— Александр!
— А-а-а... Это ты... — с трудом подавил досаду паж. Незаметно оглянулся и отступил в амбразуру окна.
— Я уезжаю... Меня отсылают домой... — пожаловался виконт.
— Я уже понял, — голос Александра звучал ровно и обыденно, хотя сам по себе отъезд юного вельможи не мог не радовать шевалье.
— Мерзавцы!!
— Ну что ты... Просто — принцы, — возразил паж.
Водемон всхлипнул:
— Но это же гадко! И несправедливо!.. Они не имели права!...
— В том-то и дело, что имели, — вздохнул Александр.
— Ты не понимаешь! — в запальчивости выпалил юный виконт. — В конце-концов это я принадлежу к старшей ветви Лотарингского дома, а вовсе не они! Они не имели права мной командовать!
Шевалье Александр бросил на его сиятельство косой взгляд и нахмурился.
— А они... они пообещали нажаловаться кузену... герцогу Лотарингскому...
— Вот, значит, как... — тон королевского пажа похолодел.
— И теперь... через два часа... я должен покинуть Париж, — упавшим голосом сообщил Эммануэль. — И я ничего не могу сделать! — с отчаянием закончил он и расплакался.
Шевалье Александр смотрел на "золотого мальчика" остановившимся взором, чувствуя, как в груди закипает раздражение и гнев.
— Прекрати, — процедил он сквозь зубы. — Увидят.
— А... плевать... — всхлипнул Водемон.
— Проклятие! — уже не скрывая раздражения, проговорил паж. — В конце концов — ты мужчина!..
При всей серьезности данное внушение не произвело на юного виконта ни малейшего впечатления. Его сиятельство плакал как самый обыкновенный уличный мальчишка. Шевалье де Бретей вздохнул и переменил диспозицию, стараясь заслонить всхлипывающего Эммануэля от любопытных глаз. Особым успехом его усилия не увенчались, так как даже согнувшись от рыданий виконт де Водемон был крупнее и выше королевского пажа.
— И что в этом такого ужасного? — возобновил уговоры Александр, тревожно оглядываясь — не дай Бог кто-нибудь заметит плачущего виконта! Шевалье не сомневался, что при дворе найдется достаточно доброхотов, способных довести до сведения лотарингцев, будто его сиятельство расстроился именно из-за него. — Съездишь домой, повидаешься с отцом, с братьями-сестрами... Тебе можно только позавидовать...
Водемон хлюпнул носом и попытался вытереть его рукавом. Александра передернуло. Он еще мог понять парижских оборванцев, не имеющих под рукой платков. Но вид знатного вельможи, приспособившего под платок собственный рукав, вызывал у шевалье естественное чувство брезгливости.
— У тебя что — нет платка?!
— Камердинер забыл... в карман положить... Сволочь... — всхлипнул виконт.
Александр раздражено швырнул виконту собственный платок.
— На... Вытри нос...
Его сиятельство послушно высморкался, пару раз всхлипнул, утер струящиеся по лицу слезы, спрятал платок в карман.
— Тебе бы тоже лучше куда-нибудь убраться, — проговорил виконт неожиданно спокойным тоном. — По-моему, Жорж и Анри решили тебя прикончить...
Александр замер. Четвертый раз настал быстро. Гораздо быстрее, чем он предполагал.
— Куда же я... "уберусь"? — растерянно проговорил паж. — Мне некуда... "убраться"...
— Как знаешь, — в голосе Водемона послышалось раздражение. — Мое дело предупредить, а уж ты... — виконт резко замолчал, будто прикусил язык. Отвернулся. Впрочем, быстрый взгляд, брошенный им на шевалье Александра, и так был достаточно красноречив: "Кузены были правы, — размышлял юный вельможа. — Шлюха шлюха и есть. Никогда не откажется от своего ремесла, что бы ему не втолковывали... Скотина неблагодарная!"
Шевалье де Бретей вспыхнул от гнева, стыда и беспомощности. "Да что же ты со мной делаешь, стервец?!" — чуть было не закричал он. "Навязался на мою голову..."
