Игры олигархов

— Почему была?!

— Ну, есть! Конечно, есть!

— Точно, сейчас заявится, вот посмотрите. И хоть бы хны будет, — проворчала Люба. — Я вообще не понимаю этого упадничества и кипиша. Ну, зависла наша очаровашка до окончания любовного экстаза, обкурилась наверное, о времени не соображая. А мы тут гадаем, фигню какую-то городим.

— Согласна, — кивнула Инна. — Лариса может такое выкинуть, спокойно.

— Все, девочки, тихо, а то Воропаев нам устроит дискуссию! — одернула всех Света.

Все притихли. Ярославу саму гнуло до столешницы. В голове ни мысли о Риме — только произошедшее, Лариса, она, Дима. Даже Гриша не вспомнился.

Она всю пару ждала — сейчас дверь распахнется и войдет Лысова, улыбающаяся, сияющая, жизнерадостная как обычно. Но мечты оставались мечтами.

На перемене в коридор выйти, а тем более пойти в кафе, покушать — сил не было. Настроение не то что в минор — в подпол укатило и там осталось.

— Есть пошли! — потянула ее за собой Света.

— Не хочу, — буркнула. Реветь хотелось, жуть. А еще Ларису придушить за выкрутасы.

— Кто тебя спрашивает? Разлеглась в печали! — подхватила ее силком Марина. Девочки шарф накинули и куртку в руки впихнули, потянули за собой.

— Ну, чего как неживая?

— С ложечки что ли кормить, как младенца? — поддакнула Люба.

— Девочки, а если с Ларкой, что-то?... — протянула Суздалева, решительно отодвигая пончики.

— Тьфу! — отвернулась Инна.

— Больше говорить не о чем? — поморщилась Марина, что в отличие от остальных выглядела самой озабоченной.

— Точно. Расскажи лучше где байкера подцепила, — двинулась к подруге Люба. — Я обалдела! Такой мальчишечка!

— Нет байкера, поссорились. И не байкер он, — отмахнулась. — Эгоист.

— Чего поссорились? — деловито спросила Света, смакуя мороженное с шоколадным сиропом.

— Димка в поисках Ларисы вломился...

— А вы там и?... — округлила глаза Люба.

— Спали! — Ярослава решительно поднялась. — Я домой. Все, не могу. Не отсидеть мне еще две пары, скончаюсь. Прикройте. Если Лысова появиться от меня огромный кирпич подарите. И позвоните тут же! — потопал к выходу.

Домой не поехала — пошла пешком, чтобы мысли в порядок привести. Шла и все думала — что могло произойти, виновата она или нет, помирятся ли они с Гришей. Видеть его хотелось, прощения просить — нет. Поступил он как свинья и, девушка твердо решила на том стоять, даже если ее упрямство будет стоить их встреч.

На скамейке у подъезда нахохлившись под порывами ветра сидел Григорий, держа букет цветов как факел Олимпиады и таращился на него, видно удивляясь самому себе.

— Привет, — бросил девушке. Та хотела фыркнуть и пройти мимо, но вопреки самолюбию плюхнулась рядом.

— Привет.

— А это тебе, — протянул букет и носом шмыгнул. — Как оно?... Ну... В институте?

Ярослава покрутила цветы и положила на скамейку:

— Нормально.

— Пойдем куда-нибудь?

— Настроения нет.

— Совсем?

— Совсем.

— Что так?

— Все не так.

Парень задумался, чтобы еще такое сказать, девушка нахохлилась, руки в карманы куртки спрятала, ожидая, когда же он извинится, в конце концов. Так и сидели не близкие, ни далекие.

— Может, к тебе? — несмело предложил Гриша.

— С какой радости?

— Холодно. Ну, не дуйся, а? — пихнул ее легонько. — Чего, правда?

— Ты был не прав, — бросила подумав.

— Ну.. не прав, — признал нехотя.

Теперь Ярослава носом шмыгнула и, вдруг, улыбнулась.

— Ну, ладно.

Гриша заулыбался, обнял:

— Пошли, а? Замерзла же.

— Не-а, я холод люблю, а от жары дурею.

— Везет, я наоборот, терпеть не могу когда холодно. Замерзаю быстро.

— Пошли тогда, пока не замерз и насморк не заработал.

Парень потянулся к ее губам, накрыл их нежно, еле касаясь. Соскучился. Кто б сказал, что он по этой пигалице скучать будет — на смех бы того поднял. А надо же — случилось!

— Больше не соримся, — постановил.

— Живем мирно, — кивнула, довольная. — Но прежде чем домой идти — двигаемся в магазин. У меня в холодильнике — сам видел, мышь повесилась.

— Никаких проблем. Набираем всего и побольше и ...

— Завтра в институт.

— Так и мне на работу. Ну и что? Завтра на магазины время тратить не придется.

— Ты не переехать ли ко мне решил? Не спешишь?

Парень плечами пожал:

— Вообще-то я только о завтра, а не о всей жизни.

— А на всю не готов?

— Слав, ну чего ты начинаешь? Что у вас у девчонок за привычка, пару дней повстречаются и, давай пытать, чего и как. А как оно если еще толком о себе не поняли, не то, что о другом? Ну, чего вперед батьки бежать? Чего форсировать? Если дано — ясно будет, а нет, ничем тут не помочь.

— Но ведь тянет.

— Я спорю? — пожал плечами. — Но это же не значит, что сразу кольцеваться надо, ребенка заводить, с родителями знакомиться, о чем-то серьезном думать. Ну, пойми ты, рано. Не обижайся, Слав, я тебе честно говорю, потому как уважаю и нравишься. Могу, конечно, лапши кило на ухо навесить, но ведь не честно это, так я думаю. Если по-человечьи — то так только и надо — в лоб, прямо.

— Болит он уже у меня, от вашего "в лоб, прямо", — вздохнул. Поплакать, что ли? Да вряд ли легче станет. — Ладно, пошли в магазин. Не будем форсировать — будем просто жить.

В венском ресторанчике было людно и почти все посетители — знакомые Алекса и Ирмы, свой круг, давно наевший оскомину.

Ирма чудила — отрывалась — застоялась в своей элитной клинике по правке интерфейса. Леший же скучал, заранее зная какую арию споет ему его пассия.

Менять надо, однозначно. К чему он согласился с ней поужинать? Еще и в постель? О, нет, только не с ней.

— Доррогооой? Только не спи, — качнулась к нему.

— Я задумался.

— Понравилась новая грудь Свачковой? — улыбнулась ехидно женщина и стала похожа на ее самую — ехидну, и мех на плече в тон.

— Что это за шкурка, дорогая? Не ехидна часом?

— Фи, — изогнула накрашенные, блестящие губки Ирма. — За кого ты меня принимаешь? Это шиншилла, боа под заказ.

— А жемчуга на вынос, — протянул, поглядывая на окружающих и кивая с налепленной на губы улыбкой знакомым, получая те же искусственные авансы в ответ. — Тебя с души от здешнего общества не воротит?

— Оно забавно, — улыбнулась женщина, подняв фужер. — Посмотри на Клару и ее "Карла" — шапито, — передернула плечиком и послала воздушный поцелуй тому самому "Карлу" — боссу сети ювелирных салонов, что сидел за столиком с любовницей министра энергетики.

— Славная парочка.

— Сладкая. Ах, какой ты бука. Я вернулась в надежде, что ты ждешь меня, а ты словно и не заметил моего отсутствия.

— Ну, что ты, — "приклеил" очередную улыбку на губы.

"Так и есть, Ирма — даже не вспоминал".

— Что я? — выгнула бровку. — Я здесь, а где ты? То Добочинскую изучаешь, то грудь Свачковой, то зубы Кваскова.

— Фирма. Его улыбка — его бренд. Надо отдать ему должное — так искренне улыбаться и скрывать за улыбкой: " а не пойти бы вам всем?" — может только он.

— Артист. Как Свачкова — надо уметь носить такую грудь гордо. Как ее не заносит?

"Уж не ревнуешь ли ты меня к этому грудастому монстру? Только не это "дорогая", иначе я точно умру от скуки".

— Порода.

— У нее? — скривилась и стала похожа лицом на высушенный лимон. — Вся ее порода в элитном пластическом хирурге.

