Не дожидаясь окончания фразы, девочка схватила пустой ковш, метнулась к двери. Вернулась, держа вновь наполненный ковш.
— Ай, спасибо тебе... — боярин вновь с наслаждением начал глотать — Ух, хорош квасок...
— Ну же, дядька Фёдор! — вновь подала голос Мария, не в силах выносить перерывов в столь захватывающем повествовании.
— А ты меня не учи, как сказывать. Да, так вот... На чём мы остановились-то?
— Так длилось пять лет, — подала голос Феодулия.
— Точно. Значит, до поры базилевс закрывал глаза. Любил, видать, Ирину-то. Она и в ту пору ещё была чудо как хороша, говорят... — боярин усмехнулся — Однако нашлись добрые люди, подсказали базилевсу, где искать... И нашёл он у жены своей в спальне те самые иконки, что она от матери получила, и что тайно хранила все эти годы. И на которые молилась, за здоровье сына, и мужа, стало быть... Страшно разгневался базилевс, и прогнал жену свою богоданную из дворца вон. И сына отнял, во как...
— Ой, ой! — теперь уже обе княжны в ужасе прижали руки ко рту.
— Да, так вот... И взмолилась тогда Ирина: "Господи! Всё, что имею, отняли у меня злые люди, а за что? За веру православную, за то, что не предала огню святые иконы, от матери на счастье полученные! Вразуми, Господи, мужа моего, и верни мне отнятое!"
— Вразумил? — вновь встряла Мария.
— Ну, не то, чтобы вразумил... Видать, не подлежал божественному вразумленью базилевс Лев. Чересчур крепка голова оказалась, крепче цареградского шелома, — девушки прыснули от смеха. — Но вот неправедно отнятое царице Ирине вернул Господь, да и с лихвой. В общем, вскорости помер Лев Четвёртый Хазар, в тот же год. А сыну его, Константину, тогда и десяти годков не исполнилось ещё. И вот стала Ирина единовластной правительницей всей ромейской империи.
— Он от того помер так скоро, что охранять его стало некому! — вдруг убеждённо заявила Феодулия. — Царица Ирина до той поры молилась за него, а тут перестала. А все остальные желали ему только зла.
— Думаешь? — хмыкнул Фёдор — Очень даже возможно, что и так.
— А дальше? — подала голос Мария.
— Спустя сорок дней после смерти свёкра собрались ближние бояре бывшего базилевса на тайный сход, и порешили поставить императором Никифора, брата покойного Константина. Однако заговор был раскрыт. Ирина, добрая душа, не стала никого казнить смертью, хотя и следовало бы. Велела только высечь заговорщиков, — обе княжны прыснули, — да постричь в монахи. И заставила их на Рождество служить при всём народе молебен за своё здоровье, да за долгое царствование.
Девушки засмеялись.
— Так им и надо, змеюкам подколодным! А дальше?
— Дальше — хуже. Став вожаком волчьей стаи, поневоле выть научишься... И потянулись интриги, заговоры, опять интриги... Власть, она ведь засасывает. И сын у царицы Ирины рос в этом гадюшнике, насквозь пропитанном ядом. А как подрос, надумал маменьку от власти отстранить, и самому царствовать. Ладно... Поначалу Ирина и не противилась — родной ведь сын, опять же по закону право имеет... Но молодой император так повёл себя, что в народе стали говорить — "хуже магометанского нашествия только императорская власть". Да сверх того Константин собрался было возобновить гонения на святые иконы. Вот этого уж царица Ирина стерпеть не смогла. И решилась она тогда на злое дело — свергнуть своего сына и заточить. Сказано — сделано... Казна у неё была немалая, и сторонники были. Вот только когда взяли его, Константина то есть, так тут же ослепили.
— Ой, ой, ой! — ужасались девушки.
— Да, тёмное дело... В общем, вышло так, что как бы извела она своего единственного сына своими собственными руками. Да только Господь наш всё видит. Отвернулась с той поры удача от царицы Ирины, и малость погодя саму её свергли, и заточили в сыром подвале мрачной каменной башни, без окон, на уединённом острове Лесбос посреди пустынного моря. Там она вскорости и померла, от жестокого обращения...
— Ой, ой, ой!
Фитилёк одной из двух горевших свечек вдруг лёг плашмя в лужице растопленного воска, зашипел и погас. Сразу стало ещё темнее, мрачные тени из углов подступили вплотную.
— Ох и хитрые вы, девки! — спохватился боярин Фёдор — Заговорили-таки... Арифметикой-то когда заниматься будем?
— Завтра, дядя Фёдор, — убеждённо заявила Мария, честно глядя в глаза учителю. — Сегодня уж никак.
Тут княжна Феодулия не выдержала, засмеялась-таки, а спустя секунду захохотал и боярин.
...
-... Филя, Филь, ты спишь?
Пауза.
— Нет, Мариша. Не сплю я.
— Ты про царицу Ирину думаешь, да?
Снова пауза.
— Я думаю, как оно так выходит... Вот почему так — и красивая, и умная, а счастья нету, — вновь заговорила Мария. — Почто так?
— Да ведь дядько Фёдор сказал же... В змеином гнезде доброй девушке жить никак невозможно, Мариша. Либо сама змеёй станешь, либо зажалят тебя насмерть. У них там в Цареграде отравы в каждой чашке...
— Хорошо, что у нас не так тута.
Феодулия помолчала, обдумывая ответ.
— Да, у нас на Руси не так. У нас проще — вот меч, а вот голова с плеч... А крови да грызни и тут хватает, Мариша.
Она повернулась лицом к сестре.
— Вот взять хоть батюшку нашего. Разве мало он бьётся со злодеями, кои ладятся стол у него отнять? И так оно по всей земле русской идёт. Я вот в книгах читала — раньше на земле русской порядку было больше, один князь в стольном граде Киеве всю Русь держал, и все остальные князья под ним ходили. А теперь всяк сам себе господин...
— Это потому так, что раньше князей мало было, — Мария приподнялась на локте. — А сейчас много больно, и у каждого сыновья, и каждому сыну подай город во княжение. А городов мало, на всех не хватает...
— Сон я видела, Мариша, — помолчав, ответила Феодулия. — Очень страшный.
— Да ну? — Мария окончательно привстала на постели — Про что хоть?
— Будто разверзлась геенна огненная. Представь, расступается земля, и выпыхивают из неё языки пламени, ровно из кузнечного горна — бледные такие... И проваливаются в бездну люди, города и веси, и стон стоит по всей земле... И нет никому спасения... И опускается на землю выжженную мрак кромешный...
В темноте лицо Феодулии призрачно белело, но выражения глаз разобрать было невозможно. Голос звучал ровно, медленно, и оттого Марию пробрала дрожь.
— Ой, Филя! — Мария смотрела в темноте на сестру — Ты маменьке сказала ли?
— И маменьке, и батюшке, и отцу духовному...
— А они?
Пауза.
— Плечьми пожимают все. Никто не знает, как истолковать сон сей. Батюшка вон смеётся: "Не ешь, мол, на ночь жирного да перчёного". А я и так не ем.
Сёстры помолчали.
— Филя, Филь... А какая хоть земля-то была? Ну, разверзлась которая... Греческая?
И снова пауза.
— Да нет, Мариша. Наша то была земля, русская.
...
-... Гости, гости прибывают!
— Да кто хоть?
— Сказывают, молодой князь Ростовский Василько Константинович!
Сенная девка приблизила лицо к самому ухо Марии, понизила голос, придав ему чрезвычайную таинственность.
— Сказывают, будто невесту себе он ищет, да всё никак не найдёт. Уж почитай всю землю русскую объехал кругом, а никоторая девушка ему не приглянулась...
— Олеська, бездельница, вот ты где! А работать кто будет? А ну, марш! — старая ключница замахнулась на неё связкой ключей, выглядевшей устрашающе — ни дать ни взять разбойничий кистень.
— Ой, ой! — девушка убежала, оставив Марию усваивать полученную информацию.
В княжьем тереме царил шум, гам и невероятное оживление. Девки-служанки сновали туда-сюда, таща кухонную утварь, какие-то тряпки, свёрнутый в трубу шемаханский ковёр... Из кухни доносились аппетитные запахи, голоса, лязг и звон, словно из кузницы.