— Ты еще не знаешь, с кем связался, — заметил Эммануэль, вновь вытаскивая платок и сморкаясь. — Им человека убить, все равно, что муху прихлопнуть... И вообще, если бы не я... Знаешь, они хотели, чтобы ты за три тысячи прямо там их обоих...
— Довольно! — шевалье Александр вскинул голову с тем гордым и властным видом, который так восхищал господина Тестю, забавлял барона де Нанси, бесил герцога де Гиза, то удивлял, то раздражал графа де Лош. — Довольно, — повторил юноша, — я не желаю об этом слышать.
— Ну... как знаешь, — смешался виконт.
Александр на миг прикрыл глаза, глубоко вздохнул. Так вот зачем его звали. Вот почему пажи и дворяне лотарингских принцев смотрели на него с таким любопытством и... брезгливостью. Конечно, кто он для них? Шлюха и только. "Дворянин не может быть другом шлюхи", — с отчаянием вспомнил шевалье собственные слова.
Виконт де Водемон стоял перед Александром в полной растерянности. Что-то злое и неправильное происходило на его глазах, что-то странное и противоестественное, но его сиятельство был слишком юн, чтобы догадаться, что именно его мучит. Со свойственным большинству принцев тщеславием шестнадцатилетний виконт счел, что причина его смутного беспокойства таится в той досаде, которую каждый благородный человек обязан испытывать, обнаружив, что одарил своим вниманием недостойного. "Конечно, три тысячи ливров на дороге не валяются, — со вздохом признал Эммануэль. — Александр злится на меня из-за этих денег. Вон даже в лице переменился. Конечно..." Шевалье де Бретей поднял голову и виконт отшатнулся, столько горя было в глазах королевского пажа. "Господи, да как он не понимает, что, приняв деньги от моих родственников, он бы меня опозорил?! Шлюха! Шлюха! Шлюха!" — отчаянно шептал юноша, беспрестанно всхлипывая.
Александр порылся в кармане, вспомнил, что отдал платок Водемону, постарался сдержать слезы. Неужели его пощадили только из-за сиятельного юнца? Ну, конечно, пожалели кузена. Они ведь не знали, что Водемон ревет вовсе не из-за шевалье Александра.
Молодой человек покачал головой. Нет, чепуха, он же все видел. Они не собирались щадить ни его, ни Водемона — никого. И Гиз был разочарован, когда граф де Лош заговорил о другом. Его пожалел Лош. Интересно, почему? Может быть, потому, что заботился о нем тогда... в Блуа? Что ж, его сиятельство проявлял к нему доброту трижды, а это гораздо больше, чем можно ожидать от любого принца. Но теперь время доброты миновало и его попросту прирежут, да еще ни за что, ни про что. Ну и пусть! Что такого в этой жизни, чтобы цепляться за нее, таскать на себе кольчугу, выкупать свою жизнь у парижских браво, скрывать от всего света свой дом? Завещание у него уже есть и менять там нечего. Пьер? Пьер не пропадет. С деньгами в этой жизни еще никто не пропадал... или почти никто. Вот только Мотвиль... С Мотвилем то что будет?!
— Я пойду, — прошептал Водемон, чувствуя все большую неловкость от своего нахождения в обществе недостойного. — Мне надо собираться.
Александр поднял взгляд на его сиятельство. Два мальчишки — тринадцати и шестнадцати лет — стояли друг против друга, не зная, что сказать на прощание, и стоит ли вообще что-либо говорить. Наконец, виконт прервал молчание:
— Мне пора... Пусти...
Шевалье де Бретей безропотно посторонился и его сиятельство сделал шаг, другой. Неуверенно оглянулся и почти сразу же отвернулся.
— Эммануэль! Подожди, не уходи! — торопливо позвал юный шевалье.
— Ну? Чего тебе? — проворчал, останавливаясь, виконт.
— Ты можешь мне помочь?
Его сиятельство уставился на пажа, не веря собственным ушам. Шевалье Александр никогда никого ни о чем не просил, и виконт совершенно потерялся.