— Не твоем ли? По-моему на этот раз ты слегка переборщила с подтяжкой.

— Решил обидеть или оскорбить? — сощурила глаза.

— Простейшее любопытство.

— А воспринимается как простейшее хамство, — отпрянула к спинке венского стула. — Как тебе идея сходить в оперу?

— Хороша. Позвони Грецкову, он сделает тебе билет.

Женщина оглядела его едко и зло, но улыбка даже не дрогнула на губах ни у него, ни у нее. Школа.

— Может мне еще в кассе постоять?

— Это было бы неплохо. Развеялась бы.

— Нет, я решительно не могу понять, почему я тебя до сих пор не бросила? — задумчиво выгнула бровку Ирма и, сложив ручки в перчатках, подперла подбородок. Милый жест, подобранный где-то как имиджмейкер, гардероб, и весь ее лоск. Сколько плебея не учи, сколько не чисти его мышление и манеры — он все равно останется плебеем.

Леший аккуратно разрезал банан и съел кусочек.

— Невозможно бросить то, чего нет.

— Что ты хочешь этим сказать? — голос приобрел ледяные нотки.

— То, что ты знаешь сама, — второй кусочек банана ушел за вторым. — Нас нет, есть — ты, есть я, но нас — нет.

Женщина отвернулась, покачала туфелькой, отпила вина и только тогда лениво высказалась:

— Все-таки ты редкостный хам.

— Дело вкуса и мнений.

— Это значит, что после ужин мы...

— Мы? Вряд ли. Но ты и я — да.

Ирма улыбнулась почти соблазнительно, и он заранее понял, что она сейчас скажет:

— Я совсем отвыкла носить белье.

И он ответил, то, что ожидала она:

— Тигровая шкура по-прежнему лежит на заднем сиденье машины.

Она приняла, она поняла. Но поняла свое, потому что не могла представить, что знаковая фраза, как тайный шифр, означающая всегда одно — мы займемся с тобой сексом хоть прямо в машине, на этот раз поменяла свое значение и ничего тайного не прятала. Алекс сказал лишь то, что сказал. Не больше.

На сегодня, как и на дальнейшую жизнь, Ирме придется искать другого любовника. Леший убедился, что у него все кончено с этой женщиной и ничего кроме жутчайшей скуки ее образ не вызывает. И больше не желал тратить на нее ни часа, ни цента, ни слова.

А шкуру тигра он подарит ей на память.

Они квиты.

Гриша щедро сгреб деликатесы и удивил приготовлением ужина.

— Ты умеешь готовить?

— Представь. Это, например, называется — утка в яблоках, — прорекламировал румяную тушку утки, что разносила по квартире изысканный и аппетитный запах. Но не она понравилась Ярославе — вид Гриши: подвязанные банданой волосы, фартук на толстовке с черепом, и варежка на руке, сжимающая нож. — "Жрать подано, садитесь кушать, пожалуйста", — изрек, улыбнувшись в ответ на теплый, ласковый взгляд девушки.

— Ты неотразим.

— Знаю.

Начал резать утку, а Ярослава подставлять тарелки.

— Все спросить тебя хотел, ты сама откуда?

— Из Новосибирска.

— А чего там не поступала?

— Свободы захотелось, самостоятельности. Мама у меня знаешь какая? Приди в девять — тут же за ремень и в крик. Потом за валериану и валокордин. Ей ничего, а у меня потом стресс. Состояние будто камнем по голове пригрели. Она-то играет, а я всерьез воспринимаю.

— Я бы застрелился с такой мамой, — согласился парень. — Как она тебя одну-то отпустила?

— Она и не отпускала. Сама уехала. Сняла квартиру, поступила.

— Деньги откуда на съем?

— Папка обеспечил. Эта квартира его знакомых.

— Бахлыковых.

— Да. Они зарубеж уехали на три года.

— Слышал. Потому и удивился, что ты здесь появилась. Я думала ты их дочка.

— Нет, — сунула в рот кусочек утки и зажмурилась от удовольствия. — Класс. Ты просто чудо-повар.

— А я и есть повар, — пожал плечами, разделывая свой кусочек.

