Вечером объявился Эдвин — оказывается, сегодня суббота. Мы и не заметили — закрутились. Открыл ему Алоис в переднике — это я его посуду мыть припахала, до этого сто раз переспросив, мыл ли он руки и не рылся ли в могилах. Ксержик глянул так, будто его оскорбили.
— Что у вас происходит? — Лазавей покосился на сложенные стопочкой пелёнки на столе. — В семье Ксержик прибавление?
Мы с Алоисом одновременно кивнули и вернулись к делам: когда в доме маленькие дети, не до гостей. Но вот Маргарита позвала 'своё солнышко', и это самое солнышко унеслось прочь, на прощание щедро отдав нам в неограниченное пользование весь первый этаж — Ксержик ночевал у жены, Шаолена разрешила.
Подошла, обняла Эдвина, прижалась. Спросила, скучал ли. Эдвин кивнул и лукаво заявил, что у него для меня сюрприз:
— Маленький со мной, большой ждёт в Вышграде.
Заинтригованная, потребовала предъявить подарок. Только бы не книга! Но нет, Эдвин не считал труд печатников лучшим подарком, Лазавей подарил амулет. С виду он походил на украшение, но, по словам Эдвина, оберегал от нежити:
— Тут, в Ишбаре, этого добра навалом.
Чмокнула любимого в щёчку и уселась рассматривать подарок. Краси-и-ивый, на дорогом шнурке красной кожи.
Второй сюрприз оказался всем сюрпризам сюрприз — ради меня Эдвин задумал переделать дом. Новые шторы в спальне — это дорогого стоит, это лучшее доказательство любви. На радостях сотворила из имевшихся в доме продуктов пару праздничных блюд.
Пирог с черникой в Эдвина уже не влез: закормила. Он, шутя, даже поинтересовался, не собралась ли я убить его таким изощрённым способом. Ну уж нет, Эдвин Лазавей, вы нужны мне живым!
Уже в постели, в темноте, замучила Эдвина вопросами — такова уж женская природа, любим мы поговорим о чувствах. Выпытала всю подноготную и поколотила: мерзавец приврал насчёт любви! Оказалось, что тогда, в конце зимы, я просто нравилась, да и самолюбие грело, что красивая женщина испытывает к нему серьёзные чувства. Разумеется, Лазавей называл вещи иначе, но понять то, что не договаривают, нетрудно. А ведь всего лишь проговорился, что сейчас всё не так, как весной, что что-то изменилось. В общем, планировал меня, гад, на роль любовницы, зато теперь клялся, что только со мной ему тепло.
— Это как? — отвернувшись к стене, буркнула я.
— Просто. Агния, ну не лгал я, просто преувеличил! Как тебе доказать, что никакая другая мне не нужна?
Я изображала глухую, слепую и немую, а Эдвин изо всех сил вымаливал прощение. Сообразив, что поцелуйчики не прокатят, в сердцах пообещал десять баллов на экзаменах по всем своим предметам. Зная, как рьяно Лазавей блюдёт честность оценок, это большая жертва, только я отказалась.
— Хорошо, верю, — не могла я долго сердиться на того, кого отбила у самой Осунты Тшольке, — а теперь поведай, почему вдруг занялся домом? Помнится, Алоис затеял ремонт, когда сделал предложение Маргарите.
Теперь молчал Эдвин. Та-а-к, удар попал в цель?
— Просто тебе многое не нравилось, — наконец изрёк Лазавей. — Мы живём вместе...
— Давно ли? — подловила я.
— С августа месяца. Забирай дочку и устраивайся.
— Что, решил с Марицей ближе познакомиться? — довольно улыбнулась я. Неужели дело сдвинулось с мёртвой точки? — Она тебе понравится, никаких хлопот не доставит.
— Ну, не знаю... Я с детьми как-то до этого... Хорошо-хорошо, — тут же резко сменил гнев на милость Эдвин, вспомнив о том, что виноват, — она прелестный ребёнок! Честно, Агния.
Поживём — увидим. Если Лазавей примет Марицу, то точно женится. Да и сам грядущий переезд — огромный шаг. Совместное хозяйство абы с кем не заводят, а любовницу в свой дом не селят. Всего через полгода я перебираюсь к Эдвину — полдела сделано.
