— Это она? — ведьма покосилась на его окровавленную шею и перевязанную ногу.
— Могу и вас осчастливить, — буркнула я. — Немедленно верните меня назад!
— Ты нужна Златории, — отрезала магистр Тшольке и ехидно добавила: — Сама предложила, сама напросилась.
Всегда знала, что язык нужно держать за зубами, а инициатива наказуема, но никогда не могла удержаться.
Эх, промахнулась, опять этот мыльный пузырь! А ведь метила стерве в лицо...
— Так, мне это надоело, я её свяжу.
Осунта вскинула руки, но магистр Лазавей остановил её:
— Иди к остальным, Осунта, я разберусь.
Его коллега придерживалась иного мнения. Скривила губы и процедила, что ошиблась во мне.
— Угу, а я в вас, — в долгу не осталась, щедро полила ядом в голосе. — Никогда не думала, что в Академии преподают мерзавцы.
Непередаваемые, всё же, ощущения, когда вас чуть-чуть не убили. Вот и я осеклась, с уважительным страхом взирая на обуглившуюся траву рядом. А у стервы характер...
— Уйди, Осунта, обедом займись, на разведку сходи — словом, выплесни энергию в мирное русло на полчасика, — магистр Лазавей встал, подошёл к коллеге и положил ей руку на плечо.
Мне показалось, или он не просто так смотрел ей в глаза?
Хм, а вот что точно было — это его движения. Такие же неуловимые, сливавшиеся с воздухом. И стена, отделившая нас от магистра Тшольке.
Тяжело вздохнув, Лазавей снова сел и положил ладонь на раненую ногу. Скривился и мотнул головой: 'Не могу: сил нет'. Потом обернулся ко мне:
— Поговорим? Без крика, ругани и членовредительства.
Я кивнула, тоже выравнивая дыхание.
— Начнём с того, что ты пообещаешь больше не нападать ни на кого из нас. Надеюсь, не обиделись, что на 'ты'?
Да нет, понимаю, что, когда волнуешься, 'тыкать' удобнее. Обещание дала: всё равно пар выпустила.
— Чудесно. Пункт второй: за перенесение из коридора в чём были, — он успокоился и вернулся к преподавательскому тону, — благодарите магистра Тшольке. У неё зуб на вас. Обставили её, указали на брешь в рассуждения... Да и на вступительных экзаменах она к вам не благоволила, — хмыкнул Лазавей. — Словом, вы ей не нравитесь. Вот и всё объяснение, почему вы попали в Оморон без вещей и подготовки. А вот почему вы сюда попали...
Магистр почесал переносицу и вздохнул. Я видела, что он тянет время, но не торопила.
— Если бы вы пришли к магистру Тревеусу, то вам бы всё объяснили, — наконец продолжил Лазавей. — Нам нужна конкретная женщина, то есть вы, по причине... По причине отсутствия у вас дара, умения очаровывать и подходящей внешности, — на одном дыхании выпалил он.
Я удивлённо уставилась на магистра, а потом нахмурилась. Кого это там я должна обольщать? И какая такая внешность?
— Мы полагаем, что вы сумеете втереться в доверие к Первосвященнику, — соизволил пояснить магистр. — Служители Бархуса всегда ценили зеленоглазых блондинок, полагая их воплощением чистоты. Если вас проверят на магические способности, то ничего не обнаружат. Но, — он поднял палец, призывая к тишине, — вы ещё умны и смелы, находчивы, что доказали за время обучения.
Я молчала, переваривая услышанное, догадываясь, что часть от меня всё-таки утаили.
— О вашей дочери позаботятся, — заверил магистр. — Я разбудил госпожу Светану, отписался вашему мужу. Когда уходил, с девочкой было всё в порядке. Ваши друзья также знают, где вы, чтобы не паниковали, порождая слухи. Официально вы помогаете экспедиции в землях эльфов.
— Спасибо, — чистосердечно поблагодарила я. Камень с души упал. Но ситуация от этого лучше не стала: я тут, она там. Все там...