— Не знаю, — пожал плечами "золотой мальчик".
Александр покраснел, побледнел, провел дрожащей рукой по лбу.
— Нет, ты не думай, мне ничего от тебя не нужно... Но как же Мотвиль?
— Какой такой Мотвиль? — удивился Эммануэль.
— Тот мальчик... паж короля... за которого ты заступился... — прошептал Александр.
— А что с ним такого? — не понял шевалье де Водемон.
Александр сглотнул. Прежде он жил сам по себе и потому не умел просить, и даже не пытался учиться этой науке. Но сейчас у него на руках был Мотвиль и он должен был заботиться о нем, должен был просить за него, умолять, даже если его просьбы и мольбы окажутся напрасными.
— Он ведь маленький... его любой обидеть может, — пояснил паж. Водемон молчал и Александр заторопился, боясь, что сейчас виконт развернется и уйдет: — Ему нельзя оставаться при дворе... Он не сможет себя защитить... А ты уезжаешь. Возьми его с собой... пожалуйста. У тебя же может быть свой паж... или у твоего отца, — несмело предложил Александр. Щеки, уши и даже лоб шевалье де Бретея пылали. Он ненавидел и презирал себя за почтительный и просительный тон, за дрожащие руки, за выступившую на лбу испарину. Но другого выхода не было. Только виконт де Водемон мог помочь Жилю.
— Мотвиль послушный мальчик, правда, — и все умеет, что надо уметь пажу. И он очень хорошего рода... — продолжил сбивчивые уговоры Александр.
— Но он на службе, — возразил Водемон.
— Он подаст в отставку, королю плевать, он отпустит его! — торопливо проговорил паж. — Ты что думаешь, Карл помнит всех своих пажей по именам? Да он их даже в лицо не запоминает, ей Богу!
— А что скажет мой отец? — с некоторой опаской поинтересовался его сиятельство.
Александр умолк. Если граф де Водемон хотя бы немного походил на Генриха де Гиза, Мотвиль вряд ли мог рассчитывать на сочувствие дяди герцога Лотарингского. Может быть, обратиться за помощью к господину де Нанси? А смысл? — вздохнул паж. Капитан королевской стражи был слишком занятым человеком, чтобы уделять внимание какому-то мальчишке, и был слишком тесно связан с королевским двором, чтобы найти Мотвилю место за пределами Парижа. Ну куда он сможет его спрятать? В армию? Так для армии Мотвиль слишком мал.
— Жиль не виноват... Буасе принудил его... силой, — пробормотал юноша. — И, ей Богу, Мотвиль не опозорит твою семью... Да он всю жизнь будет вам благодарен! А твой отец... Скажи ему правду, расскажи все, как есть... Что ты спас мальчика... Что без тебя он бы пропал... Ну неужели ты не можешь ничего для него сделать?! Неужели тебе на него плевать?!!
— Шевалье! — виконт де Водемон возмущенно топнул ногой. — Вы забываете, с кем разговариваете!
Глаза пажа широко распахнулись, затем он виновато опустил голову и незаметно смахнул с ресниц слезы.
— Ради Бога, ваше сиятельство, простите, я не хотел вас оскорбить, — проговорил шевалье де Бретей, судорожно сжимая в руке берет.
Виконт приоткрыл рот, недоверчиво уставившись на Александра. Все это настолько не походило на обычное поведение шевалье, что Водемон заподозрил какой-то розыгрыш всегда готового на насмешку пажа. Впрочем, ни тон, ни поза шевалье Александра, в которых даже самый придирчивый наблюдатель не смог бы разглядеть и тени иронии, не давали юному вельможе оснований для подозрений. Виконт приосанился. Хотя он чуть ли не на голову возвышался над шевалье де Бретеем, временами у Эммануэля возникало неприятное ощущение, будто разбойник смотрит на него сверху вниз. Однако сейчас никто не смог бы ошибиться, кто из молодых людей был выше — во всех отношениях.
— Я прощаю вас, шевалье, продолжайте. Но не затягивайте этот разговор — я спешу, — холодно произнес виконт.
— Я не задержу вас, ваше сиятельство, поверьте. Я только хочу сказать, что кроме вас никто не сможет помочь Мотвилю. Вы так много для него сделали... Вы спасли больше, чем его жизнь — вы спасли его честь. Прошу вас, ваше сиятельство... окажите ему покровительство... и в дальнейшем...
"А все-таки кузены были правы", — с растущим удовольствием размышлял Эммануэль. "Стоило только прикрикнуть на стервеца, стоило только заговорить с ним строгим тоном и он сразу понял, где его место. А я-то, дурак, относился к нему, как к равному", — пожал плечами юный вельможа.
— Ну что ж, шевалье, если вы успеете уладить все формальности за два часа, я приму шевалье де Мотвиля под свое покровительство, — величественно произнес виконт. — Но поторопитесь, я не намерен вас ждать.
— Благодарю вас, ваше сиятельство, — по всем правилам этикета поклонился паж. — Через час шевалье де Мотвиль явится в отель Водемонов.
Небрежно кивнув на поклон Александра, юный вельможа прошел мимо королевского любимца. Настроение лотарингского принца неуклонно повышалось. Ему казалось, что с его плеч свалился тяжкий груз. Водемона так и подмывало перепрыгнуть через ступеньку или подняться на самый верх лестницы и съехать вниз по перилам, однако гордый одержанной победой, виконт шел важно и неторопливо, откинув назад голову и выпрямив спину.
А все-таки, хорошо, что он уезжает. За те несколько месяцев, что он проведет дома, при дворе успеют забыть и про его дурацкую дуэль, и про его не менее дурацкую дружбу с шевалье Александром. И как он мог быть так глуп, чтобы принять шлюху за благородного человека? Если бы не кузены — страшно подумать, чем бы это могло закончиться. Нет, хорошо иметь родственников, которые любят тебя и заботятся о тебе. И угораздило его им надерзить! Да они просто святые, раз после этого не нажаловались на него герцогу Лотарингскому или его отцу.
Водемон вышел во двор Лувра и с непривычным высокомерием отдал конюху приказ вывести к нему коня. Ничего! В следующий раз он будет умнее. Но жаль, ей Богу, жаль, что Жорж и Анри не видели, как он разговаривал со стервецом. Тогда они непременно бы признали, что он уже взрослый и ему нет нужды покидать Париж, а он бы гордо объявил им, что сам хочет отправиться домой, дабы загладить последствия своей опрометчивости.
Виконт де Водемон рысью выехал за ворота Лувра. Апрельское солнце было по летнему жарким, небо над Парижем весело голубело, так что юноша не удержался и на целый час застрял на мосту Менял, глазея на уличных мальчишек, которые лихо ныряли с моста в Сену. Увлекательное зрелище окончательно излечило шевалье от несвойственной ему печали и юный вельможа вскоре забыл о кузенах, Мотвиле, Александре и даже о своих недавних слезах.
Правда, и кузены, и Мотвиль не замедлили напомнить о себе его сиятельству. Первый, кого увидел виконт по возвращению в отель Водемонов, был его новый паж, уже успевший снять пажеский наряд с цветами короля Карла и облачиться в простую дорожную одежду, на удивление маленький, тихий, растерянный и очень, очень почтительный. Но самое главное — Эммануэля ожидали два кошелька с вышитыми гербами Лорренов. В одном, украшенном гербом герцога де Гиза, обрадованный виконт обнаружил сорок тяжелых монет по десять ливров каждая, а в другом — с гербом графа де Лош и де Бар — с еще большим восторгом нашел двести новеньких золотых экю. Нежданный подарок и скорое прощение рассерженных кузенов так обрадовали юного вельможу, что, расщедрившись, он вручил растерявшемуся Мотвилю десять ливров, даже не догадываясь, что благодаря заботам шевалье де Бретея кошелек пажа не многим уступал кошелькам лотарингских принцев.