В Вышград вернулась в конце августа. Едва вырвалась: Алоис пытался припахать к работе няни. Маргарита его поддерживала — рвалась на работу. С трудом, не без помощи Эдвина, отбилась от этих двоих — их дети, пусть и разбираются. Ох, и тут же получила обвинение в нелюбви Вазэру и Сафире — брату и сестре. Пришлось напомнить, что кое-кто мне не отец. Ответ поражал краткостью: 'Зараза!' Вот и гадай, какую бездну смысла вложил в это слово Ксержик.
— Это, конечно, не моё дело, но у вас проблемы, магистр Ксержик, — заметил обнимавший меня за плечи Лазавей.
Алоис глянул на него исподлобья:
— Да, проблемы, поделиться могу. Одно утешает, что Агния и на вас отыграется.
— Я не о детях, — как-то сразу стушевался Эдвин, заёрзал, убрал руки. Ладно, я не Франка, таким образом к себе мужчину не привязываю. — Я о ваших семейных отношениях. Агния ведь ваша дочь, а вы...
— Да не скрываю я этого! Что вам от меня нужно? — Алоис пребывал в тихом бешенстве. Причина тому — орущие с утра дети, сбежавшее молоко и выговор Маргариты. — Отец-дочь? Да называй ты и катись отсюда!
Меня сгребли в охапку, чмокнули в нос и выставили за дверь, наградив угрозой припомнить отказ покачать хоть одного младенца.
Марица смотрела на нас с недоумением. Топала она своими ножками, подросла уже, на дворе тепло. Хлопала глазками и не могла понять, почему взрослые бранятся. Объяснить, увы, не могла: Алоис объяснению не подлежит.
Когда за нами захлопнулась дверь, Эдвин рассмеялся. Хохотал долго, отмахиваясь от вопросов и характерных движений пальца у виска, и наконец выдал: 'Ну и семейка!'
Переезд хуже пожара. Народ не врёт, проверила на своей шкуре. Ремонт — это два пожара. На то, чтобы всё обустроить, отмыть, ушло две недели, зато по истечению их дом Эдвина сиял чистотой и уютом. Изжила я холостяцкий дух, теперь вместо него смех Марицы.
Дочка у меня умница — не дичилась 'дядю', не проказила назло ему, поэтому ужились. Я старалась, чтобы Эдвин проводил с ней как можно больше времени, гулял, разговаривал, и всё ждала, во что это выльется.
Мы с Лазавеем постепенно открывали для себя много нового. На дневной свет вылезли привычки, которых за цветами и конфетами не замечаешь: от носков до выговора. Приходилось терпеть и притираться.
Осторожно выяснила, как Эдвин относится к моему желанию учиться. Оказалось, положительно: умная любовница его не пугала, хотя до умной магини мне ещё далековато. Вечерами вместо того, чтобы миловаться, приставала с разными заклинаниями. Эдвин шутил, что книги от меня нужно прятать, потому как умудряюсь открыть те, где ничего не пойму. Так что вместо эффектных пасов училась медитации и преобразованию природы магии. Лазавей сказал, что иначе экзамены на первый курс факультета Вспомогательного чародейства в будущем году с треском провалю. При словосочетании 'Вспомогательное чародейство' я морщила нос, на что Эдвин неизменно замечал, что большего не вытяну:
— Помощник мага — это не паразит, а верный товарищ. Хорошая защита, умение лечить — дорогого стоит. С травами ты дружишь, так что попрошу, если не провалишься, зачислить именно на курс лекарей. Будешь потом с семейством Ксержик по могилам и горам прыгать, тылы прикрывать.
Приятно, утащи меня русалки в хоровод, когда любимый человек в тебя верит.
Вернувшаяся от родных Светана удивилась, застав мою кровать пустой. Тут же понеслась в деканат, решив, будто меня отчислили. Бедный магистр Тревеус выслушал порцию её визга, не в силах прервать бесконечный эмоциональный поток, и только потом, обвинённый во всех смертных грехах, робко смог оправдаться. Узнав, что я жива-здорова и проживаю на территории Академии, Светана понеслась к Эдвину. И застала на пороге дома меня, спокойно преспокойно вытряхивающую половичок.
— Подруга называется! — задыхаясь, выпалила Светана. — Хоть бы записку оставила!
