С тех пор захирела полоцкая земля. Нынче не до покорения немцев уже — как бы свою землю удержать. И именитые купцы новогородские, ухмылявшиеся в бороды, глядя на то, как перекрывают путь по Двине их соперникам, купцам полоцким, теперь локти кусают. Взяли немцы Колывань, взяли и крепкий Юрьев, который уже считался едва не исконно русским. А на реке Нарове, на самой границе земель новгородских, поставили крепость, и теперь вся торговля с Ганзой идёт только через немцев. Скоро забудут господа новгородцы, как по морю ходить... Глупость всё наша, исконно русская!
— Ну как, в баньку с похода или за стол? — прервал размышления князя Ярослава Брячислав Василькович. — Или сперва за стол, а потом уж в баньку?
— За стол, в баньку и опять за стол! — полушутливо ответил Ярослав.
— Ино добро! — в тон ему ответил Брячислав, и оба рассмеялись. Друзья, как есть друзья закадычные...
— А покуда на стол накрывают, рассказал бы ты, княже, что там у вас творится, — перестав улыбаться, сказал вдруг князь Брячислав. — А то слухи всё больше.
— Ну что же... — князь Ярослав в свою очередь погасил дипломатическую улыбку. — Не для того ли и ехал, в конце концов...
...
— Ты разделишь свои машины поровну, Елю Цай, и половину их отдашь Бурундаю. Позаботься также о том, чтобы люди, приставленные к машинам, могли ими пользоваться хорошо. Старшего над ними я тоже доверяю назначить тебе самому.
Китайский мастер почтительно склонился, прижав руки к сердцу. Не хотелось, ох как не хотелось бы создавать себе конкурента... Однако приказы Повелителя Вселенной не обсуждают.
— Позволь спросить, о Повелитель — я сам должен буду пойти со славным Джебе?
Бату-хан улыбнулся.
— Ты верно всё понял, Елю Цай. Разумеется, ты тоже не останешься без работы. После Рязани и Владимира остальные урусские города должны быть для тебя сущим пустяком, и тебе вполне хватит половины твоих машин. Всё, ты можешь идти!
Низко склонившись, китаец попятился от стола Повелителя, задом раздвинув шёлковые занавеси. И только на выходе подумал, что совсем недавно не отходил, а отползал задом. А ещё чуть раньше в шатёр Бату-хана ему вообще ходу не было.
Елю Цай широко улыбнулся охранникам у входа, и те тоже почтительно осклабились. Вот что значит золотая пайцза.
Снаружи китайца ждали двое его охранников, мирно болтавшие на расстеленном ковре за пиалой чая с нукерами из внешнего охранения шатра Повелителя, отдыхавшими тут же. Воины в оцеплении сменялись каждые два часа, сидеть же в шатре, поставленном для охраны, в такую солнечную погоду желающих было немного. Посреди ковра возвышалась чеканная китайская жаровня, на которую был водружён здоровенный серебряный чайник. Рядом виднелось большое блюдо с кусками вяленой дыни, кишмишем и урюком. Да, не бедно живут нукеры Повелителя Вселенной.
При виде своего господина охранники встали, торопливо дожёвывая. Елю Цай улыбнулся и этим нукерам, но уже не так широко, как телохранителям Бату-хана. В монгольском войске царила жёсткая иерархия, и следовало постоянно "ставить" себя, чтобы не потерять уважения. Вежливость вежливостью, но эти ребята должны осознавать, кто перед ними...
Шагая по направлению к своему хозяйству, китаец мельком разглядывал сценки, разыгрывавшиеся на глазах. Монголы, привыкшие жить в бескрайней степи и не привыкшие стесняться чего-либо, не изменили своих привычек и в условиях скученности, и оттого лагерь воинства Повелителя Вселенной представлял собой удивительное зрелище. Снег, густо перемешанный с конским навозом, человеческими фекалиями и всевозможными отбросами, там и сям пятнали шатры и юрты, в которых войлок и бараньи шкуры соседствовали с измазанными и потрёпанными полотнищами бухарского шёлка. Прямо на дороге ожесточённо торговались низенький жирный купец в чалме и здоровенный монгол в лисьем малахае. Предмет торга, молоденькая русская девушка-пленница, одетая в овчинный полушубок на голое тело, стояла рядом, глядя перед собой отсутствующим взором. В десяти шагах спорили двое монголов, один из них держал под уздцы верблюда, другой тряс русскую кольчугу с прорехой на боку. Вообще, весь этот лагерь представляет собой огромный базар, усмехнулся про себя Елю Цай.
Монгол, продававший девушку, вдруг распахнул на ней полушубок, демонстрируя покупателю товар лицом. Толстяк, протянув руку, взял пленницу за грудь, но дальнейшего Елю Цай уже не видел, пройдя мимо. Взять, что ли, и ему девку? Деньги есть... Нет, пожалуй. Не время, в походе это лишняя обуза. И потом, не для того Елю Цай зарабатывает золотые монеты, чтобы разбрасывать их на баловство. Делом надо заниматься.
Однако, кого же поставить начальником над отрядом, предоставляемым в распоряжение Бурундая? Дело тонкое. Человек этот не должен затмить самого Елю Цая в искусстве осады, чтобы у Повелителя Вселенной не возникло мысли, будто Елю Цая легко можно заменить. И в то же время должен быть достаточно сведущ, чтобы суметь развалить стены, иначе отвечать придётся опять-таки Елю Цаю. Да, задача...
...
-... Ты отправишься с Бурундаем, коназ Глеб.
Сыбудай сидел на шёлковых подушках, неторопливо перебирая нефритовые чётки. Бывший князь Глеб пригляделся — чётки изображали людей, зверей и демонов, забавно искажённых фантазией мастера.
— Хорошо, о почтеннейший Сыбудай. Но Повелитель Вселенной...
— Повелитель отпускает тебя. Или ты думаешь, что без тебя некому будет сделать перевод с урусского языка? Толмачей у нас достаточно, коназ Глеб. Но если ты хочешь и вправду стать коназом, а не оставаться всю жизнь толмачом, ты должен будешь сделать то, о чём мы говорили. Найди логово коназа Горги.
— Да, о почтеннейший! — склонил голову в поклоне Глеб.
— Всё, можешь идти.
На выходе из шатра, принимая у охранников меч и кинжал, Глеб еле сдержал ругательство. На поиски посланы уже четверо соглядатаев, считая того рязанского боярина Путяту. А толку пока никакого. Где же собирает свои рати князь Георгий?
* * *
— Ну что, Елю Цай, сколько горшков тебе надо на этот город?
Джебе разглядывал раскинувшийся перед ним Переяславль-Залесский из-под ладони. Снег слепил глаза, искрился под солнцем, уже набиравшем яркую весеннюю силу.
— Горшков? Горшков пока достаточно, о прославленный. И волосы урусок всё ещё не утратили свою упругость, — улыбнулся Елю Цай, сдерживая нетерпеливо переступающего ногами великолепного вороного жеребца, подарок самого Бату-хана.
— Тогда поставим вопрос иначе. Сколько времени нужно тебе, чтобы развалить эти стены?
— Три дня, не считая сегодняшнего, — снова улыбнулся китаец.
— Да будет так! Даю тебе пятьсот воинов и рабов, сколько запросишь, чтобы ты более не надоедал мне со своими камнями.
— Хорошо, о славный нойон!
Он прав, этот хитрый китаец, подумал Джебе. Великий, и никак иначе. Теперь уже скоро, очень скоро.
— Скажи, Елю Цай... Тот премудрый китаец, что отирается возле великого Угедэя, и стараниями которого наш почтенный Сыбудай очутился в здешних местах, не твой родственник?
— Увы, великий хан, — сокрушённо вздохнул Елю Цай. — Не только не родственник, но даже не однофамилец. Иначе я не оказался бы в этих местах.
И они разом засмеялись.
...
-... Нет, княже. Так не пойдёт. Для чего тогда силу тут копим? Всякая сила либо используется, либо утрачивается.
За столом сидели пятеро — сам великий князь Георгий Всеволодович, племянник его, князь Василько Константинович, Дмитрий Константинович, князь Угличский, князь Святослав Всеволодович из Галича-Мерьского и князь Всеволод Константинович Ярославский. Голубой рассвет нехотя занимался за окном, но в княжьей горнице пламя свечей ещё спорило с дневным светом. Однако даже в свете свечей было заметно, как бледен князь Всеволод от гнева.
— Да пойми ты, Всеволод, нельзя! Не в той мы силе, чтобы нападать немедля...
Князь Георгий попытался придать своему голосу как можно большую убедительность. Вот ведь, приходится уговаривать, улещивать... А полководец должен быть уверен, что приказы его будут исполняться без рассуждений.
Князь Всеволод наклонился, опершись руками о стол.
— Чего ты боишься, Георгий Всеволодович? Полчища Батыевы рассыпаны по твоим землям. Под Переславлем стоит их не больше сорока тыщ. Прижмём к городу, разгромим в пух и прах!
— А остальные?! — рявкнул Георгий. — Мы их прижмём, а Батыга нас! И даже ежели за стенами переяславскими укроемся, так что?!
— А то, что устоит тогда Переславль, до весны устоит в осаде! — тоже возвысил голос Всеволод. — А там и подмога придёт, глядишь! Не зря же брат твой в Литву да Полоцк подался!
— Вот, опять... Ладно, положим, устоит. А остальные города, а веси бессчётные? Да и вопрос ещё, устоит ли Переславль тот! Сколько хлеба в закромах у господ переяславцев? Молчишь? То-то! Погинем от голода бесславно!
Князь Всеволод резко встал.
— Ну вот что, княже. Или мы сейчас ударим на поганых, немедля, или я тебе не соратник. Владимир проспал, Суздаль проспал, и ране того Рязани не помог. В лесу отсидеться думаешь, как медведь под выворотнем?
— Да ты... ты... — задохнулся князь Георгий.
— Да я, я! Моё слово последнее. Либо мы завтра выходим в поход, дабы сотворить с погаными под стенами Переславля то, что под Владимиром не успели, либо я увожу своих людей. Думай, однако. Покуда Ярославль в осаду не взяли, надобно в город пройти и оборону занять там.
— О как! — прищурился Георгий. — Сколько войска-то у тебя, говоришь? Полагаешь устоять против орды такой?
— Устоять не надеюсь. — твёрдо ответил Всеволод. — Однако князь я над Ярославлем, и потому должен служить защитой народу моему, а не в лесах прятаться. А там как Бог решит.
Всеволод Константинович повернулся и вышел, гулко хлопнув дверью.
— Вы так же думаете? — помолчав, обратился к оставшимся князь Георгий.
— А ты не злись, княже, — заговорил доселе молчавший князь Святослав — Прав он. Победа сама сюда не придёт.
Князь Георгий покатал желваки.
— Ты, Василько Константинович, что скажешь?
Василько смотрел в окно.
— Не знаю, Георгий Всеволодович. Выйти сейчас под Переяславль и верно на погибель. Побьём часть рати батыевой, а потом самих обложат, как медведя в берлоге. Но, с другой стороны — тут мы не в берлоге ли сидим?
Князь Дмитрий тоже поднялся.
— Пойду я, Георгий Всеволодович, дел полно. Решайте с Всеволодом Константиновочем. В поход так в поход. Но только вот что скажу тебе, княже — ежели разорят все города поганые... Сидеть тогда здесь смысла не будет.
Князь Дмитрий вышел, в отличие от Всеволода Ярославского аккуратно прикрыв за собой дверь.
— Я тоже пойду, пожалуй. — встал и князь Святослав. — Дела...
— Ты тоже покинешь меня, как туго придётся, Василько? — неожиданно спросил князь Георгий, когда дверь за князем Святославом закрылась, и в голосе его помимо воли прорезались нотки обречённости.
Василько Константинович молчал, водя пальцем по заледенелому окну.
— Нет, дядя. До конца с тобой буду. А там, действительно, уж как Бог решит.
...
— О чём думаешь, ладо мой?
Княгиня Елена прижалась к мужу, стараясь утешить. Разумеется, она чувствовала, что с мужем творится, как и любая женщина. Вот только в последнее время князь Михаил совсем замкнулся, ушёл в себя. Если и разговаривал с кем-то, то с боярином Фёдором да ещё с двумя-тремя воеводами своими. О постельных же утехах и вовсе забыл Михаил Всеволодович, да и спал-то в последнее время мало — ложился за полночь, вставал до свету... А жизнь проходит, между прочим...
— А жизнь проходит, между прочим... — неожиданно для себя произнесла молодая женщина.
— М-м? — скосил глаза Михаил, как будто только сейчас обнаружив на своём плече жену.
— Так... Не обращай внимания, княже. Как до сих пор не обращал.
Князь вздохнул, обнял жену рукой.
— Тяжко мне, Елена, — посетовал вдруг. — Обманул меня братец твой, Данило свет Романович. Галич заполучил, а с войском не спешит.
— А ну не обманул? — вступилась за брата Елена. — Покуда в Галиче сел, покуда дела наладил да людей расставил... Да рати собрать не котомку дорожную... Подойдёт, чать?
— А хоть бы и подойдёт, — усмехнулся Михаил. — Когда-то подойдёт... Дорога ложка к обеду.
Помолчали.
— Последнее письмо от Василька из Ростова было, что отправляет он Марию в Белоозеро, с Бориской и Глебкой, стало быть.
— Слыхала я.
— Слыхала... А вот Феодулия... то есть Евфросинья... не знаю, как оно во Владимире, а Суздаль вряд ли устоит. И вокруг всё пожгли, должно.
Елена плотнее прижалась к мужу, вздохнула.
— Может, Бог не попустит...
— Не попустит... — усмехнулся Михаил. — Рязань вон попустил, однако.
Снова воцарилось молчание.
— А может, и не просто так это, — заговорила Елена. — Наказания Божьего без вины не бывает.
— В смысле? — чуть приподнял брови Михаил.
— В смысле, греховно чересчур жили мы, русские люди, в последние года. Уж и предупреждение было ниспослано свыше — Калку я имею в виду — так ведь не вняли...
И снова удивился князь. Вот ведь, а болтают, будто все бабы дуры...
— Вы не сговорились ли с Феодулией да Маришкой?
— Нет, ладо мой. Своим умом дошла. — улыбнулась Елена.
Михаил хмыкнул, но ничего не ответил. Опять помолчали.
— Хоть бы одна собака... — с неожиданно прорвавшейся болью заговорил вдруг Князь. — Полочане, псковичи, господа новгородцы... Ну, про Олега Курского речи нет, ладно... Но ведь и брат твой не видит, не сознаёт, какая туча чёрная на Русь наползает... Думают, как от половцев отбиться можно...
В дверь княжьей спальни деликатно постучали.
— Ну? — недовольно возвысил голос Михаил. — Кто и зачем ночью?..
— Не гневайся, княже, — раздался из-за двери голос стражника. — Гонец от князя Георгия, с посланием... Ты велел к себе вести в любое время...
— Ну? — князь сел на постели, нашаривая сапоги. — Сейчас выйду!
...
-... Через Тверь прошли мы, кружным путём. Мимо Смоленска, в гости к Олегу не заходя, и далее через Брянск к тебе...
Князь Михаил разглядывал сидящего перед ним гонца, чуть кивая головой в такт рассказу. Да, досталось боярину, ничего не скажешь. Взгляд упал на лежавший подле гонца богатый шлем — на затылке виднелась заметная вмятина с наколом посредине.
— Это в самом начале ещё, — перехватил взгляд Михаила боярин Олекса. — Ушли мы тогда от поганых, да и они не шибко гнались. То ли кони уставшие у них были, то ли ещё чего... Но крепко бьют, надо сказать. Как мне стрелу-то влепили, в глазах искры, хорошо, с коня не упал. Да то пустое всё... Что ты ответишь, Михаил Всеволодович?
Князь Михаил помолчал, глядя мимо гонца.
— Геенна... вот она, геенна огненная...
— Что? — не понял боярин.
— Так... Про себя это я, не вникай. А это что за птицы? — князь Михаил кивнул на шесть клеток, в которых парами сидели голуби.
— А это связь прямая, княже. Только парами выпускай их, с письмами одинаковыми, для надёжности чтобы. Похоже, в лесах ястреб орудует...