— Вот ты где, Мариша, — княгиня Феофания шла навстречу дочери. — А ты пошто не одета?
— Да ай, мама!
— А ну быстро переодеваться! Вон Феодулия уж готова, а ты у меня ровно сенная девушка выходишь, в этаком-то наряде! Живо!
...
— Дорогим гостям наш почёт и уважение!
Князь Михаил возвышался на крыльце, красуясь в парадном наряде, надетом по случаю прибытия именитых гостей — соболий мех, цареградская парча, рытый бархат и алый атлас придавали ему весьма и весьма состоятельный вид. Гости, в своих тёмных дорожных одеждах, по сравнению с ним выглядели куда как попроще.
— А который, который из них князь-то Василько?
Девушки перешёптывались. Мария искоса взглянула на сестру. Феодулия была сегодня очень даже хороша — бледное, тонкое лицо, маленькие розовые губки, огромные глаза, отороченные густыми мохнатыми ресницами, опущенными долу и оттого кажущимися ещё длиннее.
— Да вот же он, вот!..
Мария перевела взгляд на гостей, ища глазами. Высокий молодой человек, с тонким, открытым лицом и глубоким, внимательным, чуть настороженным взглядом встретился с ней глазами. Сердце стукнуло невпопад, забилось чаще.
— Прошу, прошу в дом, пожалуйте, гостюшки! — уже приглашал князь Михаил Черниговский.
Гости потянулись в терем, и уже на крыльце князь Василько обернулся, снова нашёл взглядом Марию. И снова сердце дало сбой, забилось, как у того самого загнанного барана из детства. Да что же это такое?!
...
-... А уж красив-то, ровно ангел небесный!
В высокой светёлке было душно от чада горящих свечей и разгорячённого дыхания девушек, по случаю прибытия гостей собравшихся на экстренные посиделки. Впрочем, большинство девиц держало на руках какое-то шитьё-рукоделье, оправдывающее их толкотню в верхней светёлке, но всё это была одна видимость.
— Да у него и бороды-то ещё нету. Сколь годов-то ему, Вешняна?
— Семнадцать лет, говорят.
Вешняна, невысокая упитанная девица с курносым, усыпанным веснушками носиком на круглом сдобном лице, вздохнула. Разумеется, ей, дочери незнатного боярина, да с такими внешними данными, сей жених не светил ни при каких обстоятельствах. Но всё же, всё же, всё же... Ведь надежда, как известно, умирает последней.
— Переборчивый больно жених-то выходит. Сколь городов объехал, всё ему не то да не это...
— А вот ежели не по сердцу, так и зачем?
— Ну да, ну да... Ангела небесного ищет, видать...
— А получит ведьму какую-нибудь, доперебирается!
Девушки расхохотались. Одна только княжна Феодулия задумчиво смотрела в окошко. Девушки же украдкой поглядывали на княжну, кто с затаённой улыбкой, а кто и с отчаянной завистью. Девушкам вопрос казался практически решённым. Уж если такая девушка не понравится молодому князю, то кто тогда?
— А не пора ли вам спать, стрекотуньи? — у порога возникла грозная фигура старой ключницы, на поясе которой висела та самая связка ключей, больше напоминавшая разбойничий кистень. — Давайте-ка, давайте, неча свечи зря-то жечь. Всё одно работы сегодня от вас никакой... И вы, госпожи мои, шли бы спать...
— Да ладно, Фовра, мы ещё маленько, — подала голос Мария. — Ну правда, вот немного ещё...
Ключница посопела, но возражать не стала, затворила дверь.
— А кто родители-то у него?
— Родитель у него князь Константин Всеволодович Ростовский, а мать...
— Врёшь ты, Вешняна, — раздался из угла высокий злой голос. — Нет у него ни отца, ни матери.
Разом затихли девки. В углу одиноко сидела худая, жилистая девица-перестарок лет двадцати пяти с длинным лошадиным лицом.
— Как это... нет? — тихо, дрогнувшим голосом спросила Феодулия, широко раскрыв глаза.
— Да вот так. Померли они, — девица криво усмехнулась.
— Ой! — не выдержал кто-то из девушек.