Действительно как-то на радостях забыла. Нехорошо получилось.
Пригласила Светану в дом, на кухню — известное место сборища всех лиц женского пола. Там за чаёчком перемываются кости родным и соседям, строятся военные кампании, вынашиваются планы мести, готовятся приворотные зелья и провозглашается вечное: 'Все мужики — козлы!'. Предметом нашего разговора предсказуемо стал Эдвин. Его оценивали по десятибалльной шкале, выясняя, подходит ли мне такой ухажёр. Я пробовала отбрыкиваться, заявляя, что это моё дело, да и раньше Светана Лазавея одобряла, на что подруга возразила: 'Ухажёр и муж — разные вещи'.
Экзамен у Светаны Эдвин сдал. Решающим голосом стала новая отделка спальни, под меня. Комнатка у нас светлая, праздничная такая. Нашлось в доме место и для Марицы. Ещё бы не нашлось! Если потребовалось, я бы книги Лазавея на чердак перетаскала, но у дочки комната была бы. Ничего, дом большой, всем места хватит.
Следующим пунктом обсуждения стала свадьба. Светану интересовало, сделал ли Эдвин мне предложение. Она жутко огорчилась, когда услышала, что нет. Я открыла рот, чтобы ответить, но тут заметила Эдвина. Как неудобно получилось, он всё слышал!
Светана тут же заторопилась уйти, бочком проскользнула мимо Лазавея, оставив меня расхлебывать последствия своей откровенности.
Странно, но Эдвин промолчал, сделал вид, будто ничего не слышал. Я несколько раз покосилась на него — и бровью не повёл, поинтересовался, что на обед. С моим появлением Эдвин точно перестал голодать и изрядно сэкономил на трактирах. А я... Что я, только за, если любимый будет сыт, здоров и доволен. В конце концов, это идёт мне на пользу.
— Что, подруга тебя потеряла? — Эдвин опустился на стул, лениво наблюдая за тем, как я верчусь по кухне. — После наверх поднимись: Марица кое-что учудила.
— Что-то испортила? — ужаснулась я. Дочка не его, поэтому страх объясним. Понравилось бы вам существо, которое, например, залило чернилами или порвало книги по магии? А то, трижды сплюнуть через плечо, ещё стащит поиграть опасную вещь. Надеюсь, Эдвин всё убрал? Надо проверить.
— Да так... — уклончиво ответил Эдвин. — Увидишь. Ничего страшного.
Понятно, детские сюрпризы. Всё-таки Марица ещё маленькая, случается. Надо переодеть, убрать, застирать.
— Ты очень устал? — поставила перед Эдвином тарелку супа и пристроилась есть сама.
— Что нужно? — Лазавей ответил вопросом на вопрос и похвалил стряпню. Но лучшая похвала — аппетит, с которым Эдвин наворачивал обед. Раз — и будто корова языком слизала.
— Просто мне убраться надо, а Марице — погулять. Не мог бы ты...
— Мог бы. Агния, в доме и так чисто, или я, по-твоему, свинтус?
Ну да, у Эдвина всегда, сколько бывала, порядок. Наводил он его собственными руками, так что упрекнуть не в чем, просто положено же вытирать пыль, мыть полы — а Лазавей считал, что я перебарщиваю.
— Не надо доказывать свою нужность, Агния, меня всё устраивает. Я предложил жить вместе вовсе не для того, чтобы получить бесплатную служанку. Так, что ты там хотела? Вымыть пол? Прекрасно справлюсь сам.
— С помощью магии? — усмехнулась, вспомнив методы уборки Эдвина.
— Должен же быть какой-то толк от диплома, — подмигнул Лазавей и заявил, что после обеда мы втроём идём гулять.
Возражать не стала: раз предлагают, бери. Личная жизнь против тряпки — понятно, что перевесит. Да и скоро энтузиазм Эдвина угаснет, он и так привык, что его кормят, обстирывают, пуговицы пришивают. Полы и пыль — это мы умеем, это не Хендрик и не Алоис, которые палец о палец не ударят, чтобы привести хотя бы свой кабинет в приличное состояние. Догадываюсь, что и Эдвин скоро забудет, что такое чистота, но пока помогает по мере сил. Он занятой, сейчас в приёмной комиссии возится, так что стараюсь делать всё сама.
Начался новый учебный год. Он принёс новые заботы. Третий курс на Общеобразовательном не сахар, трудиться пришлось, высунув язык. Я ведь ещё в библиотеке работала, хотя Эдвин намекал, что в этом нет необходимости.
— Ты же не муж, — возражала я, — с какой стати мне жить на твои деньги?
— Агния, так и скажи, что хочешь работать, — повторял Лазавей. Он неизменно встречал меня после рабочего дня, иногда предварительно даже с боем умудрялся уложить Марицу. Догадываюсь, что не без помощи сонного заклинания.
Честно, возражения Эдвина ставили в тупик. Я ведь работала, чтобы ноги не протянуть, а не потому, что желала таскать пыльные фолианты. Вот если бы помощником мага, то да, а так с удовольствием занималась бы только домом. Но ведь Эдвин действительно не муж, на каком основании мне жить на его средства?
— Не хочу, — наконец призналась я, проверяя, заперты ли все окна и двери.
— Так бросай. Ты у нас девушка с приданым, даже без меня не пропадёшь, — Лазавей помог активировать заклинание и подхватил мою сумку. — Русалочка, если ты ведёшь моё хозяйство, покупаешь еду на мои деньги, так почему не можешь тратить их на себя? Мне не жалко, мне хочется, чтобы ты красивой была.
Расплылась в улыбке и задумалась об увольнении. Ну её, эту библиотеку! Всё, что нужно, Эдвин объяснит, новые сапожки все равно прикуплю, Марица без фруктов и конфет не останется. Заодно проверю, насколько серьёзны чувства Эдвина. После Хендрика дую на воду, боюсь ошибиться. Вроде, не такой он, и женщина для него не курица, а существо с мозгами, способное к учёбе, иначе не помогал бы, а добился отчисления. Словом, рискну.
Риск оправдался: меня не попрекали и медяком. Спокойно могла пойти и купить, что хочу. Правда, в отличие от первого года в столице, я уже знала, где и как сэкономить, не гналась за дорогой эльфийской модой, а выбирала не менее красивое, но приемлемое.
После занятий как раз выбралась с друзьями в город: Лаэрт хотел присмотреть что-то из оружия, а мы со Светаной — ограбить пару лавок. Настроение было не ахти — испортилось после позора на семинаре, на котором, казалось, мы были единственными, кто ничего не понимал в формуле плетения заклинаний. Как известно, магазины — лучшее лекарство от женской хандры.
Нагрузившись мелочовкой, мы шагали по самой дорогой улице Вышграда, разглядывая ювелирные лавки и магазины с предметами роскоши. Там всегда обретаются аристократы, хоть одним глазком приобщимся к высшему свету. Обретались и сегодня, радуя глаз гербами карет, чепраками коней, платьями дам и кавалеров. Какая пища для сплетен!
Марицу оставила дома, то есть дома у Эдвина. Он что-то там наколдовал, чтобы дочурка никуда не сбежала, не пожала плодов шаловливых ручек. Защита серьёзная — в умения Эдвина я верила.
Взгляд случайно наткнулся на парочку у ювелирной лавки: мужчина и женщина. Каково же было моё удивление, когда я поняла, что это Эдвин Лазавей!
Светана тоже приметила голубка, толкнула в бок, нахмурилась. Знаю, о чем она подумала, но я верю Эдвину. С другой стороны, проследить не помешает.
— Глянь, какая красотка! — продолжала подливать масла в огонь подруга, прожигая дыру в затылке незнакомки.
Действительно, хороша, зараза! Эльфийка — а кто может быть прекраснее эльфиек? Держится свободно, увлечена разговором... Всё бы ничего, если б они вместе не зашли в лавку. Тут я не выдержала и, как боевая лошадь на зов трубы, устремилась к дверям.
Колокольчик звякнул так, что едва не покончил жизнь самоубийством. А мне хотелось убить ту грымзу, которая сейчас мерила кольцо. Эдвин покупал ей драгоценности! Слова, которые пишут на заборах, — цветочки по сравнению с тем, как я его назову. Жаль, место общественное, а то бы демонический несокрушимым потоком устремился из горла, расцвечивая красками присутствующих. Но я ограничилась вопросом:
