Зал затих. За столом Малфоя улыбались уже не так радостно.
Дамблдор громко хмыкнул.
— Итак, — продолжил он. — В связи с тем, что в свете последних событий некоторые ученики заработали некоторое количество баллов… Подождите, подождите… Ага…
Дамблдор задумался — или сделал вид, что задумался.
— Начнем с мистера Невилла Лонгботтома, — улыбнулся Дамблдор, — за великолепное знание гербологии и настоящее мужество перед лицом врага, достойное Истинного Гриффиндорца, я присуждаю мистеру Лонгботтому пятнадцать баллов!
«Очень щедро на фоне тех пятидесяти за ночную прогулку», подумал Гарри, но Невилл сиял подобно «Люмосу», и он решил оставить свои мысли при себе.
— Теперь что касается мистера Рональда Уизли…
Рон побагровел и стал похож на Джинни там, на вокзале.
— …за лучшую игру в шахматы в истории Хогвартса и расчетливое самопожертвование я присуждаю факультету Гриффиндор пятнадцать баллов!
Все снова заорали, а громче всех орал Перси, донося до всех имеющих уши, что это был его, Перси Уизли, брат, и что он выиграл одновременно у двух профессоров: МакГонагалл и Флитвика. «Видимо, Гермиона разболтала, что они делали ловушки вдвоем», — подумал Гарри. Впрочем, это же не было его секретом, так что она имела полное право на это.
Наконец снова наступила тишина.
— Далее… мисс Гермиона Грейнджер, — произнес Дамблдор. — За умение использовать холодную логику перед лицом обжигающего пламени и великолепное владение метлой я присуждаю факультету Гриффиндор пятнадцать баллов.
Гермиона закрыла лицо руками. Гарри почему-то показалось, что она расплакалась.
За их столом творилось что-то невообразимое — за одну минуту факультет заработал сорок пять баллов и почти догнал Слизерин, а ведь Дамблдор еще не называл имени Гарри…
— И наконец, мистер Гарри Поттер, — объявил Дамблдор, и в зале воцарилась абсолютная тишина. — За железную выдержку и фантастическую храбрость я присуждаю факультету Гриффиндор двадцать баллов!
Гриффиндорцы вскочили, и их вопль долетел, казалось, до Хогсмида. Они прыгали и махали руками. К ним присоединились Рэйвенкло и Хаффлпафф, довольные не столько выигрышем Гриффиндора, сколько проигрышем Слизерина. Внезапно Гарри почувствовал руку Гермионы на своем плече, она нагнулась к его уху и прошептала:
— Ты мне веришь, Гарри?
— Да, — шепнул он. Странно, что они услышали друг друга во всей этой вакханалии.
— Верь мне, пожалуйста, верь мне, что бы ни случилось! — Гарри с удивлением обнаружил, что Гермиона действительно едва ли не плачет.
— Что…
— Сейчас услышишь.
И Гарри услышал — как профессор Снейп стучит вилкой по кубку.
— Мисс Грейнджер, — голос ненавистного зельевара был холоден, как то самое зелье. — Помнится, Вы обещали мне повторить прилюдно то, в чем признались мне в известном Вам месте.
— Да, профессор, — Гермиона встала, прямая, как струна:
— Я… Простите, Директор, я должна признаться. Я… На квиддиче, на самом первом матче, я… по ошибке подожгла мантию профессора Снейпа. Я думала…
— Вы не думали, мисс Грейнджер. Заучивать наизусть книжки и думать — разные вещи. Что ж, в свете вновь открывшихся обстоятельств, за нападение на преподавателя я поставлю вопрос о Вашем исключении из школы, с известными Вам последствиями. А сейчас — пятнадцать баллов с Гриффиндора, за неумение правильно определять врагов.
