Судя по звукам из комнаты хозяйки, она отрывается с мужем на полную. Интересно, они так каждый день? И все постояльцы это слушают? Или, может, это для них дополнительная приманка? Не могу даже завидовать... Во дворе холодно, от озноба трудно держаться на ногах. Обратно возвращаюсь, преодолевая колотящую дрожь и цепляясь за перила. Муж хозяйки просто гигант. Не завидно. Надеюсь, Роксана не перевозбудится от этих звуков и не вломится ко мне без предупреждения. Боюсь запирать дверь — вдруг мне станет совсем плохо? Вдруг они не смогут её открыть, и я умру в одиночестве? Нос невыносимо болит. Начал кашлять. Значит не бешенство. И то легче.
Среда, ночь
Я не сдамся — умру, а ночной вазой не воспользуюсь. По дороге во двор натолкнулся на Миха в обнимку с хозяйкой. Вид у обоих совершенно прибалдевший. