Китаец тоже вежливо улыбнулся в ответ. Трудно не принять правильное решение, которое выдвигает сам Повелитель Вселенной. Тот, кто не может принять правильное решение, долго не живёт. И пусть молодой наглец Бату идёт в последний путь к Последнему морю. А вместе с ним и старый Сыбудай.
Китаец улыбнулся чуть шире. Сыбудай — это было самое трудное. Старик был хитёр как змей, видел Елю Чу Цая насквозь, и был очень, очень опасен. Однако слишком много времени проводил в степи среди своих воинов и слишком мало в шатре Повелителя Вселенной. И потому проиграл.
...
Конь фыркал и всхрапывал, но послушно тянул соху, и жирная земля раскрывалась, выворачивая наружу червяков, за которыми жадно охотились грачи, буквально идущие по пятам за пахарем.
— Потерпи, Буланко, сейчас передохнём. Вот ещё круг, и всё... — Никита на ходу отёр пот рукавом и тут же снова ухватился за рукояти сохи.
Весь Семидолы находилась в двадцати верстах от Киева, так что в тихую и ясную погоду иной раз удавалось услышать отдалённый перезвон колоколов Лавры, или даже других церквей. Тогда поселяне останавливались и крестились на звук... В самих Семидолах церкви не было, одна часовня без колокола. Непорядок вообще-то, надо бы справить колокол, да где взять средства?
Никита вздохнул. Да, совсем зажали поселян люди великого князя Михаила Всеволодовича. Подати, дани и выплаты что ни год, то новые. Дай, дай, дай... Да тиуны княжьи и себя ещё не забывают, последнее норовят отнять... Не уплатишь какую подать, заявятся с мордастыми скуловоротами своими, нательный крест снимут, последнего курёнка утащат... А как коровёнку сведут, тут и детишкам конец. Ладно, коней пашенных князь запретил отнимать. Что толку с мужика безлошадного? Не работник он уже будет, не хлебопашец, токмо на большую дорогу с кистенём идти...
Да подати-то ладно. Всё же, как ни крути, под рукой великого князя Михаила спокойно жить стало. Уж сколько лет не видать набегов половецких. Пять? И с разбойниками круто разобрался Михаил Всеволодович. Никита поёжился, вспоминая, как в позапрошлом году люди князевы с собаками вылавливали лесных татей. Кто не бросил дубьё да рогатины сразу, тех посекли без разговору, имени не спросив. А кто успел бросить, горько в том раскаялся. Расправа была короткой — срубят осину или берёзу, оставив кол по пояс торчать, да на тот кол-пенёк и усадят татя. С тех пор безопасно стало в лес ходить, да и на дорогах тоже тихо...
Да, жить бы да жить... Однако, похоже, кончается тихая жизнь. Прошлой осенью подступили под Киев рати народа неведомого. Проезжие купцы сказывали, что звать их тарытары, и питаются они сырым мясом, и даже человечиной вроде как... Правда, штурмовать Киев не решились поганые, не пустил их через Днепр князь Михаил. В отместку поганые осадили Чернигов, удел Михаила Всеволовича. Людей нератных из города, правда, по княжьему слову водой вывезли, да подмогу подогнали... А всё равно не устоял Чернигов. Ратники, те, кто уцелел в осаде, ушли с последней водой, запалив город. Знающие люди говорят, на эту осень снова можно ждать поганых... Конечно, Киев им не взять, там стены такие — оторопь берёт, и ратных людей столько... А бедных поселян кто оборонять станет? Успеешь в лесу схорониться с коровёнкой да лошадкой, считай, счастье. Ну а всё остальное как Бог даст.
Настроение у Никиты испортилось. Пашешь, сеешь, а урожай кому достанется... Он вспомнил изумление, которое испытал, будучи в Киеве. Дома-то, дома какие! В два яруса хоромины срублены, наличники резные, крыльцо каждый норовит поставить богатое, да покрашено всё красками яркими... Загляденье! Конечно, можно им за стенами киевскими богатством выхваляться. В деревне же никто и не помышлял ни чём подобном. Селяне с малолетства приучены к мысли, что дом твой — прах один. Даже зажиточные мужики лепили хаты-мазанки под соломенной крышей. Всё равно сожгут, не на этот год, так на другой... Какой смысл стараться? Да и из имущества ценилось только то, что можно на себя надеть либо в землю зарыть, а прочее всё не твоё, считай. Придут и заберут.