В зале вновь установилась полная тишина. Снейп только что лишил Гриффиндор всех начисленных Гермионе баллов. Теперь счет был равным. Но было что-то более важное, чем вся та детская игра в «кто круче»: исключение. Гарри лихорадочно вспоминал, что же такое «известные последствия» — и внезапно, под звон ключей, вспомнил страшилки, которые Шимус с Роном рассказывали магглорожденному Дину, когда тот, психанув после особо неудачного урока Трансфигурации, грозился, что уйдет из Хогвартса: Гермионе уничтожат магию и сотрут память. Она не будет помнить ни его, Гарри, ни Рона с Невиллом, ни то, какой умной и храброй она была весь этот год.
Так это или нет — все равно, вопрос убийства Снейпа перешел в практическую плоскость. В конце концов, он уже убил одного профессора и — что характерно — в том числе, защищая Гермиону…
Если бы не руки, если бы не замотанные руки… Впрочем, руки были замотаны только у него, и по рядам гриффиндорцев прокатилась волна шороха: палочки покидали карманы и кобуры. Интересно, выдержит ли Снейп семь десятков проклятий, пусть даже и от всего-навсего учеников? И что начнется потом? Гарри с мрачным злорадством заметил, что за столом преподавателей сменили позу не только МакГонагалл, но и, как минимум, Флитвик, а в руке Хагрида вместо столового ножа мелькнул граненый стилет, кажется, тот самый, звереющий от крови.
Дамблдор уже хотел что-то сказать, но зельевар опередил его:
— В случае же, если исключения не произойдет, следующий год Вы начнете с отработок, — снова пауза и снова недостаточная для того, чтобы директор вмешался, — и, мне кажется, не все Ваши заслуги были оценены должным образом, мисс Грейнджер, по крайней мере, не все из известных мне лично.
Гермиона по-прежнему стояла с высоко поднятой головой. Сейчас Снейп придерется еще к чему-то…
— За грамотное применение тех же самых чар в более подходящей ситуации Гриффиндор получает два балла, мисс Грейнджер.
И, после паузы, достаточной для того, чтобы до всех дошло, что это были не «минус два», а «плюс два», обратился к декану Гриффиндора:
— Поздравляю с заслуженной победой, Минерва, — и, словно не замечая пары сотен ненавидящих и семи десятков ошарашенных взглядов, отпил из кубка.
* * *
Ни успокаивающая речь Дамблдора, ни смена декораций — превращение зелено-серебряной змеи в красно-золотого льва, ни появление на тарелках еды не смогли унять ропота за столами.
Плечи Гермионы тряслись, Рон, Невилл и близнецы стояли вокруг, сдерживая натиск толпы с трех факультетов, а Лаванда, Парвати, Анжелина, Алисия и Кэти гладили девочку по спине, успокаивая и что-то нашептывая. Гарри с его чертовыми замотанными руками даже не мог обнять подругу и сидел дурак-дураком. Наконец, когда голод уже начал брать свое, толпа рассосалась, Лаванда поколдовала (в переносном смысле) с лицом Гермионы, и та снова присела рядом с Гарри.
— Он… Он узнал сам, — шепнула ему девочка, — он действительно мысли читает. Когда он меня нес, вверх, он мне в глаза посмотрел. Всего-то в глаза. А я не верила. И так страшно стало, и больно, в голове. А он говорит, ядовито так: «Надеюсь, Вы не будете поджигать спасателя на этот раз, мисс Грейнджер…» И я ему все, все рассказала. И к-клятва не п-помогла.
— Успокойся. Это же был не мой секрет, так что все правильно.
— Все равно. А он так дернул плечом и говорит: «Что ж, посмотрим, хватит ли у Гриффиндора храбрости признаться в этом прилюдно». Я тогда ничего не сказала, сразу же профессор Спраут прибежала, и я рассказывала, как Силки сожгла. А потом забыла, за тебя волновалась. А сегодня он м-меня в коридоре встретил утром, я из библиотеки ш-шла, и н-напомнил. И я п-пообеща-ИК-а-ала-а-а-а!
Чтобы старания Лаванды не пропали даром, Гарри следовало что-то предпринять, причем срочно.
— Гермиона, — сказал он уже громко, — я не думаю, что взрослому профессору стоит гордиться такой эээ… моральной победой над двенадцатилетней девочкой. И… все хорошо, и ты все сделала правильно.
— А он в конце зассал, — добавил Рон, — и баллы вернул.
— Так что это ты его п-победила, — добавил Невилл.
— И после такого тебя точно не исключат, — добил попытку истерики Гарри и вдруг понял, что он полностью прав.
Во-первых, этого не допустит Дамблдор и профессор МакГонагалл. Во-вторых, Снейп сказал, что «будет добиваться» исключения, а Гарри смутно помнил, что уже обращал внимание на тонкость этой формулировки. Мало ли кто чего будет добиваться. Да и отработки в начале следующего года он не случайно упомянул: знал, что не выгорит. В-третьих…
— Помнишь, Гермиона, профессор Флитвик перед самым походом в Запретный Коридор сказал, что именно тебе исключения бояться нечего? Я думаю, на ближайшем собрании они все его живым съедят. И если он поднимет этот вопрос еще раз — тоже.
Тут явно было еще что-то, но Гарри не мог вспомнить или понять что.
Гермиона слабо улыбнулась, и Гарри требовалось срочно закрепить успех. Почему-то вспомнилась автобусная остановка в Литтл-Уингинге. И дождь. И пиццерия, только он не помнил, с кем он там ужинал тогда.
— Слушай, — сказал он, — есть хочется, просто жуть. А я не могу — потряс он забинтованными пальцами. — Ни вилку, ни ложку, ни котлету не удержу. Гермиона, будешь моими руками?
— Да, Гарри Джеймс Поттер. Я буду твоей правой рукой. И, — с сомнением сказала она, оглядывая поле предстоящей деятельности, — пожалуй, твоей левой рукой тоже. А то одной руки не хватит. Только на этот раз давай без клятв?
— Не-не-не, — замахал своими собственными руками Гарри, — клятв и не надо, это ж не магия. Без них проще, а результат тот же, да?
Гермиона, наконец, улыбнулась по-настоящему, придвинула тарелку Гарри к себе поближе и начала нарезать свиную отбивную мелкими кусочками. Она аккуратно кормила его и с ложечки, и с вилочки, и просто руками. Гарри блаженствовал и совершенно не замечал, как в паре десятков ярдов остановилась в нижней мертвой точке челюсть профессора Дамблдора.
К сожалению, и на Солнце есть пятна, а блаженство вечным не бывает.
— Поттер, — раздался знакомый манерный голос. Разумеется, это был до смерти надоевший ему Малфой, и, разумеется, на полшага сзади стояли также до смерти надоевшие фигуры Крэбба и Гойла, — выглядишь довольно жалко для волшебника. Ты не только палочку, даже вилку держать не можешь. И как ты будешь защищать своих предателей крови, сквибов и гр…
— Малфой, — перебил его Гарри, срочно проглотив ломтик картошки, который несколько секунд назад закинула ему в рот Гермиона, — а зачем мне палочка? Хозяина твоего отца я победил голыми руками. Вот этими самими, да. Желаешь проверить?
По сторонам послышался знакомый шорох, правда, не такой дружный, как тогда, во время эскапады Снейпа. Но за десяток палочек — Рон, Невилл и команда — Гарри мог бы поручиться. Ну или, как обычно, поставить на кон шляпу.
— Интересно, чего ты стоишь без толпы прихлебателей, — фыркнул Малфой. — Пошли, парни.
— Кто бы говорил о прихлебателях. И да, вали отсюда, — бросил в спину блондинистому поганцу Рон.
— Он п-придет к нам в купе, — сказал вдруг Невилл, — т-точно придет. Год кончился, теперь он м-может. Напасть. И я видел, как незадолго до того, как он встал и подошел к нам, с ним разговаривала та слизеринка, с которой ты занимался. Мэри вроде. Не знаю, что это значит.
Гарри задумался. Почему-то ему показалось, что, если бы не чертова память, он быстро сообразил бы, в чем дело.
— Ничего. Придет — встретим, — твердо сказал Рон.
— Гермиона, не могла бы ты положить мне кусок пудинга? А то уже сладкого захотелось. Спасибо, — закрыл тему Гарри.
Еще через полчаса банкет стал затихать, и они снова поднялись в спальню мальчиков — собрать вещи перед дорогой.
Куча шоколадных лягушек, альбом, учебники, просто книжки (та самая, серая, которой пока завладела Гермиона, и еще несколько — вполне безобидных, вроде сборника детских сказок или пачки подростковых комиксов), да еще и пополнявшаяся Гермионой весь год Пророческая Папка никак не желали умещаться в чемодан. В принципе, газеты, сказки и комиксы можно было бы и выбросить, но то ли Гермиона действительно укусила его тогда на вокзале, то ли еще что — но Гарри решил, что книжки он заберет обязательно, все какие есть. Так что он недрогнувшей рукой начал раздавать сладости соседям по спальне.
— Гарри, — внезапно спросил его Рон, — а можно, я возьму твою шарманку? У меня отец собирает всякие маггловские штуки, а ругать меня за наши приключения будут долго и нудно.
— Конечно, бери, — улыбнулся Гарри, — я же даже не помню, откуда она у меня взялась, может, подарили, может, нашел… А от Молли чем будешь откупаться?
— Мама музыку любит. Так что ей тоже подойдет.
— Какая тут музыка, только Пушка убаюкать и годится.
— Ты моего отца не знаешь, — усмехнулся Рон, — он эти маггловские штуковины очень любит усовершенствовать. Так что к августу она Селестину Уорлок петь будет. Ты обязательно приезжай к нам летом, сам увидишь.
— Гарри, — раздался голос Гермионы — разумеется, она все еще сидела в углу с тем самым серым томиком, — а что это за книга?
— Не знаю, — ответил тот. — Наверное, это та, что Дамблдор прислать обещал. Слушай, а давай я тебе оставлю пока? Я там вряд ли что быстро пойму, а ты умная, ты сможешь, а потом нам расскажешь?
— Спасибо! — взвизгнула Гермиона и убежала, распространяя вокруг себя волны библиотечного счастья.
Гарри вновь попытался прижать крышку чемодана коленом, пока Рон и Невилл возились с замками.
Под стук колес
Они заняли свободное купе вчетвером. Гермиона пошепталась о чем-то с близнецами Уизли в коридоре, они кивнули и куда-то сбежали.
Поезд тронулся. Гарри провожал взглядом Хагрида, который махал им ручищей — сначала он шел рядом с окном, потом, по мере того как поезд набирал ход, начал отставать, пока вообще не скрылся за поворотом.
Вопреки ожиданиям, ни Рон, ни Невилл, ни Гермиона не спешили завязывать разговор. К его сожалению, Гермиона села не рядом с ним, а напротив, как и он, у окна, задумчиво разглядывая проплывающие за ним пейзажи. Со стороны двери их прикрывали Рон с Невиллом. Оба парня как будто отвернулись от них двоих, в купе чувствовалось напряжение.
В приоткрытую дверь Гарри увидел Мэри. Она прошла мимо и подмигнула ему. Рон напрягся:
— Шшш! — коротко прошипел он. В коридоре послышались шаги, дверь распахнулась, три палочки уставились внутрь…
— «ЭКСПЕЛЛИАРМУС!!!» — прозвенел тройной крик, три тела — два крупных и одно мелкое, белобрысое, треснулись спинами в окно напротив их купе. Дверь захлопнулась, запертая тут же «Коллопортусом» от Гермионы, и на все про все — три секунды. Ну, может быть, пять.
