Хорошо утешаться, когда тот, кого любишь, не встречается тебе десятки раз за день, если не слышишь его голос, не сдаёшь ему зачёты и экзамены. Я с ума сойду от такой пытки!
— О чём вы? — тихо пискнула я и поднялась с колен. Опустила глаза и бочком попыталась проскользнуть мимо Лазавея — не позволил, выставив руку, остановил.
Вот оно, сейчас начнётся! А я так готовилась, так ждала этого вечера, так старалась, заботилась — и всё заботой же и испортила. Хоть в Ишбар поезжай, садись напротив Алоиса и проси эльфийского самогона. Что-то подсказывало, что Ксержик не только им напоит, но и совет какой-то даст. Только не хочу в своей слабости признаваться, позорно бежать к отцу под крыло.
— О ваших целях. Вернёмся в гостиную, поговорим.
Ноги отказывались слушаться: я опасалась услышать то, чего боялась больше всего на свете. Сейчас магистр выставит меня вон, заявив, что я ему не нужна и противна. И это ещё лучший вариант. Худший — позорное исключение из Академии за домогательства. Буду стоять перед рядами студентов, а Тшольке с упоением расписывать, как я ещё в Омороне позволяла себе немыслимые вольности.
Лучше волчий билет, чем общественная порка. А вообще, всё лучше, чем быть отвергнутой Лазавеем.
Губы задрожали, сложившись в плаксивую гримасу. Чувства — зло, без них всё легко и просто.
— Агния, чай стынет, — видя, что я не тороплюсь двинуться с места, напомнил магистр.
Кивнула и деланно спокойно вернулась в гостиную. По дороге решила, что унижаться не стану, чести не уроню, уйду с высоко поднятой головой. А напоследок выскажу Лазавею всё, что о нём думаю. Если не исключат, Академию не брошу, с головой уйду в учёбу и стану магом. В прошлый раз меня спас демонический — что ж, продолжу изучение. За компанию и теорию колдовства освою, со всеми его импульсами, разными видами энергии и средами. Сдам на 'десятку', назло магистру.
Села в кресло, взяла чашку, но под взглядом Лазавея не смогла сделать ни глотка.
Давайте уж, ругайте меня, говорите, какая я безнравственная дрянь, зачем глазами буравить? Совесть пробудить пытаетесь — так она чиста.
Поиграв минуты две в гляделки, магистр тяжело вздохнул, в свою очередь сел в кресло, предварительно смахнув крошки, и удручённо спросил:
— Ну, и что же мне с вами делать?
Я удивлённо взглянула на него. Внутри шевельнулась робкая надежда, что вечер не закончится провалом и слезами. Так или иначе, холодность из голоса ушла, сменившись усталостью. Я ведь так и не спросила, почему Лазавей не ел. Судя по тому, что он спешно умывался и переодевался перед моим приходом, то только что вернулся из города, а то и из другого места. Раз вспотел, то усердно колдовал и занимался либо физическим трудом, либо бегал.
Магия много сил отнимает, неудивительно, что магистр голодный.
Глупо улыбнулась, поддавшись чувствам, но тут же напомнила себе о предстоящем выговоре и покаянно сложила руки на коленях. Чашку, разумеется, отставила на стол. Оно и к лучшему — пальцы подрагивали, могла ненароком разлить чай, испортить ковёр.
Видя, что магистр ждёт ответа на свой вопрос, обречённо промямлила:
— Я не нарочно. Простите.
Лазавей перевёл взгляд на мои руки, крепко сцепившиеся на коленях, и ещё раз вздохнул. Наверное, у меня был чрезвычайно жалко вид, раз даже магистра проняло.
— Агния, Агния! — он покачал головой и практически всучил мне чашку с остывшим напитком. — Выпейте уж, зря старался?
Я покорно сделала глоток, радуясь, что хотя бы зубы не стучат. Затем сделала ещё один и ещё, чуть ли не давясь.
— Э, нет, захлебнуться я не просил! — прервал череду моих судорожных движений Лазавей. — Не надо с таким рвением исполнять мою просьбу. Медленными глотками, чтобы успокоить нервы. Да, вот так.
В комнате ненадолго воцарилось молчание, прерываемое лишь хрустом печенья: магистр тайком таки жевал его, макая в чай. Я делала вид, что не замечаю: пусть хотя бы перекусит.
— Ладно, расскажите теперь о Школе. Отличается ли система обучения от нашей, как строятся занятия.
Сначала рассказ не клеился, выходил путанным и обрывочным, но магистр умелыми наводящими вопросами разговорил меня.
Уютно потрескивал огонь в камине, убаюкивая, создавая иллюзию родного дома. Нет, разумеется, в наших Больших Выселках отродясь таких очагов не бывало, у Хендрика тоже, но я питала слабость к каминам. Видимо, пристрастилась в Ишбаре — у Маргариты имелся. Так и тянуло присесть возле него, протянуть руки к огню...
Лазавей внимательно слушал и, кажется, делал какие-то мысленные пометки. В заключение осторожно поинтересовался, что стало с Магнусом. Я ответила: не тайна, чтобы скрывать.
Сквозь неплотно задёрнутые занавески светил месяц, напоминая о том, что на дворе ночь. Собственно, так оно и было: стрелки часов замерли на четверти первого. Ничего себе, как я засиделась! Самой спать пора, да и магистра задерживаю.
Заёрзала в кресле, гадая, можно ли просто подняться и уйти, или необходимо разрешение. Украдкой ещё раз глянула на Лазавея: задумчивый, погружённый в себя, он вызывал желание приласкать, поцеловать его. И ведь, тьфу ты, леший, я даже наклонилась в сторону магистра, потянулась к нему. Хорошо, вовремя заметила, одёрнула себя и губы трубочкой не сложила. Только вот Лазавей так невовремя обернулся!
Закашлявшись, я поспешно отвернулась.
— Пожалуй, мне следует извиниться, Агния.
Я удивлённо воззрилась на магистра, а тот продолжал, слегка покусывая губы:
— Да, именно так. Я подумал, будто вы, как многие студентки, решили завести необременительный роман с преподавателем. Ради успешной сдачи сессии, престижа или развлечения — роли не играет, оцениваю я подобные действия одинаково. Поэтому, когда вы на празднике, позволили себе фривольный поступок, то случилось то, что случилось.
— Что же изменилось сейчас? — вцепившись в подлокотник кресла, спросила я. Смотреть на Лазавея боялась, поэтому изучала цвет оставшегося на донышке чая.
— Ваше поведение. Я позвал вас, чтобы проверить догадки. Вообще-то, систему преподавания в Школе иных я в общих чертах знаю, но вы интересно рассказывали, — магистр ободряющей улыбкой скрасил сожаление в моей душе. — Нарядиться вы нарядились, надушились, но, к счастью, не играли в соблазнительницу.
— Я порядочная женщина, магистр Лазавей, я бы никогда...
Окончание фразы утонуло в водовороте мыслей и повисло в воздухе.
Только сейчас до меня дошло, что он понял, и резко захотелось уйти, вернее, сбежать.
— Я вас провожу: час тёмный, — заметив мои поползновения к двери, магистр встал. — Очень рад, что ошибся на вас счёт. Но вели вы себя опрометчиво.
Резко обернулась и выпалила ему в лицо:
— Смешно, наверное, да?
Лазавей опешил:
— Почему? И кому должно быть смешно? Мне? Право слово, я никогда не смеялся над чужими чувствами.
Прямое признание того, что он обо всём догадался, вызвало волну паники в душе. Вот оно, тот самый судьбоносный момент! Сейчас я узнаю, стоит ли надеяться.
Мы стояли в арке, отделявшей прихожую от гостиной. Здесь было темно, лишь отсвет камина да одинокий светлячок освещали наши лица.
— И? — с замиранием сердца спросила я. — Что-то вроде: 'Мне очень жаль, но...'?
Магистр медлил с ответом, будто в чём-то сомневался. Затем с шумом втянул в себя воздух и предложил отложить этот разговор на потом. Но я желала знать сейчас и решительно шагнула вперёд, практически упершись в грудь Лазавея.
— Так что же вы поняли, магистр Лазавей, и как к этому относитесь?
— У вас настойчивость некроманта! — рассмеялся магистр. — Не хватало ещё, чтобы в горло вцепились! Хотя русалки предпочитают утаскивать на дно морское.
Воспользовавшись тем, что Лазавей не противился, не пытался скрыться от меня в темноте, осторожно положила руку на его рубашку.
— Агния! — тут же одёрнули меня, впрочем, мягко.
Но мне хотелось этого, и я встала на цыпочки, потянулась к его губам... И в этот момент отворилась входная дверь, и голос Осунты окликнул Лазавея:
— Ты не спишь? Я свет в окне видела...
Вспыхнул ещё один светлячок и вычленил из темноты идиллическую картину: я практически в объятиях магистра Лазавея. Почему почти? Да потому что на моей талии лежала одна его рука. Надо же, а я не помню, как она там оказалась. Значит, поцелуй бы мне магистр подарил, иначе бы оттолкнул.
Лазавей поспешил восстановить расстояние между нами, подошёл к Тшольке и поинтересовался, что она хотела.
Осунта напряжённо молчала, буравя меня взглядом. В нём читалась смесь удивления, презрения и злости.
Самодовольно улыбнулась в ответ и неспешно начала одеваться.
— Смотрю, у тебя гости, — процедила Тшольке.
— Да, Агния зашла по моей просьбе. Сейчас провожу её и вернусь.
— Зачем же она заходила? — похоже, Осунта вознамерилась прожечь во мне дыру. Ничего, пусть побесится: не любит её Лазавей.
— По делу, — кратко ответил магистр и нахмурился, перехватив наш молчаливый обмен взглядами. — Вот что, иди, присядь, я через четверть часа буду.
Тшольке нахмурилась и решительно шагнула ко мне и пристально глянула в глаза. Затем обернулась к Лазавею и демонстративно положила ему руки на плечи.
— Зачем провожать её, Эдвин? — голос Осунты полнился змеиным ядом, а пальцы нежно массировали шею магистра. Она тесно прижалась к нему и обиженно фыркнула: — Не маленькая, сама дорогу найдёт. Да и с каких это пор ты так заботишься о студентках? Совсем не бережёшь себя.
— Осунта, за окном ночь, далеко не лето, да и я её пригласил, а не Агния сама пришла, — Лазавей осторожно отстранил её, что-то шепнув на ухо. — Я быстро.
Тшольке нарочито медленно разделась и по-хозяйски поднялась наверх, открыто намекая на свой статус в доме. Я ответила пожиманием плеч и сладчайшей улыбкой. Так и подмывало сказать, кто похозяйничал у неё в спальне, но сдержалась.
Если улыбка, адресованная Осунте, сочилась женским превосходством, то на Лазавея глянула ласково, с обожанием, не забыв похлопать ресницами. Вздохнула и отвернулась, деланно изучая дверь.
Тшольке не выдержала, спустилась, схватила меня под локоть и вытолкнула на улицу, бросив опешившему Лазавею:
— Совсем забыла, что у меня есть дело к госпоже Выжге. С утра собиралась сказать, но из головы вылетело. Заодно и провожу её, раз Агния темноты боится.
— Куда тебя понесло без... — окончание вопроса заглушила хлопнувшая дверь.
Тшольке клещами вцепилась в руку, сжала так, что свело челюсти от боли. С перекошенным злобой лицом она глянула на меня и прошипела:
— Держись от него подальше!
— От кого? — я ударила её по запястью: не собиралась терпеть подобные вольности в обращении. И не легонько, а со всей силы, что возымело действие: Тшольке, ругнувшись, отступила.
Осунта поёжилась от холода — на улице-то не лето, а она без верхней одежды — и буркнула, сверкнув глазами:
— Дурочкой не прикидывайся. Он мой, поняла?
— Так вам и сказал? — дерзко осведомилась я. — Вы мне кто — госпожа, чтобы приказывать и распускать руки? Не забывайтесь, а то ректору пожалуюсь, а то и в суд подам.
— Рот закрой, дрянь! — пощёчина обожгла щёку.
Тшольке нависла надо мной, встряхнула и пообещала крупные неприятности, если близко подойду к Эвину Лазавею. В подтверждение своих слов, догадываясь, что простые угрозы я проигнорирую, легко и просто отшвырнула меня магией в снег.
Сгусток боли пульсировал где-то под рёбрами, будто мне со всей дури влепили ногой. Боевая магия, мать её! И ведь Осунте Тшольке ничего за это не будет.
— Доброй ночи! — сладко пропела Тшольке. — Дорогу сама найдёшь. А не найдёшь, то одной бездарью меньше.
Насладившись моим беспомощным видом, Осунта юркнула обратно в тепло дома.
Я лежала на снегу и смотрела на небо. Мысленно сто раз распяла хвостатую тварь, но, увы, в реальности мало что могла. Однако спускать выходку Тшольке не собиралась. Для мести много сил не надо, нужны мозги, а они-то как раз наличествуют.
Наконец, кряхтя, поднялась, осмотрела одежду и ещё раз помянула Осунту недобрым словом: она испортила новое платье. К счастью, это всего лишь грязь, но настроения не улучшало.
Что ж, раз Тшольке вышла на тропу войны, то и я тоже. Устрою вам весёлую ночку.
С косой ухмылкой отправилась собирать камни — побросаю через часик в окно. А до этого разукрашу дверь Осунты. Как там её прозвали — слипшаяся эльфийка? Чудесно, сейчас подпишем её домик, пусть все знают. Если получится, то ещё и дверь подпалю — ответ за боевую магию.
Впрочем, зачем мелочиться? Проникну внутрь и устрою какую-нибудь пакость.
Плохое приходит в голову быстро, особенно когда зла. Сдаётся, попадись мне сейчас демон, справилась бы.
Потирая ушибленные места, зашагала к дому Осунты. Скатала снежок и залепила им в окно спальни Тшольке. Булыжник, конечно, лучше подойдёт, но пока его в снегу откопаешь...
Сотворила светлячок, запустила его под крышу и начала упражняться в искусстве правописания. Выведенное снежками короткое слово смотрелось эффектно.
Так, теперь дверь. Посмотрим, что там с защитным контуром. Увы, Осунта Тшольке озаботилась его сменой и усилением, я долго возилась, но так ничего сделать не смогла. Неудивительно, с моими жалкими знаниями.
— Вам не стыдно?
Я вздрогнула, едва не активировав защиту. Так увлеклась, что не услышала шагов.
Лазавей с укором смотрел на меня. Это он ещё художеств на окне не видел, надеюсь, они до утра доживут — зря, что ли, старалась?
Стыдливо опустив глаза, промямлила что-то невразумительное, прикидывая, безопасно ли спрыгнуть с крыльца в сугроб: нормально спуститься магистр не позволит.
— И когда это вы научились защиту снимать, Агния Выжга? — Лазавей, видимо, заметив мой лихорадочно мечущийся взгляд, подошёл вплотную. — Или вы скрываете степень своих истинных возможностей?
— Я только одно заклинание знаю, — пробормотала я и вздохнула, приготовившись к порицанию.
— Что у вас с Осунтой произошло? — Зажёгшийся светлячок озарил моё лицо, когда как Лазавей предпочитал оставаться в тени.
— Ничего. Спасибо вам за чай, магистр Лазавей, и спокойной ночи. Что больше не буду, говорить не стану.
Магистр хмыкнул и перевёл взгляд на мою шубу и юбку. Нахмурился:
— Это Осунта?
— Что вы, я по дороге испачкалась, — рассказывать об угрозах Тшольке не собиралась. Это она ябедничает любовнику, я не стану, сама решу проблему.
— Агния, скажите-ка мне честно: олифу вы стащили? Из ревности?
Глотнув ртом воздух, тут же захлопнула его. Стало невыносимо жарко, я даже расстегнула шубу. То, что я стала пунцовой, мечтала оказаться возле Шкварша в любой позе, — и ежу понятно. Только, увы, не подарили мне Марра и Оликес крыльев, а демоны не настроили персональный портал.
— Агния, я никому не скажу, даю слово. Просто 'да' или 'нет'.
— Решайте сами! — зло выкрикнула я и решилась-таки спрыгнуть. Бегство виделось единственным выходом в подобной ситуации.
Лазавей оказался проворнее: перехватил меня и вернул обратно на крыльцо. Оказавшись в его объятиях, я забилась пойманной птицей, а потом затихла, стоило магистру лишь погладить по спине и прошептать: 'Ш-ш-ш!'. Сдаётся, ответ на вопрос уже не требовался.