— Тогда — сиди здесь и охраняй девочек. Ты у нас пока приезжий, мы сами. Если ты прав — этих уродов на куски разорвут. Не думаю, что пока сестрам тут что-то грозит, но, на всякий случай… Тем более, ты, с твоих слов, парень обстрелянный…

Не уверен, что Заедов мне поверил. Но грузовик куда-то убыл, а через четыре часа в городе началась стрельба. Стреляли много и зло, лупили пулеметами и даже что-то взрывалось пару раз, посерьезнее гранат! Я разложил свои стволы и привел их в готовность, даже дал по пистолету Ирине и Тане. А вечером вернулся Михаил Трофимович, молча отдал Ирине три(!) расписки и спросил:

— Выпить чего-нибудь есть?

Девушка было кинулась ставить кофе, я же сразу достал бутылку рома, еще из Порто-Франко, и набулькал в ближайший стакан грамм сто. И тут же еще столько же — Заедов глотал шестидесятиградусное спиртное, что воду... Я молча налил третью и кивнул Тане:

— Скажи сестре, пусть поесть чего принесет, тут дело серьезное. — а потом уже участковому — Судя по стрельбе, да и по твоему виду — я прав оказался?

Заедов потер лицо ладонями и глухо выдохнул:

— Еще как прав. Там такое… Детей вытащили только двенадцать, и те в таком состоянии, что… Выродки! Наши как увидели, вызвали армейцев и госпиталь, а сами подняли всех, до кого достали, и на штурм банка. Только у тех, похоже, какая-то тварь на радио сидела, так что нас встретили… Машину одну РПГ-хой сожгли, да и снайпера, уроды, троих наших положили раньше, чем мы сообразили. Пока их подавили, пока подогнали бэтры, есть тут у некоторых кое-что, пока вышибли ворота вместе с забором… Один «бардак» сгорел вместе с экипажем, снайперы и дернуться не давали, башнер орал, живой был еще… там этих уродов человек тридцать оказалось, а нас не больше полусотни — сначала... Пока весь город подняли, пока шахтеры подтянулись, да и армейцы добро получили… Потом тупо задавили уродов огнем. Кстати, Бриневского вместе с сыночком, ты его сегодня видел, взяли живьем, второй сдохнуть сумел, мразь! Завтра судить будем, и…вешать, наверное. Народ организуется в милицию, армейцы прибыли и сейчас внимательно шерстят документы. Да, один капитан спросил меня, почему вдруг мы поперлись в детдом, еще так интересно спросил… как-то так: «Если б не знал точно, что он в госпитале, сказал бы, что без Маньяка тут не обошлось! Слишком на него похоже, тихо жить не может…». Ты не в курсе, про кого это он?

— Как капитана звали? — уточнил я.

— Маслов, кажется. А что, знаком?

— Слушай, Трофимович, может, еще по стопарю, а? Тебе легче будет, да и мне не помешает грамм пятьдесят. — перевел на другое разговор я. Заедов не стал настаивать, но вот смотрел на меня абсолютно трезвым взглядом. Нда, разговор не последний… Ну и ладно, переживем.

Верхний Волок, 36-е число 9-го месяца, день.

Ох и погода. С утра дождь, вечером наверняка тоже будет дождь, сейчас нет дождя, но влажность такая, что лучше бы был дождь… Я мокрый и злой. Одолженный мне дождевик бесит своей жесткостью и размером — маловатый он для меня. На ногах — промокшие «непромокаемые» канадские армейские ботинки. На голове — панама-«афганка» и капюшон, кепка мокрая от пота, все остальное от дождя. В руках винтовка FN, без оптического прицела — он в такую погоду и нахрен не нужен, один черт не видно ничего дальше полусотни метров. Винтовку я стараюсь прикрыть от влаги, что получится — увижу позже. Под плащом — швейцарский агрегат, «короткий». Дождь прекратился минут сорок назад, и вот-вот сорвется снова. Охота, туды ее…

Выехали утром — оказалось, Игорь не участвовал в бою, работал эвакуатором из детдома. Вроде бодрится, но на висках седина пробилась… Он же рассказал, что теперь город закрыт, армейцы-контрики ищут всех хоть как-то причастных, шерстят жестко и без малейшей жалости. Народ на взводе, взятых под стражу охраняют человек сорок, из них армейцев только восемь, остальные местные. Охраняют и от желающих их на кол натянуть, и от «случайного самоубийства», уж очень жуткие вещи в этом пансионе нашли. По меркам этого мира и Протектората, в Дагомее и не такое увидишь, по слухам, но вот здесь и сейчас… Участковый наш, к собственному удивлению, чуть не в герои попал, народ наглухо уверен, что доблестный служака самолично раскрыл преступление и при помощи немногих людей, кому мог доверять безоговорочно, помчал захватывать бандитское гнездо! В общем — герой и молодец. Да, в целом, и действительно молодец — в детдоме охраны восемь рыл было, и сдаваться они не собирались. Их просто нахрапом взяли, неожиданностью, а потом двое пацанов заорали из подвала, оба недавно прибывшие были и еще не до конца запуганные… Дальше — троих охранников, рыпнувшихся к стволам, положили на месте, еще двое без сосзнания, остальные струсили и попадали на месте. Поваров и… воспитателей… в общем, их последние дни будут болезненными и очень, очень долгими. Двух низовых армейцы уже отдали людям, Игорь не стал распространяться, буркнул что-то про термитов, и перевел разговор на другое. А сам Игорь вспомнил про оголодавших сестер и предложил еще двум приятелям все-таки устроить последнее сафари в сезоне — правда, без Трофимыча, ему не до того сейчас. Утром меня подняли и почти спящего загрузили в кузов, еще один такой же, Макар, «ровесник», рядом устроился, и двинули. Часть дороги я прокемарил, часть провел в попытках хоть как-то удобнее устроиться. Тот, кто говорил о комфорте отечественного военного транспорта как о категории отрицательной, был тысячу раз прав! Каждая кочка на дороге предназначалась специально для того, чтобы как следует тряхануть кузов или крепко пнуть меня лично в ребра. К концу движения я полусидел, полувисел на лавке вдоль борта и покорно ждал, когда же все это безобразие закончится.

Одно закончилось — началось следующее. Вылезали мы прямо под дождь, хорошо хоть в траву, а не в лужу. Хотя, надо сказать, мокрая трава по пояс по эффективности смачивания мало чем уступит такой же глубины бассейну с водой! Еще пару часов шли гуськом по лесу, меня буквально за руку вели, иначе я бы раз пять навернулся. Сколько разной дряни мы обошли стороной — не знаю, уверен только, что достаточно для моей быстрой и эффектной смерти. Настоящая сельва, с чавканьем под ногами и массой кусачей и ползучей дряни, только тут я оценил индо-китайский костюмчик! Не скафандр, конечно, но по сравнению с прочими — просто чудо. Кстати, и народ мой прикид оценил, взгляды выдавали нешуточную зависть. Меня поставили на место, сказали ждать и стрелять в то, что побежит по тропке. На водопой побежит. Какой, к черту, водопой! Тут место, где высохнуть можно, искать надо!

Я был неправ. Местные куда лучше меня разбирались в лесном зверье. Примерно через час, когда я уже проклял и свою идею раздобыть мяса на дармовщину, и дождь, и долбаных баранов-газелей-косуль, которым сегодня было совсем не жарко и пить не хотелось — на тропинке вдруг раздалось шлепанье ног. А потом из зарослей показался зверь. Мама дорогая! Носорога кто вживую видел? А слона? А бегемота, оно же гиппопотам?! Во-о-от! Зверюга размером с это самое гиппопо, в жесткой короткой то ли шерсти, то ли щетине, с коротеньким хоботком, скорее даже просто длинным носом, на длинных слоновьих ногах с такими же пальцами, и в довершение всему на здоровой башке торчит острый длинный рог — но не вверх, а вперед! Блин, единорог-киллер! А, ошибся, тут так не принято — вверх тоже торчит что-то, и на башке дальше есть какие-то гребни… И куда в это стрелять?! Его хоть пуля возьмет?! Но и не выстрелить нельзя — не поймут! И есть девкам что-то нужно, да и мне тоже… Так, как там учили — медленно дыша, совместить мушку и цель, выровнять винтовку и дыхание… да у меня руки трясутся, какой выровнять! Эта образина не рогач, но вдвое больше любого буйвола! Там же тонны две-три живых мышц и злобы! Спокойно! Так, вижу зверя уже чуть сбоку, за ухом — кстати, ухо скорее носорожье, чем бегемотье — выбираю точку… Аминь! Тьфу, огонь!

Выстрел вызвал дикий вой ярости и боли! Похоже, я его здорово зацепил, причем зверь сразу не понял, откуда и что его достало. Он только дернулся в сторону от меня, дав мне еще раз всадить пулю в свою башку… А потом он меня заметил! И попер вперед, мотая башкой и завывая как паровозная сирена! Еще две пули я выпустил в голову одну за другой, а потом, плюнув на винтовку, выставил вперед автомат и, нажимая спуск установленного на полуавтоматический огонь «сига» как заведенный, практически очередью буквально срезал переднюю ногу зверю в районе… у нас это колено! Похоже, это меня и спасло — после очередного шага зверь споткнулся и рухнул на землю, попытался встать, я же, отступая спиной вперед, тоже шлепнулся задницей в траву и, вероятно, пропал из виду. Зверюга, с ногой, висящей на шкуре и сухожилиях, встала! Я лихорадочно тыкал магазин в горловину автомата, пока врубился, что это винтовочный магазин, зверь опять взвыл и, пошатываясь, двинулся в мою сторону. Я вбил магазин в винтовочную горловину и не более чем с двадцати метров влупил по второй ноге! Вой стал глуше и яростнее, зверь рухнул опять и попытался встать — но обе передние его уже не держали. Я же бросил винтовку и, пробежав по кругу десяток метров, в упор очередью автомата разнес затылок единорога. Судорожный вздох, почти человеческий, и — тишина. Живой! Черт, опять живой! И без дырок! Чтоб я еще раз стрелял такого не с полукилометра и не из машины — ищите идиота! А я уже поумнел! И плевать, кто что скажет! Только вот штаны проверить на сухость… И не смешно — сами на это поохотьтесь… Смелые Земные Ездуны за «большой пятеркой»… о-о-оххх… Ну и пересра… испугался я. Нет, штаны в порядке, тоже с перепугу, кажется. Хорошо еще, не забыл как на крючок давить. А где мои напарники?! Вот сейчас они как раз нужны — я понятия не имею, как тут такое разделывают! Ладно антилопы — они раза так в два-три поменьше, а такого зверя я вообще первый раз вижу. Вот это я тормоз… Совсем мозги отшибло?!

Я вытащил из кармана выданную мне перед выставлением на номер «ходи-болтайку» и надавил кнопку:

— Здесь Алексей. Я тут большую зверюгу прибил, сам не разделаю, нужна помощь.

Из рации тут же раздались крики и вопросы:

— Ты кого там поймал?! Такого воя я еще не слышал!... Ты там как — живой?... Что за зверь?! Скоро буду…

Ирина появилась вместе с Игорем минуты через три-пять, на «шишиге» подъехали. Какого беса мы тогда пешкодралили?! Подкрадывались, что ли? Макар появился с другой стороны на минуту позже. Все практически одинаково при виде моей добычи замирают и с ошалелым видом смотрят на гору мяса. Первым отмирает Макар:

— Ну ни… чего себе! Тапир! Слушай, ты нормальный?! На него бригадой ходят и берут с машин!

Я выдохнул:

— Вот ЭТО — ТАПИР?! Вы что?!!! Тапир — милая свинка, размером с козу! Ну, побольше чуть! А ЭТО!!!

