На четвёртый. Даже такой дурак как я уже может сообразить, что он не просто так ходит.
— Что вы говорите! С натуры или по памяти?
На пятом заходе посреди второго зала Мих вдруг остановился, стащил с себя куртку, отшвырнул к стене третьего зала и сказал:
— Георгий, ты помнишь, что я пришёл просить тебя о помощи? Помоги мне, здесь и сейчас, прошу тебя.
Они стояли слишком далеко, но я видел, как отступил на шаг Гоша.
— Прямо сейчас? — спросил он севшим голосом. — Я думал, у меня есть ещё хотя бы день...
— Прямо сейчас, — ответил Мих, — завтра дня может не быть.
Гоша молчал. Он долго молчал, опустив голову.
— Хорошо, — спокойно сказал он наконец, — я думал, может, этой ночью мне удастся написать портрет вашей спутницы. С огромным количеством косичек, — мне показалось, что ему даже удалось улыбнуться. — Хотя бы набросок. Но нет времени, так нет. Что я должен сделать?
— Георгий, — голос Миха звучал совершенно спокойно, — до тебя ещё никому не удалось связать его на столько лет, и не выпустить. Я говорю тебе совершенно ответственно, и я знаю, о чём говорю — выбросить его из тела куда проще. Только ты должен именно выгнать его, а не позволить ему уйти, иначе он убьёт тебя на выходе и опять скроется. Идеально будет, если ты вышвырнешь его прямо в кандалах, или заляпав краской, или ещё как-то, чтобы он хоть на мгновение потерял ориентацию. Когда ты это сделаешь — беги к западному выходу, в третий зал. Злат, Виктор, Роксана прямо сейчас отходите к восточному выходу, в первый. Фима, встань у западного выхода, возможно тебе придётся оказывать медицинскую помощь.
Мих оглянулся. Фима оторвался от абстракции и занял позицию напротив нас.
— Можете остановиться в дверях и посмотреть, это уже не опасно. Виктор, ещё отдались, Роксана, встань за Злата, а то у мужиков хватит ума кинуться закрывать тебя собой.
Роксана деловито кивнула и спряталась за нас.
Всё это время Мих очень медленно поворачивался, взяв Гошу за рукав. Оказываясь ко мне то боком, то лицом, он рассматривал поле будущего сражения, ведя Георгия за собой. Они описали три полных круга, и замерли в исходной позиции. За спиной у меча маячил один из пейзажей, по поводу которого я как раз раздумывал, подошёл бы мне такой или нет, — лес, поле, речка, избушка, церквушка, — солнечный и немного наивный, куда менее мастерский, чем все остальные Гошины картины, но очень умиротворяющий. В доме он никогда не приестся и не создаст дисгармонии, но у Георгия были и куда более достойные картины, не менее солнечные, зато гораздо более зрелые, которыми и похвастаться не стыдно, а этот гостям не особо и продемонстрируешь.
— Георгий, — совершенно спокойно сказал Мих, оставаясь спиной к картине, — я отойду на полшага, а ты скрути его в последний раз и выкини. Только не забудь — выкини в цепях. Лучше вверх, можешь и на меня, куда тебе удобно. Теперь это не опасно — я тут, и я его жду. И сразу беги, хотя, если ты его прогонишь, не думаю, что его вышвырнет отсюда в момент твоей смерти. Фима, подстрахуй на всякий случай.
Меч усмехнулся. Так, что у меня перехватило дыхание.
— Фактически, окажется, что ты с ним уже не связан. Я так думаю, — подытожил Мих, — но лучше не рисковать.
Он сделал обещанные полшага назад и резко закончил:
— Давай, Георгий, пора.
Секунду, две, три, пять ничего не происходило. Гоша молчал, глядя в пол.
— Шхарик, — засмеялся Мих, доставая из воздуха два меча, — не упирайся, куда ты денешься, ты же всё равно по рукам и ногам скован, а так у тебя ещё есть шанс со мной потягаться. Запомни, пока ты дерёшься — ты ещё жив, а я соскучился, у меня так давно ни одного нормального противника не было, так что я может, ещё и поиграть с тобой пожелаю, всё подольше протянешь. Что такое — тебе, никак, уходить не хочется? Так приятно на цепи сидеть, как сторожевому кобелю? Ну ты мазохист! Или Гоша такие кандалы красивые на тебя надел? О, да ты здесь творчеством столько лет наслаждался, и теперь расстаться с красками не можешь? Обалдеть, какие метаморфозы! Рисовать научился, кистью махать понравилось куда больше, чем клинком? Наслаждение получаешь, когда пишешь? Творишь с Гошей за компанию? Нравится никак? Что там — холст, темпера, масло? Ё, я сейчас разрыдаюсь от умиления — мой ученик ударился в живопись и пишет картины, — вот такие, да?
Шаг в сторону, и Гоша оказывается перед наивным и милым пейзажем. "Одна из самых первых моих работ здесь", — сказал он о нём, застенчиво улыбаясь.
— Прелесть, правда? ГОША, ДАВАЙ!
Тень взвилась над головой Тёмного владыки — скрученная, в обрывках цепей. Развернулась, расправляя крылья, и на миг — совсем неуловимый миг — замешкалась. Рывок — к холсту, краткая заминка, и — удар двумя клинками сразу: в холст и художника. Демон не успел: за ту долю мгновения, что он потерял на пейзаж, Мих успел отшвырнуть Гошу метров на десять в сторону. И сразу — мечом подправить траекторию полёта твари. Клинок тёмного врезался в угол холста, начисто снеся верхушку сосны. Мгновение — тень развернулась и бросилась за Гошей. Мощный удар с левой отшвырнул её обратно к пейзажу. Бросок в мою сторону — удар с правой, картину перекашивает. Рывок вверх — крылья клубятся за спиной сгустками тьмы. От запредельного воя закладывает уши и лопаются стёкла.
— Шхарик, неужели ты хотел доставить мне сомнительное удовольствие убить тебя в спину, пока ты будешь кромсать холст? — у Миха даже не сбилось дыхание.
Выпад, удар, отскок. Осколки каменной крошки на полу. Сквозняк из разбитых окон.
— Или думал, я побрезгую? Да ни в жисть, я тебя сегодня пришью хоть в спину, хоть как, и не поморщусь.
Тень кидается вперёд, Мих парирует удар, опять отшвыривая демона к стене.
— Можешь повернуться и попытаться порезать холст напоследок, если успеешь.
Заминка. Прыжок к пейзажу. Удар в спину развернувшейся тени. Тварь парировала его крылом, но до картины не дотянулась.
— Или ты думал, я не вижу, что Гошины полотна ты едва ли не больше его самого ненавидишь?
Вой на пределе восприятия. Тварь не сводит взгляда с Миха. Ей уже не до холстов.
— Неужели ты надеялся, что я дам тебе их порезать?
Рывок в сторону, сверкающее лезвие опять сносит демона под пейзаж.
— Или ты считаешь, я не догоню тебя, когда ты за повелителем погонишься? Попробуем?
Рывок в сторону Гоши, удар с левой, вой. Рывок в мою, удар с правой, вой. Можно успокоиться — ни меня, ни Гошу Тёмный точно не достанет. И до полотен не дотянется.
Демон выгнул гибкую шею и забил крыльями. Крутанувшись, Мих зацепил ему крыло, разворачивая мордой к холсту.
— Надоело, — едва не зевнул меч. — Ты драться будешь, или тебя так убить?
Тварь зашипела, выпуская смрадный дым в залу. Крылья попытались сомкнуться на клинке и разлетелись дымящимися полосами. Демон отскочил, уворачиваясь от удара.
— Ну? Так и сдохнешь в этом виде?
Тварь кувырком ушла от очередной атаки. Клацнула зубами. Нет — зубами клацнул уже стройный гибкий юноша. Светловолосый и голубоглазый, с трогательными ямочками на щеках и припухлыми детскими губами. В короткой белой тунике и золотистых сандалиях. На лбу — обруч с рубином. Очаровательный юный принц — мечта романтичной и целомудренной девушки. Принц выхватил два меча и пошёл на сближение, тряхнув длинными золотыми кудрями.
Они с Михом кружили друг против друга — и искры от столкнувшихся клинков рассыпались по полу бенгальским огнём. Бросок влево — бросок вправо, но Мих чётко держал противника всё время лицом к пейзажу, пресекая какие-либо попытки рвануть в мою или Гошину сторону. При каждом взгляде на холст лицо юноши искажала отвратительная гримаса. Стоило же ему отвести взгляд, как он начинал застенчиво и трогательно улыбаться, то отражая удары, то осторожно пробуя защиту соперника.
— Шхарик, — спросил Мих, — а для кого ты таким красавчиком вырядился? Если для меня — так уж лучше под девицу коси, у меня ориентация нормальная. Давай, может на девицу у меня рука не поднимется, в отличие от кое-чего другого...
Юноша в ответ провёл серию стремительных ударов.
— Неплохо, — прокомментировал Мих, — а то я уже как-то скучать начал.
Удар. Вихрь. Поворот — Тёмный опять лицом к холсту. Судорожная гримаса.
— Может, с тебя, такого красавчика, попросить портрет написать?
Серия бросков. Кружение растёкшихся по пространству силуэтов. Не успеваю следить.
— А что? Портрет такого юного, такого невинного... неплохо должен смотреться.
Красавец принц молча мечется по пятачку, с которого Мих его не выпускает, золотые кудри не успевают за стремительными поворотами, двигаясь вслед за головой светящейся волной как в замедленной съёмке... Юноша старается не глядеть на картину, но не может. При каждом взгляде на неё его трясёт. Чуть меньше его выворачивает при случайном взгляде на другие полотна. Рябь на очаровательном лице становится постоянной.
— Попозировать не хочешь бывшему Владыке? Повесим твой портрет где-нибудь здесь... рядом с твоим любимым пейзажем... или вон там...
Юноша не выдержал — звериный оскал взорвал лицо серией чудовищных гримас. Коротко рыкнув, он бросился в атаку. Движения смазались. Лезвия превратились в мерцающие круги. На пол брызнула первая кровь — непонятно чья. Да и кровь ли? Мрамор пола под её каплями шипел и дымился. Фигуры слились в смазанные тени, искры гасли на полу рядом с тёмными каплями. Наступила тишина, прерываемая только звоном мечей.
— Ну вот и всё, — как-то вдруг грустно сказал Мих.
Сверкающие радужными бликами клинки свились в спираль, срывая с юноши белоснежную тунику вместе с наивно-удивлённым обликом. За мгновение тот прожил всю свою жизнь — от слегка избалованного юнца и утомлённого пороками молодого мужчины, до того момента, когда не осталось в его облике ничего человеческого, кроме застывшей маски с прорезями безумных глаз.
Звенящая радуга обрушилась на голову демона... в проёме разбитого окна возникло ничто — разрыв существования, поглотивший часть стены, но не могущий сожрать полотен, оставшихся висеть вне реальности, вне рам, вне стен, вне времени... срывая с гадины человеческий облик и развеивая... — три разрыва вспороли зал галереи, ничто рванулось к Гоше с Фимой, к Миху, к нам. Не успеет. Не успеет ударить, это безвременье поглотит его первым... И Гошу... и нас всех...
— Нет! — заорал я, бросаясь наперерез.
— Виктор, стой! — ударил по ушам крик Роксаны...
...скрывавшуюся внутри него чёрную тень.
Удар пришёлся в грудь. Краем уплывающего сознания я увидел, как белый медведь, рыча, бросается в ничто, молотя лапами, а перед Гошей замирает клубящийся туман, разлетаясь в клочья... Зря, подумал я, если он не успел, его выбросит отсюда... Леночка, прости... Как же я так, а?
Глава 28. После драки ногами пинают.
В которой Фима предаётся разврату, а мы с Михом узнаём новые термины.
Виктор
Четверг
— Уроды! ...! Скоты! ...! Твари! — материлась Роксана. — Эту гниду зачем сюда прислали — труп волочь куда положено! А он что? Морок с вихревым ударом! По всем троим, не ну надо ж додуматься? ...! Гадина! ...! Мразь продажная! С кем столковаться успел, это ж какая у него подпитка должна была быть? Не тебя — так Виктора или Гошу! Кого-нибудь да выбросило бы! Не, ну надо ж так додуматься? Уроды! Сама отволоку! Я им всем там устрою! Мих, вот слово даю, на коленях к тебе приползут, сапоги лизать будут! Скоты!!! Какого хрена вообще этого урода прислали, знают ведь, что мразь! Прям не могли меня попросить!!! Злат, умничка, спасибо, теперь он вообще никуда уже больше не выберется! Фима, ну у тебя и реакция, как успел защиту выставить-то? Мих, я там всё на кусочки разнесу!!!
— И чего? Что мне с этого? Мне эти кусочки в... брелок для ключей засунуть?
Так я жив? У-у-у...
-У-у-у...
— Очнулся, кретин? Скотина. Дебил долбанутый! ...! ...! ...! Тебя урыть мало за такие выходки! Тупица! Ты вообще думал чем? Тебя бы убило, меня выкинуло, эта гнида тут бы так разгулялась, на свободе-то! Сам, б..., тебя добью, теперь можно! Слышь, олух, глаза сфокусируй и не придуривайся, что плохо! Сел быстро, пока я тебя пинать не начал!
— Мих... ты это... он же как лучше хотел...
— Благими намерениями ...! Думать надо!!!
— Мих, дык это... не прав ты...
— Я не прав?!!! Я не прав — да!!! Я дюжину раз не прав!!! Надо было этого дебила в самом начале пришибить! Да — неправ! Знаю я! Дайте мне поорать, вам что, жалко?
— Ладно, успокойся, ты всё равно его раньше убил, чем Виктора зацепило. Не прикидывайся, что не видел.
— ...! В ...! На ...! Дура! И что, мне от этого легче?!! А если бы нет?!
— Мих... Ми-их... ты бы это... извинился? Спасал же тебя... это.. как умел... обошлось же?
Злат, да что бы мы без тебя здесь делали-то...
— Извиниться? Злат, да не трогай меня! Не буду я его пинать... Ну что вы все на меня уставились? Да, я неправ. Ну неправ я! Довольны? Даже извинюсь... Вот: Виктор, извини меня, я был неправ. Хотя если бы удар не срикошетил — был бы очень даже прав! Только уже не здесь! Тупица! Твоё счастье, что креста не только вампиры боятся! И всё равно думать надо! Дубина цивилизованная! Рефлексы, скотина, контролировать надо, не животное же!
— Мих, ну какие рефлексы — это благородный порыв был, успокойся, их как раз тормозить и не надо...
— Благородный порыв?! А не пошёл бы он в... со своими благородными порывами! Нам бы тут этот благородный порыв в такое аукнулся!!! Не цепляйся! Отпусти, меня! Ежу понятно, что я быстрее! Недоумок! Тупица! Кретин тупорылый! ...!
-Так ведь не аукнулся? Почём ты знаешь — не прыгни он, его бы, может, на месте ударом снесло, безо всякого рикошета... и до того, как ты ударил. Смотри, где волна прошла. Видишь? Извинись давай.
— Я уже извинялся! Я тебе что — эм-пэ-три, по сто раз повторять? Оглохла? Или этот урод оглох? Мне тут до завтра извиняться? Да не отпихивайте меня! Ну что вы оба разом... Ну вижу, вижу... возможно, я и неправ.... Ну всё, всё... ну всё, я сказал... не надо меня толкать.. я уже спокоен... почти...
— Отошёл? Давай, мне еще его тащить, тоже радости мало, думаешь, приятно?
— Давай я отволоку.
— Угу, и всем кому ни попадя по дороге морды набьёшь? Смотри — день какой хороший, убил ты его, наконец, радоваться надо, а не психовать. Ну? Полегчало?
— Издеваешься, да?
Я со стоном приподнялся на локте. Вот дурак! Вот действительно как есть дурак! Фима поддержал меня и помог сесть. В глазах мутновато, но смотреть можно. Главное, головой не вертеть быстро — кружится.
На полу среди осколков стекла лежал полуторный меч. Покрытый черной окалиной, изъязвлённый ржавчиной и зелёными пятнами. Мих помялся, отцепил от себя Роксану, постоял, вздохнул, пригладил бороду и волосы. Потом отошёл от меня, нагнулся, взял меч в руки и попытался переломить. Не получилось. Тогда он сломал его о колено и бросил обратно на пол.
— Роксана, — оглянулся он, — принимай работу. Она, правда, почти вся Гошина... Спасибо тебе, Владыка.
