкнул пальцами. Раб принес стул. Усадив посланника, Сигурд опустился в свое кресло.
— Што слышно, родич? — спросил он.
— Да так, по-маленьку, — ярл стрельнул любопытным взглядом в Уллу. Перевел глаза на Брана. Отвернулся. — У меня новостей особых нету.
— Как жена?
— Ничего.
— Обедать будешь?
— Благодарствую, только что с обеда. Ты это, вот чего... конунг ведь меня к тебе послал.
— Знаю. Зачем?
— Обсудить с тобой хочет это, ну, положенье, — снова быстрый взгляд на Уллу. Та застыла, стиснув руки. — Зовет вас, стало быть, к себе. Всех.
— Всех?
— Он сам мне так сказал, — Олаф пожал плечами. Посмотрел на Брана, и тот нахмурился.
— Когда? — спросил Сигурд.
— А прям завтра, с утречка.
— В дом к нему мы не пойдем.
— Ясное дело. Да он и не думал в дом вас приглашать, чтоб не посчитали, будто заманивает. На площадке соберемся, возле капища. Придешь?
— Приду, чего ж не прийти? Придем непременно. Всем семейством и заявимся, — Сигурд усмехнулся. — Послушаем, што он желает нам сказать.
Олаф не ответил.
— Што еще он велел передавать-то? — спросил Сигурд.
— Больше ничего.
— Ну, ничего, так ничего. Да што ж ты, Олаф, право слово, будто неродной! Хоть браги выпей. Или квасу, подать тебе квас? Хозяйка делала. В другом месте ведь такого не сыщешь.
— Эх! — ярл махнул рукой. — Давай. Лопну, так лопну!
— Давно бы так, — Сигурд сделал знак рабыне, и перед гостем поставили тарелку и кувшин. За столом зашевелились, все снова принялись за еду. Улла сидела без движения и казалась каменной. Ладони были крепко сжаты, так, что побелели пальцы. Бран положил ей руку на колено. С тем же успехом он мог коснуться статуи: девушка не шелохнулась, словно даже не почувствовала.
Через пару минут Брана окликнул Эйвинд. Покуда они разговаривали, Улла встала, вернулась на постель. Полог задернулся, и Бран перестал ее видеть.
— А ты чего, вправду их обженишь? — спросил Олаф. Хоть ярл старался говорить тихо, Бран услышал и сдвинул брови. Олаф, кажется, смутился.
— Конешно, — сказал Сигрурд. Он сидел, откинувшись в кресле, и тянул из кружки пиво. — Да еще как!
— Торгрим, слышь, ни в жизнь согласия не даст, — понизив голос, молвил Олаф.
— То его дело, — Сигурд обтер усы. — А только свадьба у нас будет, и точка. Я тебя тоже приглашаю, коль не сдрейфишь.
— Ох, родич, с огнем играешься...
— Вот уж нет, — возразил Сигурд, — не играюсь. Не до игр. Я делаю то, што считаю правильным. Всю жизнь, слышь, так поступал — и впредь собираюсь, и тебе советую.
— Смотри, а ну, как Торгрим взбеленится? Ты его знаешь. Закусит удила — и перед войной не остановится.
— Ничего, авось одумается. А нет, — Сигурд поднял бровь. — Ему же хуже.
— Ой ли? Тогда всем худо будет.
— Поглядим.
— Как бы поздно не было.
— Што ты, родич, будто старик, все причитаешь! — Сигурд хлопнул Олафа по плечу. — Оставь чего и на завтра. Этих песнопений мы и завтра досыта наслушаемся, а, сынок? — Сигурд подмигнул Брану. Тот ничего не сказал.
— Не по закону ты заместо отца-то решаешь, — заметил Олаф. Сигурд нахмурился и ответил:
— Я закон не преступал. По закону приемная дочь — все одно, што родная. Скажешь, нет? Вот то-то! Он от нее отказался? Отказался. Оба раза, и при всех, все слышали. Он бросил — я подобрал, стало быть, мое. А до моего пускай не касается, руки выдерну, — Сигурд потемнел лицом, и глаза сверкнули. За столом стало очень тихо. — Довольно я ему прощал, хватит, надоело. Я не мальчонка пятилетний, в углу сидеть. По углам отродясь не прятался, и уж, конешно, не от него. Привык кулаком на всех стучать, так я ему...
— Тише, — остановила Хелге. — Чего развоевался?
Повернувшись, Сигурд встретил ее твердый взгляд.
— Я одно тебе скажу, — промолвила она. — Коль ты в таком настроеньи завтра туда собираешься идти, так уж лучше вообще не ходи.
Все молчали. Сигурд с шумом передохнул и, запустив пальцы в бороду, смущенно улыбнулся:
— Твоя правда, мать. С перепою, не иначе. Глянь-ко, а? Не хужей конунга, — усмехаясь, он толкнул Олафа в бок.
— Да уж, — сказал тот. — Если ты с ним так и завтра...
— Ладно, ладно, — перебил Сигурд, — не жужжи. Это я только спьяну такой. А трезвый-то я тихий, верно, мать?
— Тихий, — ответила Хелге. — Вас, мужиков, как напьетесь, впору в хлев запирать от греха подале, пуще боровов ревете. Ладно, час уж поздний. Коль все наелись, пора со стола убирать, — Хелге встала. Остальные тоже начали подыматься. Встал и Олаф.
— Спасибо, хозяйка, за хлеб-соль, — он поклонился Хелге. Та поклонилась в ответ:
— Не на чем. Заходи, редко у нас бываешь.
— Благодарствую.
— Идем-ка, я тебя провожу, — Сигурд поднялся. Его качнуло, и он смущенно покосился на жену. Та лишь усмехнулась.
Вскочив из-за стола, Бран обогнул очаг. Приблизился к Уллиной постели, отодвинул занавеску. Внутри было темно, и Уллы не было.
Бран огляделся. Служанки возились около стола, Хелге стояла за очагом, и Раннвейг с ней, а вот Уллы он нигде не увидал. Подойдя к Эйвинду, сидящему на лавке, Бран в полголоса спросил:
— Эйвинд, ты случайно не заметил, Улла выходила?
— Не замечал, — ответил тот. — Чего, ее нету?
— Нет, — Бран прикусил губу и снова зашарил взглядом по дому.
— Ладно, — сказал Эйвинд. — Сейчас поищем. Шуму пока не подымай, может, просто на улицу вышла.
Эйвинд позвал Арнора и Харалдсонов. Ничего никому не говоря, они отправились наружу.
Выйдя за порог, пятерка разделилась. Каждый пошел в свою сторону. Минуло, может, с полчаса, прежде чем они опять собрались возле входа в дом. Последним прибежал Грани.
— Чего, нету? Не нашли? — запыхавшись, спросил он. Никто не ответил, все и без того было ясно.
— Куда ж она могла деваться? — выговорил Бьорн. Остальные молчали, Бран кусал ноготь.
— А вдруг она пошла туда? — Грани кивнул в направлении конунгова двора.
— Этого я и опасаюсь, — Эйвинд взглянул на Брана. — Сдается мне, она это может.
— Думаешь, конунг опять ей чего-нибудь сделает? — в голосе Грани прозвучал испуг.
— Кто ж его душу знает.
— Тогда чего ж мы тут торчим! — возмутился старший Харалдсон. — Пошли скорей к нему! Вдруг она и впрямь ему в руки попадется, тогда што станем делать?!
— Не кипятись, — осадил друга Эйвинд. — Нарваться не терпится? Мы ведь не знаем, где она. Может, просто где-нибудь спряталась.
— Чего ей прятаться, — рассердился Харалдсон. — Мы ей, чай, не враги!
— Причем здесь — враги, не враги. Человеку иногда надо побыть одному. Тем более после... такого.
— По-моему, лучше сказать отцу, — подал голос Арнор. — Беда бы не стряслась.
Эйвинд кивнул:
— Верно. Пойди, позови его. Только тихо, чобы мать не слышала. Не стоит шуму поднимать, может быть, ничего еще и не случилось.
Арнор взялся за ручку двери, но Бран остановил:
— Погоди. Не надо. Не зови, — он поймал их выжидающие взгляды. Помолчал, а потом сказал:
— Не нужно звать. Я... я знаю, где она.
— Так она тебе сказала? — удивился Грани.