Поморщившись, потёрла грудь: ну да, знаю, привыкла с утра кормить Марицу. Хорошо, что уже не так часто, как прежде: отучала постепенно от груди, чтобы малышка сама есть пыталась. Нет, мать твердила, чтобы до полутора лет только молоком кормила, но не хотелось, если честно. Особенно при условии неудобств, которое мне это доставляло. А ведь могло бы быть много хуже...
Покосилась на магистра: как бы на грудь взглянуть? Но не буду же я перед незнакомым мужчиной раздеваться? Хотя, буду. Сам виноват. Затащил сюда, ничего объяснять не желал, пока кровь не пустила. К слову, хромающий маг — пожалуй, плохо: мир, леший его поймёт, какой, а так у нас только Осунта. Да простят товарищи по Академии, но я в их способности не особо верю, потому как в деле не видела.
Эх, вот и злость схлынула. На Эдвина Лазавея. С магистром Тшольке мы ещё потолкуем, по-женски. Сплету из её волос венок и с гордостью буду носить. А до этого выпытаю, куда меня собираются послать. Никого соблазнять не собираюсь, пусть Осунта старается. Помочь — помогу, а в пасть к умертвию — увольте!
— Что вы притихли, Агния? — поинтересовался Лазавей и аккуратно, стараясь не напрягать раненную ногу, встал. Покосился на меня и подобрался ближе. Даже сейчас двигался плавно: видимо, это врождённое, от дара, а тут ещё и особенности воздуха Оморона. — Обдумываете, что бы ещё сделать?
— Уже обдумала. Отвернитесь?
— Зачем? — насторожился магистр. Наверное, решил, что на этот раз попробую его задушить. Да нет, перехотелось.
— Затем, — буркнула я.
Хорошо мужчинам: понятия не имеют о стольких неприятных вещах!
— Что-то болит? — заметил выражение лица.
Болит, только это не по части магии и травок.
Не удостоив магистра ответом, расстегнула рубашку и потёрла набухшую грудь. Ладно, руки тёплые, осталось успокоиться — и сцежу это бесово молоко. Вечерком процедуру придётся повторить и молиться всему небосклону, чтобы тело скорее поняло, что ребёнка кормить не нужно. А то не заснёшь...
— Помочь? — усмехнулся Лазавей, с готовностью до непозволительного сократив разделявшее нас расстояние.
Ах ты, похотливая скотина! Да я тебе руки оторву! А не поможет — и другие выступающие части тела отрежу. Ишь, сразу выздоровел, потискать настроился, благо магией от других отделил. Интересно, если закричать, услышат? Только закричать почему-то хотелось не: 'На помощь!' или даже не: 'Насилуют!', а: 'У магистра Лазавея не вста...'. Словом, не получается. Представляю, как бы опозорился.
Приставать он надумал! Нет, конечно, мужчина он видный, но этого мало, чтобы предаться разврату под первым кустом. Зато достаточно, чтобы обнаглевший преподаватель получил по лицу.
Я издала вздох разочарования: он увернулся! Столько сил в эту пощёчину вложила... С досады высказала всё, что думала, пожелав, чтобы нога магистра нескоро зажила.
— Вам напекло голову оморонское солнце? — Нечисть, сильный же — не вырваться! Лазавей держал меня чуть выше талии, прижимая руки к туловищу. Всё, что могла — это брыкаться и извергать проклятия. — Никогда не думал, что вы идиотка. Останетесь здесь, раз уж так хотите. И хвала Марре и Оликесу, вас за моей спиной больше не будет, Агния Выжга!
Стоп, разве меня не собирались валить на травку? Или настрой прошёл? Так или иначе, в глазах магистра не было ни унции желания, только раздражение.
— Большое спасибо, вы очень любезны. Всегда мечтала жить на Омороне! — Подумав, добавила: — Я вас не соблазняла, просила отвернуться, между прочим. А вы...
Лазавей стушевался и отпустил, пробормотав что-то невразумительное. Соблаговолил повернуться ко мне спиной. Потом не выдержал и полюбопытствовал, чем я занимаюсь. Ответ произвёл на него неизгладимое впечатление. Кажется, магистр даже брезгливо поморщился. А я хихикнула: кое-что мужчине в этом процессе бы понравилось. Но не дам.