— Назвали так! — отмахнулся Игорь. — Повезло тебе… В смысле — живой остался. Как ты его прибил? Тапир зверюга злая и живучая до горя! Его, если нормально, из крупняка бъют. Зато вкусный, несмотря на размеры. Только разделывать надо в темпе, перележит — вонять начнет. Давайте кровь пока сольем, Макар, тащи канистры. Ирка — на стреме, ты, меткий стрелок, разделывал когда что-нибудь крупное?

— Я лично и мелкое не очень разделывал… — буркнул я. — Разве что поросенка за зверя посчитать. Четыре раза.

— Ясненько. — кивнул Игорь. — В следующий раз думай, кого бъешь. Тут нам на весь день долбаться. А если бы набили хрячиков, то закидали бы в машину и дома, с удобствами… Ну, зато тапир вкуснее. Хрячики это так, на крайний случай.

— А эти хрячики — это что? Тоже мамонт какой-нибудь? — поинтересовался я, переодеваясь в кузове в многострадальную «афганку».

— Не, вон валяется тушка, смотри сам. — кивнул на кузов Макар.

Хрячик — милое существо! Вес до полусотни, на вид помесь козы и барашка — сухие тонкие ноги, острые рожки (тоже вперед торчат), густое руно, толстенький такой зверек… По сравнению с моим трофеем — лапочка просто! Вот это я дурень… Ну, мне это еще объяснят, я думаю, на вид поставят, так сказать.

Верхний Волок, 37-е число 9-го месяца, день.

О-о-о-й-й-й! Как же больно! Я, кажется, потянул вчера все, что тянется, и порвал все, что рвется. Болят руки, ноги, спина, живот, плечи и шея, подошвы и пальцы, даже челюсти и задница! Как же мы вчера упахались! С туши только крови слили литров пятнадцать, сколько пролили и стекло само — не знаю, да и пофиг. Я всегда знал, что добыча мяса — дело грязное, но чтоб настолько! Уверен, попадись я вчера вечером тому же виверну, с его привычкой жрать тухлятину — сблевал бы меня виверн. Как мы этого тапира кромсали… И все это под проливным дождем, временами сменяющимся мелкой моросью, по колено в потрохах, воняющих так, что мухи на лету дохнут, с автоматом на спине и постоянным страхом насчет визита хищников в мозгах, да еще и бегом! Зато тушу общим весом в три с лишним тонны, примерно, переработали на мясо и прочее съедобное часов за пять. Кузов завалили так, что обратно ехали на пропитавшемся кровью брезенте, цепляя головами верхние дуги! Макар еще шутил, что надо осторожнее, а то выпадем... Если честно, я почувствовал себя несколько уязвленным — даже Ирина выглядела после разделки свежее, чем я! И опять же только я ухитрился обсвинячиться по полной, все остальные, грязные и потные, выглядели по сравнению со мной вполне прилично одетыми людьми. Зато — грузовик мяса, глубокой ночью, часов этак в двадцать семь (я, по крайней мере, считаю, что это ночь — по ощущениям, третья бессонная!), въехал в город и пошлепал по лужам в жилой квартал… Выгрузку я уже плохо помню, только знаю, что выгружались мы аж в четыре места — сестрам в большую морозильную камеру, ящик куба на два, такой же практически напротив, Заедову (пришлось его будить), и еще куда-то на соседней улице. Но я горжусь собой! Я сумел, скинув в предбаннике заляпанную разнообразной дрянью форму, вымыться в душе, несмотря на жуткую усталость и желание или спать, или сдохнуть!

Проснулся я только к обеду. И вставать мне не хотелось категорически. Если бы не требования организма — я бы наверняка спал полные сутки, но и так пришлось после санузла делать серьезный выбор, между кроватью и обеденным столом. Наверное, я выбрал бы кровать — усталость и боль в теле не располагали к прогулкам и вообще каким-либо действиям. Но мне помешали. Стук в дверь оторвал меня от уже почти родной подушки, пришлось натянуть штаны и идти открывать. На пороге стояла Таня, когда она увидела мою физиономию, то несколько секунд пыталась сдержаться, а потом начала хохотать так, что едва удерживалась на ногах! Я с минуту понаблюдал, а потом хриплым со сна голосом поинтересовался: