— Это надежды, а не будущее. Ты ни разу не сказала: "по воле владыки".
— Мои мечты не противоречат законам этого мира, владыке не за что гневаться на меня, — ответила Алмейра.
— Ты осмелела.
— У меня есть достойный пример.
— Давай не будем говорить о ней.
— Отчего. Она притягательна для тебя. Кикха не отходит от нее и тебе это неприятно.
— Я не знал, что он рядом с ней. Мне нет до него дела. Сейчас мне нет дела до них обоих.
— Как печально. Ты не хочешь видеть окружающее. Тебе интересны лишь твои устремления. Великому нет дела до этого мира. Как традиционно. Эл сделала для города то, что должен был совершить один из вас, вы — слуги владыки.
— Что ты знаешь о великих?! — вспылил Радоборт.
Алмейра опустила глаза.
— Не гневайся на меня. Я понимаю. Я не смею судить. Я недостойна твоего внимания.
Она с печальным видом пошла прочь, в другую галерею.
Радоборт почувствовал неловкость, от собственной грубости. Боль иглами колола все существо Алмейры, она удалялась от него с этой болью.
Он обогнал ее и преградил путь.
— Постой. Прости меня.
— Я прощаю тебя, — кивнула она тихо и обошла его стороной.
Он проводил ее взглядом и догнал опять.
— На самом деле мне не все безразлично. Я жил в другой реальности, другими категориями. — Он помолчал, она снова обошла его. Он выкрикнул ей в след. — Правда ли то, что ты любишь меня?
Она вздрогнула и сжалась. Он снова приблизился.
— Правда? — переспросил он.
— Да, — тихо, с безысходностью в голосе ответила она. — Откуда ты узнал?
— Кикха объяснил.
— Ему можно верить, в нем говорит опыт.
Он взял Алмейру за плечи. Он хотел увидеть ее глаза.
— Скажи мне об этом. Скажи сама. Скажи. Пожалуйста.
— Я люблю тебя, — произнесла она, и ее глаза стали влажными от слез. — Зачем ты заставил меня сказать?
Радоборт смутился, он не обязан давать отчет.
Он не ответил. Она вдруг сказала:
— Забудь о моих чувствах. Ты покинешь этот мир и вернешься назад, туда, откуда пришел. Тебе льстит, что я влюбилась в тебя, тебя забавляют мои чувства, которых ты сам не испытываешь, ты ничего не знаешь об этом. Во мне нет той силы, чтобы удержать тебя. Пусть каждый исполнит свой долг.
Она смотрела перед собой. И Радоборт с горечью понят, что она права.
Он проводил взглядом, уходившую в галерею королеву, потом посмотрел на город, который таял в сумраке надвигающейся ночи. Небо стало ясным, и мелкие точки первых звезд зажглись на нем. Радоборт поднял голову и смотрел, как вспыхивают светила других миров. Он подумал про Эл. Она оттуда. Если Кикха и Лоролан бывали там, то она там родилась. Всего короткое мгновение отделило его от наступившего прозрения, словно в нем самом зажегся факел, осветивший весь пройденный путь. Путь его спокойной и бесцельной жизни, путь сюда.
Он побежал искать Алмейру.
Эл пребывала в сладкой полудреме. Тело вздрагивало, набирая новую порцию силы. Она видела себя со стороны, но не так ясно, как могла бы видеть. Виной тому — чудовищная усталость. Она путает события. Конец, ее пребывания в храме вылетел из памяти, она не помнила, как оказалась на открытом балконе дворца. Она плохо видела окружающее и потому решила, что вернулась на остров, там был такой балкон. Галерея не та. Во сне нет обычной логики. На острове ее тоже нет. Галереи островного дворца могли измениться к ее возвращению. И она радовалась, что снова очутилась тут, что нет нужды продолжать состязание. Когда появиться Лоролан, она извиниться. Он ошибся в ней, пусть простит.
Из-за поворота показалась фигура. А вот и он. Эл обрадовалась. Но вместо утонченного высокого силуэта Лоролана на нее двигался Алик. Алик?! Алик?!!
— Это сон?!
— Да, любимая.
Это был его голос, и он назвал ее "любимая". Эл встрепенулась. Он, чтобы успокоить ее, подсел на край широкой, похожей на римское ложе скамьи и склонился.
— Тихо. Ты должна отдыхать, — прошептал он.
— Алик... Алик... Не уходи...
Он молчал и смотрел виновато или удивленно.
— Даниэль был прав. В этот город пришла любовь, — произнесла она.
Она физически ощутила, как его ладонь касается щеки, гладит ее. Сердце забилось, когда он провел рукой по ее волосам.
— Я посижу с тобой? — спросил он.
— Да, я так тебе рада. Пусть это сон. Лучший из снов.
Он улыбнулся той улыбкой, какую она помнила, пусть он стал немного старше, но улыбка не изменилась.
— Ты хотела видеть Лоролана, а не меня, — сказал он. — Я понимаю.
— Нет. Лоролан... — она не хотела оправдываться, она не сможет внятно объяснить, — Лор — это другое.
— Я понимаю.
— Нет. Не понимаешь.
— Успокойся, Эл, мне не нужно никакого отчета. Достаточно того, что ты стала похожа на ту прежнюю, что я знал. Я счастлив. Отдыхай.
— Алик.
Он поднялся. Уходит? Он сделал два шага назад. Уходит!
— Постой, Алик. Алик.
Она провалилась в другую реальность.
Из-за поворота галереи возникли еще две фигуры. Первая Алмейра, а за ней шагал Хети. Она дала брату знак, и юноша покинул балкон, Алмейра отослала его отдыхать.
Она успела заметить, как Кикха метнулся прочь от Эл. Она видела прежде, как он сидел на краю ее постели. Теперь он занял место у перил балкона, а она могла сделать вид, что ничего не заметила. Зачем он прячет то, что очевидно.
Она приблизилась. Алмейра села туда, где недавно сидел Кикха.
— Она такая беззащитная, когда спит, — сказала Алмейра, поправляя плащ, которым была укрыта Эл. — Это хорошо, что вы охраняете ее.
— Я? Охраняю? Скажите ей, когда она очнется, и увидите реакцию.
Алмейра не стала перечить и сменила тему разговора.
— Я попросила расчистить проход к пещере, но мои подданные слабы, они не смогут разобрать камни раньше чем через три дня.
— Я не тороплюсь, — ответил Кикха и тоже сменил тему. — Вы так печальны, потому что говорили с моим братом?
— Вы делаете мне больно этим вопросом. Вы чувствуете, как рвется моя душа. Зачем вы так? Я не Эл, чтобы выдержать этот натиск.
— Нет, королева, мне неинтересно сердить или ранить вас.
— Почему тогда?
— Хочу предостеречь. Он не знает, что такое любить. Он всегда был занят только собой.
— Вы даете мне совет? Вы даете понять, что лучше отказаться от пустой мечты? Вы знаете, что я уже отказалась. Вы покинете этот мир...
— Не уговаривайте себя королева. Бесполезно.
Эл вздрогнула во сне.
— Оставим ее в покое. Она просыпается. Пусть очнется без нашего присутствия, — предложил Кикха. — Простите, что затеял этот разговор, Алмейра. Это меня не касается.
— Это вы можете себя преодолеть. Мы с вами в равных положениях, оба живем надеждами, — голос ее дрогнул, — но моя, в отличие от вашей, несбыточная.
— Ваша несбыточная мечта идет сюда. Если не желаете его видеть, уходите, — намекнул Кикха. — Он ищет вас.
— Я не в силах говорить с ним, — почти простонала Алмейра.
— Я с ним поговорю.
Действительно в галерею вошел Радоборт. Он догадался, где искать королеву, но вовсе не был рад присутствию старшего брата. Он подошел.
Тут Эл зашевелилась, поворачиваясь на бок, ее рука свесилась со скамьи, а из выреза ее новой одежды выпал диск медальона, что привлекло внимание Алмейры.
В другую одежду Эл переодел Кикха, серая распалась на лоскутья, а поврежденный, но крепкий синий костюм никто не мог с нее снять. Как не старалась Алмейра найти застежку, так и не смогла. К смущению королевы на помощь пришел Кикха, убедив, что сможет раздеть Эл. Королева пришла в смятение, но великий с усмешкой заявил, что тело Эл его не интересует, скорее ее душа. Алмейре пришлось уступить.
Заметив медальон, она склонилась и взяла диск в руку. Вокруг центральной полусферы медленно вращались маленькие полусферы. Алмейра встрепенулась. Заволновалась, посмотрела на Эл странным взглядом, потом на братьев. Кикха наклонился и небрежным жестом спрятал медальон под одежду.
— Кто она? — спросила королева. — Откуда у нее это?
— Это Эл и ее медальон, — насмешливо пояснил Кикха.
Алмейра выпрямилась и осмотрела обоих братьев очень внимательно и недоверчиво.
— Вы знаете кто она?
— Она из другого мира, — пояснил Радоборт.
— Этот медальон — подарок, — добавил Кикха. — Я так думаю. Это предположение.
— Спросим, когда она проснется, — заключил Радоборт, ему не нравилось, что разговор закрутился вокруг Эл, это разрушало его план беседы с Алмейрой.
— Я не посмею спросить, — ужаснулась Алмейра.
— И правильно. Есть вопросы, которые не нужно задавать, — многозначительно и даже с некоторой угрозой предупредил Кикха.
Алмейра отшатнулась. Растерянность и волнение смешались, и она стремительно стала уходить. Радоборт, было, двинулся за ней, но Кикха вцепился в его плечо суровой хваткой.
— Оставь же ты ее. Не мучай, — произнес он.
Радоборт посмотрел на брата и выразил недовольство.
— Ты доведешь ее до смерти от тоски, — констатировал Кикха. — Перестань метаться. Реши сначала, чего ты жаждешь. Ты великий. Ты выбирай первым.
— Что она имела в виду, когда говорила про медальон? — спросил Радоборт.
— Они почитают этот символ. Эти изображения я видел в нескольких домах города. Он связан с местными легендами о творении этого мира.
— Откуда он у Эл? — в свою очередь удивился Радоборт. — Ты знаешь о ней. Откуда у нее этот символ?
— Хороший вопрос, брат. Сам хочу знать. Я этот медальончик давно приметил, только Эл не скажет, не утруждайся спрашивать. Выпытывать у Алмейры я не буду и тебе не советую, не то ее захлестнут религиозные чувства. Они и так возвели Эл на пьедестал, как идола, освободительницу города. Отцу это не понравиться. Им в голову не придет, что она лишь инструмент его воли. Пусть живут заблуждениями, лишь бы бунт не поднимали.
Радоборт посмотрел на Эл.
— Ей это тоже не понравиться. Давай уйдем отсюда. Пусть спит, — предложил он.
— Ты иди, а я останусь, — сказал Кикха.
Эл проснулась. Было слишком светло.
Она приоткрыла глаза, но потом распахнула их широко. Эл увидела поразительной чистоты бирюзовый небосклон, совершенно чистое небо, без намека на облака.
Она поднялась резко, перед глазами появились круги, и ее качнуло вперед. Эл повело к перилам балкона, и она уперлась в него грудью и обхватила руками, чтобы удержаться на ослабевших ногах.
Панорама внизу изумила ее.
— Великий космос! — только и смогла она вымолвить.
Внизу распростерся город. Это был не тот город, что она видела в храме, в тех страшных видениях. Насколько хватило взгляда, она не нашла ни единого разрушенного здания. Ровные ряды крыш и чистые улицы, залитые первыми лучами рассвета.
Мурашки по спине до самой макушки пробежали по телу. Эл тряхнула головой, потом еще раз. Зажмурила глаза. Открыла. Зрение обострилось.
Дальше, больше! Город спускался к обширной гавани и дугой обнимал ее. Местное светило зажгло на глади воды яркую дорожку.
— Море? — Эл сглотнула. — Я брежу.
Эл впала в восторженно-истерическое состояние. Она почти убедила себя, что спит. Она покинула дворец, миновала площадь и оказалась на просторной улице. Она шла в надежде увидеть хоть одного жителя, расспросить, убедиться, что не сошла с ума.
Эл брела босиком по гладкой брусчатке, чувствуя холод камня. Она поворачивалась вокруг своей оси, всматривалась в стены домов, никаких следов разрухи. Окна. В домах были окна.
— Сон. Мой сон.
Наваждение усилилось, когда она расслышала голос певца, звонкий голос Маниэля. Совсем невероятно. Он погиб в горах.
Но вот сам Маниэль в сопровождении брата двигался ей навстречу.
Маниэль перестал петь, когда увидел Эл, счастливая улыбка озарила его лицо, и он величаво поклонился ей, коснувшись тонкими пальцами мостовой.
— Благословенны те небеса, что взрастили тебя, дочь звезд, — сказал он.
— Новый день, — присоединился с поклоном к приветствию брата Даниэль. — Что ты смотришь так, словно увидела мертвого, прелестная дочь своего народа? Чему удивляется твое мудрое сердце?
Эл смерила обоих взглядом круглых и темных глаз, потом обвела все вокруг, от чего ее взгляд стал диковатым. Эл даже пыталась что-то сказать, но не в силах издать звук, сделала непонятный знак руками, словно выражая недоумение.
Певцы переглянулись. Даниэль подошел ближе, осмотрел ее, опять улыбнулся.
— Что произошло? — выдохнула Эл. — Этот город. Море...
— Море вернулось, а город блещет прежним величием. Ты вернула ему прежнюю красоту и стать. Ты освободила людей от проклятия, — торжественно произнес Даниэль.
— Я? — удивилась Эл, больше она ничего не могла сказать. — Я сплю.
Даниэль встал совсем рядом, взял ее руку и поцеловал.
— Я всегда знал, что за маской сурового воина прячется столь прелестное создание с тонкой душой и мягким сердцем. Ты будто только родилась. Твое существо поет песню, какую я не слышал прежде. Если хочешь спать — спи, только будь такой всегда.
Эл от его слов опешила еще больше.
— Маниэль, ты погиб? Прости, что послала тебя на смерть. Спасибо за то, что вы разрушили гору.
— Что ты, Эл! Я жив! Я не разрушал гору! Мы не смогли подняться на перевал, путь оказался слишком крут для нас. Мы не нашли дороги наверх.
Это была фраза, связанная с прежней реальностью, с этого мгновения Эл стала постепенно приходить к мысли, что она не спит.
Она подошла к Маниэлю и положила руку ему на грудь, встретив преграду. Эл убедилась, что Маниэль существует, что он вполне плотен, а значит жив.
— Жив, — она обняла его. — Жив.
— Конечно, жив, госпожа, — Даниэль осторожно высвободил, смущенного до потери речи, брата из объятий девушки. — Он был тем из счастливчиков, кто видел все действо со стороны, с гор. Маниэль утверждает, что свет боролся с тенью, что вспышки подобные солнечным брызгам носились по долине. И даже! что в городе был сам владыка.
— Он был, — кивнула Эл, она обвела взглядом улицу, повернулась вокруг. — Это он.
— Горожане с тобой не согласятся, — с почтением возразил Даниэль. — Они считают тебя автором этого чуда.
— Нет. Это не я! — Эл возмутилась слишком громко. — Не я! Я вижу не то, что видела в храме! Я видела совершенно разрушенный город! Пустой и мертвый! Я подумала, что проиграла!
Даниэль внимательно посмотрел на нее. С таким жаром можно говорить лишь правду. Он посмотрел на брата. Даниэль решил, что присутствие владыки в долине привиделось молодому еще Маниэлю от страха перед бурей.
— Он был! — еще раз уверено повторила Эл. — Его благодарите и почитайте.
По лицу Даниэля Эл прочла, что он сомневается. Ее собственное изумление еще не прошло, она еще не верила тому, что видит. И опять остров пришел ей на ум.
Эл пошла по улице дальше, переходя с одной стороны на другую, она касалась руками оживших в камне стен, смотрела в чистое небо. Напитанный влагой ветер колыхнул ее одежду.
— Дождь будет, — сказала она.
— Что будет? — спросил Маниэль.
— Дождь, — ответила Эл. — Это когда вода льется с неба.