— Всё, Буланко, хорош! — Никита остановился на краю поля, выходившего к лесной опушке. Вот так подумаешь, подумаешь, и руки опускаются. Нет, лучше и не думать, пожалуй...
Никита охнул. Из-за леса выезжали всадники в богатых одеждах, на передовых вызывающе ярко сверкала броня, и над головами полоскался стяг, недвусмысленно предупреждая всех — едет великий князь Киевский. Посторонись!
Хлебопашец низко склонился, и уже не видел, как мимо проезжала многочисленная свита, плотно окружавшая двух всадников — самого великого князя Михаила Всеволодовича и молодого князя Ростислава Михайловича, едущих бок о бок. Впрочем, всадники не обратили на землепашца никогого внимания.
-...Ты сам подумай, Ростиша, у кого больше нам просить подмоги? Вся Северо-восточная Русь лежит в руинах. Новгороду самому бы отбиться от немцев, равно и Полоцку. С Олега Курского пользы как с козла молока. Одного Даниила мало будет для отпора поганым.
— Воля твоя, тато, не верю я, что Кондрат Мазовецкий двинет полки свои нам на подмогу. С чего вдруг? Угроза землям его неявная покуда. Наоборот, ослаба наша как бы на руку ему.
— Если бы ослаба, тогда конечно. Однако гибели Киева и всей земли русской не пожелает он. На крайний случай золото есть, дабы придать мыслям Кондрата правильное течение. И потом, он мне какой-никакой родственник...
Беседа стала неразборчивой, всадники удалялись. Последними проехали двое здоровенных мужчин в чёрном, которых можно было бы издали принять за монахов, если бы не отсвечивала кольчуга. Они мельком, но цепко оглядели согнутую фигуру близ дороги, и Никита ощутил лёгкий холодок меж лопаток — так смотрят заплечных дел мастера. Разогнувшись наконец, он проводил взглядом удаляющийся отряд. Да, дела... Ладно. Дела то княжьи. Его же дело землю пахать.
...
Где-то совсем недалеко куковала кукушка. Савва, замерев, слушал и считал. Раз... два... три... четыре...
Кукушка замолкла внезапно, точно чем-то напуганная. Подождав несколько мгновений, Савва вздохнул. Четыре года, выходит, жить ему осталось. Маловато, конечно. Только-только третий десяток разменял... Однако, по нынешним временам и четыре года, пожалуй, срок изрядный. Тут никто не знает, будет ли завтра жив.
Утренний туман полз языками, еле двигаясь. На кольчуге и шеломе оседали мелкие капельки росы, и вся воротная башня потемнела от сырости. Надо же, какой туман... А впрочем, здесь, во Пскове, туманы летом дело обычное. А осенью дожди серые, беспросветные... Суровая тут земля. Вот в Киеве, там летом даже ночью тепло, без рубахи можно ходить и не замёрзнешь. А в греческой земле, купцы говорят, так и зимой снега не бывает. У нас тут снега по грудь лежат, а там всё зелёное, и сено на зиму не заготавливают греки... Красота...
Из тумана донёсся невнятный звук, скрипели колёса и фыркали кони. Ещё чуть, и вот уже из седых полотнищ проявляются тёмные пятна, на глазах обретая плоть.
— Эй, на башне! — хорошо поставленный зычный голос огласил окрестности. — Пустите гостей погреться!
— Кто такие? — стараясь придать голосу не меньшую зычность, прокричал Савва, чуть наклонясь вперёд. Обоз из дюжины телег остановился перед самыми воротами, и с передней повозки спрыгнул человек, одетый в немецкое платье.
— Торговые люди мы, из Риги едем! — человек говорил почти без акцента. — Товары немецкие везём в Новгород, да и ко Псковскому торгу кое-что припасёно у нас!
— А чего рано так? Ворота закрыты покуда!
— Кто рано встаёт, тому и Бог подаёт! Кто-то же должен в торгу первый оказаться, так почему не мы?
Действительно, ворота должны были вот-вот отпереть. Время, однако...
— Ждите, сейчас старшого позову! — Савва повернулся и пошёл к люку, из которого торчала деревянная лестница с окованными сталью тетивами.
В караулке уже проснулись. Старший стражник сидел на лавке, перематывая портянки.
— Слышь, Олекса Жданыч, там купцы...
— Купцы-то купцы, а кто это тебе велел караул оставлять? Устав забыл?! А ну, марш наверх! Брячко, Степан, Онфим — с ним вместе!
Действительно, устав не дозволял оставлять сторожевую площадку на верху башни безнадзорной. Обычно дежурили по двое, но сегодня Сёмка, напарник Саввы по караулу, так маялся животом, что не столько в карауле стоял, сколько внизу, в нужнике сидел... Вот и сейчас там отдыхает.
Трое окликнутых ратников уже брали луки и тулы со стрелами, напяливали шлемы поверх холстинных летних подшлемников.
— Веди нас, великий воевода! — подмигнул пожилой, кряжистый Степан, и вся караулка загоготала. Савва был самым младшим среди воротной стражи, и оттого караулить ему чаще всего выпадало под утро.
Поднявшись наверх, ратники заняли места согласно уставу — каждый у своей бойницы. Четверо хороших стрелков наверху — сила грозная. Случись в обозе лихие люди, или, не дай Бог, лазутчики вражьи...
Окованные железом ворота со скрежетом разошлись, но задняя решётка оставалась покуда опущенной. Хозяин обоза махнул рукой, и первая повозка вползла в разверстый зев башни. Из калитки выбрались сам Олекса Жданыч с мытарем, пошли вдоль обоза, знаком приказывая откинуть укрывавшие товар грубые холстины. Савва улыбнулся. Первым в торгу возжелал быть купчина... Первого-то обыщут как раз до нитки. Потом уже, когда подустанут стражники, да телеги пойдут одна за одной, так и беспошлинно какой-нибудь товар провезти нетрудно. А сейчас — знай плати, купец, за нетерпенье своё.
Решётка наконец тоже со скрежетом поползла вверх, открывая дорогу в город — очевидно, досмотр первой повозки не обнаружил ничего подозрительного. Телега начала выкатываться наружу, и в этот момент лошадь вдруг заупрямилась, заржала, мотая головой, попятилась...
— Держи, да держи ты уже её, скотину свою безмозглую! — донёсся снизу голос Петра, стражника на воротах, именем своим заслуживший немало подтруниваний от товарищей.
Момент, когда обозники выхватили из повозок хитро укрытые самострелы, Савва пропустил, так слаженно и быстро всё произошло. Самострелы были уже взведены, и рой кованых арбалетных болтов разом скосил воротную стражу, стальной метлой прошёлся по бойницам. Стрела угодила Савве точно над грудинной костью, сбив с ног и прервав дыхание, и последнее, что он успел подумать: вот и верь этим кукушкам...
Решётка с грохотом рухнула вниз — кто-то из находившихся внутри башни успел освободить стопорный механизм. Однако высокая повозка помешала ей опуститься донизу и перекрыть проход. Лже-обозники уже ловко, как обезьяны, лезли по верёвкам наверх, на площадку, закинув кошки, и некому было сбить их наземь меткими стрелами... Кто-то рванул на себя окованную железом калитку с обратной стороны башни — калитка оказалась незапертой — и вражеские лазутчики один за другим ныряли внутрь с мечами наизготовку. А сквозь редеющие клочья тумана уже неслась от ближайшего леса колонна рыцарской конницы. Они скакали молча и страшно, без всяких боевых кличей, только земля гудела под копытами могучих немецких коней, привычных носить на себе добрый берковец железа...
— Отличная работа, фон Штольверт! — магистр осадил коня возле "хозяина обоза", вытиравшего меч.
— Рад стараться, мессир!
...
— Глянь, тато, тут не токмо воротная башня в камне, но и все прочие почти! А стены деревянные, однако...
— Это, Ростиша, не по деньгам покуда князю Даниилу, сплошь каменной стеной Галич огородить.
— А город красивый, а, тато? Глянь, как луковка-то на церкви вон той блестит!
Михаил Всеволодович усмехнулся. Мальчишка совсем ещё, даром что и в осаде жестокой побывал, и смерть видел... И девкам подолы задирает уже вполне привычно, кстати. Пора, пора женить парня, пока не избаловался...
Да при чём тут избаловался, одёрнул сам себя князь Михаил. Тут и сопливого женить не грех, при таком-то раскладе. Не в мужской силе и умении жениха дело, а в том, как спасти землю русскую.
Путь посольства в угорскую землю лежал мимо Галича, и не завернуть в гости к князю Даниилу Романовичу было просто немыслимо. Да и дел накопилось израдно, и не все те дела в переписке решить можно.
Город Галич вырастал перед ними по мере приближения во всей своей красе. Он и впрямь был красив, утопающий в яркой зелени, с белокаменными башнями и деревянными стенами, белёными известью, с позолоченным куполом главного храма...
— А всё же Киев наш красивее будет, да, тато?
— Ха! Сравнил! — князь Михаил покрутил головой. — Киев есмь мать городов русских! В нем двести с лишком тыщ народу одного, а в Галиче тридцать от силы.
— Ну вот и я про то!
От города уже скакал небольшой конный отряд, в богатых разноцветных плащах.
— А вот и князь Даниил, Ростиша. Самолично решил встретить, всё правильно...
Всадники приближались, и уже можно было разглядеть лица.
— Здрав будь, великий князь! И тебе привет, Ростислав Михайлович!
— Здрав будь и ты, Даниил Романович! Пустишь переночевать?
— Тебя да не пустить, как можно! Стены не сдюжат у Галича...
...
Кованые железные держатели для смоляных факелов, вбитые в стены, были выполнены в виде скрюченных железных рук, с длинными цепкими пальцами, и придавали главной зале довольно зловещий вид. Впрочем, вряд ли сидящие на скамьях люди обращали на эту зловещесть внимание. Биргер усмехнулся. Да, эти ребята не поморщатся, даже если во всех углах будут навалены груды человеческих черепов.
Лагман обвёл взглядом суровые, изборождённые морщинами и шрамами лица. Эти не дрогнут.
Сидевший на троне король глянул на него, и Биргер чуть заметно кивнул. Они уже всё обговорили заранее, и сейчас Эйрик Одиннадцатый на пару со своим зятем разыгрывали сценку.
— Я собрал вас, почтенные, чтобы обсудить один важный вопрос. Как известно, земли Гардарики подверглись нашествию варваров-коневодов народа, который зовётся тартар. Такова кара Господа тем, кто извращает его учение, как мудро сказано в писании...
Эйрик выдержал паузу.
— Впрочем, богословскую сторону вопроса оставим учёным монахам. Нам же важно иное. В настоящее время Гардарика по сути обессилена и расчленена. Наступает время раздела имущества. Ярл литвинов Миндовг уже занял было русский город Смоленск, но отступил, опасаясь удара в спину от немецких рыцарей. Зато Орден не отступит. Они уже заняли Псков, и в самое ближайшее время готовят поход на Новгород. Момент как нельзя удачен. В Новгороде княжит безбородый мальчишка, именуемый ярл Александр. Вряд ли он сумеет организовать отпор железным полкам крестоносцев.
Король ещё раз обвёл взглядом хищно насторожившиеся лица.
— Не пора ли и нам прибрать к рукам кое-что? Земли по реке Неве и древний город Ладога некогда были уже завоёваны нашими предками, славным конунгом Хрёреком и прочими героями. Но потом русы отняли их. Я полагаю, пора их вернуть нам, как законным владельцам!
— Слава королю! — первым хрипло выкрикнул могучий, как горный тролль, викинг Хрольв, один из ближайших соратников Биргера. И все присутствующие разом повторили.