— Ну и злыдня ты, Евтихия! — не выдержала вдруг Мария. — Ошибся, видать, батюшка при крещении. Самое тебе имя Ехидна!
Вместо ответа новоокрещённая Ехидна вдруг заревела густым, сочным басом, так не вяжущимся с прежним высоким голосом. Поднялся шум, гам и переполох.
— Так и знала! — в дверях вновь возникла фигура со связкой боевых ключей. — Никакого толку от ваших посиделок, девки, только рёв один! Княжон не стыдитесь, гостей постыдились бы! По всему граду Чернигову рёв сей слыхать! А ну, гасите свечи! Спать всем!
...
— Филя, Филь...
— М-м?
— Ты не спишь?
Пауза.
— Филя, слышь... Нравится тебе князь Василько?
Пауза.
— Ты чего молчишь, Филь?
— Я не молчу, Мариша. Думаю.
Короткий смешок.
— Да, думать ты у нас горазда больно. Почти как боярин Фёдор.
Пауза.
— Как посватает он тебя, замуж пойдёшь?
Пауза.
— Пойду, коли батюшка велит.
— Ба-атюшка... А ты сама-то как?
— Ой, да спи уже! Вот пристала...
Мария вдруг соскочила со своей постели, подскочила к сестре.
— Подвинься!
— Ты чего, Маришка?
Но девушка уже скользнула под одеяло, прижалась к тёплой сестре, обняла. Лавки в горнице были вытесаны из неохватных дубов — одному вполне просторно, а вот двоим тесновато, только вприжимку.
— Ох и счастливая ты, Филя! — Мария чмокнула сестру в щёку.
— Хм... счастливая... — Феодулия тоже обняла сестру, вздохнула. — Не посватает он меня, Мариша.
— Тебя? Не посватает? Да ты... Да ты в зеркало гляделась давно ли?
— Бывало, — слабо улыбнулась Феодулия.
— Ну и как?
— Да вроде всё на месте.
— На ме-е-есте... Ежели он ТЕБЯ не посватает, то зачем он вообще сюда явился? Калачи с пирогами есть?
Феодулия снова чуть улыбнулась.
— Не умеешь ты сердцем чуять, Мариша. Мала ещё.
— Ох-ох-ох... Тоже мне, старая ведунья! Тебе пятнадцать, мне четырнадцать — велика ли разница?
— Не в том дело, Мариша. Вот только чую я — не посватает он меня.
— А кого ж тогда?
— А вот увидим... — Феодулия отвернулась, едва не столкнув сестру с лавки, — Ладно, давай уже спать... Вот встанем завтра, а под глазами синие круги. Как к гостям выйти?
...
-... Да ведь непорядок это — младшую дочь наперёд старшей выдавать!
Князь Михаил был крепко озадачен. Разумеется, предложение князя Василька Константиновича, ясное и недвусмысленное, было ему на руку. Однако всё равно, непорядок, на Руси так не принято...
— Так что ответишь ты мне... тятя?
Михаил вздрогнул, кинул взгляд на собеседника. Молодой князь Василько сидел, опустив голову. Ишь ты, "тятя"... Вот и беда, что нету над тобой отцовской воли... Сам себе, вишь, хозяин, оттого и дурит. Подавай ему Марию, и всё тут! Чем Феодулия-то нехороша?
Василько Константинович, князь Ростовский, вдруг пал с лавки на колени, поднял на Михаила отчаянные глаза.
— Отдай... Всю Русь поперёк прошёл, никого не надо... А как увидел твою Марию, так будто и воздуха вокруг нету... Отдай, молю, тятя!
— Эк тебя разобрало... — крякнул Михаил. — Мать, а мать! Ты чего молчишь?
— Воля твоя, княже, — чуть поджав губы, ответила княгиня Феофания.
Михаил тряхнул головой, твердея, принимая решение.
— Ладно, чего там... Раз уж так всё выходит... Эй, Лешко!
В княжью горницу проворно вскочил молодой человек.
— Распорядись там! Княжну Марию сюда позовите!
— Марию? — чуть помедлив, уточнил молодой человек.
— Никак ты оглох?! — возвысил голос князь Михаил — Марию, я сказал!