Насвистывание Лазавея успокаивало, и я довольно быстро управилась. Привела себя в порядок и предложила перевязать магистру ногу.
— Это входит у вас в привычку, Агния: наносить мне увечья, а потом лечить их, — усмехнулся Лазавей. — Благодарю, но я откажусь: вдруг ещё что-то выкинете?
Он развеял чары и заковылял к костерку, собравшему нашу честную компанию. На вопросительные взгляды студентов не отвечал, ранения не комментировал. Я не возражала: хватит того, как Осунта зыркала. Вот за что она меня так ненавидит?
Еда у Липнера вышла сомнительная, но я съела. Потому как привередливые протягивают ноги.
Эх, чем хорош магический огонь — тем, что не дымит. То есть внимания не привлекает. И не обжигает. Хотя он тоже разный бывает: мирный и боевой.
Разомлевшую после еды меня огорошили известием, что мне надлежит всё прибрать и вымыть.
— Чем? И где? Что-то я воды не вижу...
— Я нашла, — ухмыльнулась магистр Тшольке. — Заодно поговорим.
Магистр шла впереди, я позади, с тарелками, кружками и котелком.
Солнце всё так же припекало, так что тело вновь начало зудеть. Пора подновить слой мази, а то в рака превращусь.
Наконец мы остановились перед лужей, которую Осунта почему-то назвала водой. Просто лил дождь, наполнил выемку в камне — только и всего. Но спорить не стала, попробовала вымыть посуду и поняла, почему хвостатая стерва велела это сделать мне. Кипяток, мать твою, руку не опустишь! А она стояла рядом и ухмылялась. Потом соизволила заговорить:
— Будешь знать, как нападать на преподавателей. И не думай, что магистр Эдвин забудет: у него долгая память. Ты по ошибке попала в Академию — теперь легко из неё вылетишь.
Я захлебнулась воздухом. То есть вот как? А мои отметки, характеристики не в счёт? Уж не подстроила ли она это всё, чтобы подвести по статье: 'Нарушение учебной дисциплины'? Приплыли, я попала! При свидетелях... Ладно, сплюнем через левое плечо и притопнем ногой.
— Зачем вы настояли на моём перемещении? — я пристально смотрела ей в глаза. — Магистр Лазавей всё рассказал мне.
— Раз рассказал, то зачем спрашиваешь? — пожала плечами Осунта. — Не устраивай истерик и работай. Жизнь, она, госпожа Выжга, не сахар, иногда следует делать то, что нам не нравится. Явись вы, как положено, к декану, не будь вы выскочкой, успели бы собраться. А так нам пришлось устраивать вашего ребёнка, копаться в ваших вещах...
Как меня тянуло ответить, но удержалась. Просто решила поймать змею, муравьев или иную живность и засунуть ночью магистру Тшольке в постель. Или в волосы. Пожалуй, начну с песка в пище.
Строя планы мести завистливой стерве — да, я красивая, да, у меня муж есть, да, я ребёнка родила, да, нравлюсь магистру Тревеусу, сумела уболтать ректора принять меня, обзавелась друзьями, — кое-как вымыла посуду и вернулась к месту стоянки.
Отдых закончился, пора было продолжать спуск. Спасибо Липнеру — поколдовал немного над туфлями Юлианны, чтобы они немного уменьшились. Надеюсь, кожа не безнадёжно испорчена, а то Юлианна убьёт меня за обувь-печёное яблоко.
Мы все удивлённо взирали на то, что предстало нашему взору. Стоило спуститься с плато, как Оморон начал раскрывать свои секреты. Он оказался совсем не похож на Златорию!
Нет, деревья есть, травы есть, кое-какие даже знакомы. О небе я уже упоминала, но, честно, фиг с ним, какого оно цвета, и какое на нём солнце. Не зелёное — и сойдёт. К слову, в долине было не так жарко: меньше камней. И все — белоснежные.
Что нас так удивило? Дорога. Вернее, то, что мы увидели на дороге.
Псоглавцы, ходячие мертвецы? Мимо. Жили тут люди. Вроде, не о двух головах. Лиц мы не разглядели, решив оставить знакомство с местным населением на потом, когда обсудим то, на чём они ездили.
Я всегда полагала, что для повозок необходимы лошади. Или быки. Оморонцы опровергли это предположение. Мы видели совсем иные средства передвижения: самоходные. Разноцветные, с фонарями спереди, они, казалось, парили над дорогой, оставляя после себя лёгкий аромат дыма. Рассмотреть ближе побоялись: вдруг эти конструкции из железа и дерева опасны?
Магистр Тшольке сказала, что чувствует магию. То ли она приводила повозки в движение, то ли охлаждала их — неудивительно, с таким климатом.
Управляли странным нечто с помощью некой круглой штуки, напоминавшей колесо.
Сиденья — будто в королевской карете.
И как же быстро они ездили! Мы и разглядеть одну смогли только потому, что она притормозила на повороте.
Потом, к счастью, навстречу нам попалась обычная повозка, то есть запряжённая лошадью. Очевидно, на таких здесь перевозили только грузы, в данном случае, — бочки с пивом. Но и здесь обнаружился повод для раздумий: колёса, упряжь совершенно не такие, как в Златории. Много металла, а обод из чего-то вязкого и мягкого на вид. Но именно оно, судя по всему, спасало от тряски на ухабах.
Магистр Тшольке рискнула и вышла на дорогу. Всё равно придётся общаться с местными жителями, нужно когда-то начитать. Но удача не благоволила нам, пришлось тащиться прочь от плато по пыльной обочине. Пыль красноватая — крошка камней, принесённая ветром сверху.
Ноги в туфлях на босу ногу пузырились, я позорно ковыляла далеко позади магистра Лазавея, который, надо отдать ему должное, лишь слегка подволакивал ногу. Разумеется, за мной очередь никто не занимал.
Мотала головой, силясь разглядеть какое-то жильё. На горизонте-то, кажется, город, но должно же быть ещё что-то.
Жутко обрадовало наличие воды в этом жарком месте: мы добрели до моста через реку. Самую обыкновенную, даже с камышами.
Пока студенты устроили водные процедуры, магистры, перешёптываясь, осматривали мост. Залезли под него и со всех сторон изучили, чуть ли не ощупали. Не понимаю, что им не понравилось: обычный каменный мост, даже без зверушек. Спрашивать не стала — всё равно не ответят, но на всякий случай плескалась у берега, чтобы вовремя опасность заметить.
Только опрометчиво я не сняла рубашку: треклятая облепила, как вторая кожа. А Липнер неплохо плавал, да еще и под водой. Нырнул вот так — да и хвать меня за икры.
Завизжав, чуть не захлебнулась, а бесёнку этого и надо. Сгрёб меня в охапку, прижал к себе, спасатель хренов! И целоваться полез. Алхимиков, что, на голодном пайке держат? Этого точно давно не кормили, потому как прицепился, как пиявка. Даже не знала, что делать. С одной стороны, целуется хорошо, пахнет прилично, штаны с меня не стягивает, просто за попку щиплет, но, с другой, не планировала я романтические похождения. Я девушка замужняя, не шалава какая, да и Липнер не герой моего романа.
— Тихо, тихо, голубок, я уже поняла, что красивая, — осторожно высвободилась из его рук. Осторожно — это не больно коленом дала. И не по жизненно важным органам. — Слюну подбери, и грудь мою в покое оставь.
— А я её даже не трогал, — обиженно буркнул алхимик.
— Вот и не надо, а то мало ли что...
— А что? — с вызовом спросил он и покосился на магистров. — Слушай, Агния, они ведь там надолго, а мы успеем...
Ох, шустрый! Как в другой мир попал, так сразу хвост распушил. Иди, милый человек, с Юлианной милуйся. Она, кстати, укоризненно на нас смотрит. Да нешто я этого голубя в сети заманивала — само приплыло, мне не треба.
Дура, конечно. Вон, Юлианна, вещи на бережку оставила... Или дура она? Что-то не разгляжу, в чём она. Неужели мужчин смущает? Они ведь что алхимики, что магистры до одного дела падки, потому как мужчины.
— Ты неправильно меня поняла, — оправдывался Липнер, — я насильничать не собирался. Честно-пречестно!