— В смысле?

— Только не смейся, ладно? Я закончил кулинарный техникум...

Ярослава все же не сдержалась, прыснула со смеха.

— Ну-у, так и знал! Между прочим, готовка — это целое искусство. Я еще ресторанное дело закончил, бабло подкатит, открою свой ресторан.

— Аффигеть! — засмеялась. — Ты как этот, из "Не родись красивой!"

— Да ну тебя, — надулся Гриша.

— Ну, не обижайся. Договорились же жить мирно.

— Угу, а ты дразнишься. Я что на того хлюпика похож?

— Не-а, — заверила, хотя Гриша был худощавым.

Он заулыбался, довольный:

— Добавки надо?

— Спасибо, это бы впихать.

— Невкусно, что ли? — насторожился.

— Аппетита нет целый день.

— Перемена погоды, — изрек глубокомысленно.

— Это откуда? — засмеялась Слава.

— Мама у меня любит недомогания на перемену погоды относить. Чуть кольнет или заноет — предрекает смену.

— Понятно. А моей на погоду все равно. Она только телефон уважает — новости, сплетни — все по нему узнает.

— Тесная связь с подругами.

— Ага.

— Тебе-то звонит?

— Звонит, но хорошо, что редко. Обиделась она на меня за побег, так все дуется и дуется.

— Н-да, выкинула ты мамаше фортель, — хмыкнул.

— Суть не в том — отъезд бы она простила, она отца простить не может, считает что раз я у него помощи попросила и приняла, значит ее предала.

— Так они не живут вместе?

— Давно, — отмахнулась. — Отец у меня какой-то хитрый инженер, командировки постоянные были. Потом выяснилось, что и женщины в этих командировках присутствовали. А мать гордая, она же баронесса бывшая, или княжна ли, фиг ее знает, я в ее чудачества не вдавалась.

— Понятно.

— Матери — нет. Она же у нас элита, какого-то крестьянина понимаешь, пригрела, подняла, а он вот так с ней. Не оценил, не понял. Вещички собрала и выкинула. Думала проситься будет, умолять. Он просился, умолял. А она стояла на своем, все наказать его хотела, фырчала. Дофырчалась. Ушел с концами. В Москве живет. Правда, видимся с ним тоже, раз в три-четыре месяца. У него семья, работа. Детей, правда, нет. Жена ничего, Ксюша. Иногда мы с ней шопинг устраиваем. Ей всего двадцать девять.

— А отцу?

— На десять лет больше.

— Это нормально. Мать-то у тебя кто?

— Учитель истории.

— Ааа, так ты по ее стопам, значит? — сложил руки на столе, хитро поглядывая на девушку.

— А ты по чьим стопам?

— По своим. Мать у меня портниха, очень хорошая, отец водитель. Дальнобойщик. Брат — тренер в фитнес клубе. Я тебя с ним как-нибудь познакомлю. Вот такой мужик, — выставил большой палец. — Чай-то будешь?

— Буду. Ты же торт купил, надо есть.

— Надо. Сладкое полезно для мозгов и характера.

Ярослава заулыбалась: как хорошо вот так просто сидеть на кухне и болтать обо всем на свете с человеком, что само обаяние.

— Поэтому у тебя характер такой?

— Какой? — насторожился.

— Замечательный.

Гриша расцвел и хмыкнул, скрывая смущение.

— Не перехвали.

Разлил кипяток по чашкам, кинул заварку и пошел посуду мыть:

— Что там с подругой твоей, разрешилось?

Ярослава затихла, макая "мышку" в чай.

— Чего молчишь? — обернулся, увидел задумчивость девушки и выключил воду, начхав на посуду. Зря он с вопросами полез. Вот дурак.

Присел перед Ярославной, обнял ноги:

— Эй, посмотри на меня? Образуется.

— Ее нет нигде, никто не видел. Сегодня в институт не пришла. Дима меня тогда обвинил, а сегодня девочки.

— Забей.

— Они правы...

— В чем?! — начал сердиться парень — опять двадцать пять! Ну, почему между ними постоянно встает какая-то Ларка?! Да чтоб ее черти побрали!