— Если бы сказала, я что, стал бы тут всем головы морочить, по-твоему? — нетерпеливо ответил Бран. — Ничего она не говорила. Я даже не видел, как она ушла. Просто... ну, просто я знаю. Ну, вот как тогда, в лесу, я знал, что медведь возвращается, помнишь?
Грани кивнул, и глаза стали круглыми. Остальные тоже вытаращились, словно увидали привидение.
— Идем, — Бран повернулся и зашагал со двора.
Сказав им, будто знает, где сейчас Улла, Бран сказал неправду, он этого не знал. Ему просто не хотелось объяснять. Как было описать им то чутье, что гнало его вперед, вело по следу, как охотничьего пса? Он давно понял, насколько это безнадежно: объяснять людям свое шестое чувство.
Они шли очень быстро. Выйдя со двора, миновали пост. Их окликнули, и Эйвинд отозвался, Бран увидал костер, но не замедлил шага. Ноги вели его вперед — только не к дому конунга. На пустыре за домами он побежал. Было темно, ущербная луна почти не давала света. Ледяной ветер дул в лицо, но Брану было жарко. Сердце громко колотилось, тревога мертвой хваткой держала за горло. Он ощутил, как волосы шевелятся на голове.
(...что-то случилось...)
— Ох, Господи, — он ринулся вперед, не разбирая дороги, позабыв обо всем на свете. Осталась единственная мысль: что с Уллой?!
Они выбежали к капищу. Стражи здесь не было: святилище принадлежало обеим семьям. Бран мчался, словно за ним гнались. Не замедляя хода, подлетел к двери, не удержался и упал на лед. Его так ударило о стену, что вся постройка загудела. Он потянул за ручку. Ноги скользили, и Брану не сразу удалось пробраться внутрь.
Дверь за ним захлопнулась. Тишина и темнота. Он позвал:
— Улла?
Никто не ответил. Бран подождал, покуда к глазам вернется зрение. Вокруг громоздились изваяния богов. Прямо напротив была статуя Фрэи, и Бран заметил у ног богини неподвижную скорченную фигурку.
Он упал возле Уллы на колени. Девушка сидела, прижавшись к идолу, ее лица Бран не увидел.
Бран схватил Уллу и повернул к себе. Та вскрикнула, рванулась у него из рук.
— Улла, что? — Бран держал ее за плечи. — Ты ранена?!
Девушку трясло, и Брану почудилось, будто она его не узнает.
— Что с тобой? Что? — Бран принялся лихорадочно осматривать ее. — Тебя кто-нибудь посмел тронуть? Что случилось?!
Вопрос остался без ответа. Улла, вздрагивая, смотрела на него. На ней было одно лишь платье — ни накидки, ни плаща. Длинные косы растрепались, расплелись. Но, оглядев ее, Бран понял: она не ранена.
— Ты замерзла, — сняв плащ, он укутал в него Уллу. — Дрожишь вся. Да что с тобой такое?
Снаружи раздался шум, и заглушаемый стеною голос произнес:
— Вроде он сюда вошел.
Дверь скрипнула. Шелест, стук, возня и сдавленное чертыханье. Возглас Грани:
— Не пихайся!
— Да не пихаюсь я! — огрызнулся Арнор. — Просто скользко, и темно.
— Эй, Бран, — это был Эйвинд. — Ты тут?
— Тут, тут.
Улла втянула голову в плечи. Глаза походили на черные провалы. Она прильнула к ногам статуи, точно ждала от идола защиты.
— Мы тут, возле Фрэи, — ответил Бран. — Не орите... чего разорались-то?
Эйвинд двинулся на звук, Бран смотрел, как он идет. Лишь приблизившись вплотную, Эйвинд их заметил. Присев на корточки, сказал:
— Сестра, ты что? Что с тобой? Чего с ней такое, а?
— Да ничего, — ответил Бран. — Просто замерзла.
— Ты зачем одна пошла? Разве не понимаешь, что это опасно? — Эйвинд пододвинулся, и Улла отстранилась.
— Не надо, Эйвинд, — удержал Бран. — Перестань. Оставь ее.
— Пойдем отсюда, а? — предложил Грани. — Еще припрется кто.
— Правильно, — сказал Бран Улле. — Пойдем. Ты можешь встать? Дай, я помогу, — он потянулся к ней, но Улла отбросила его ладонь.
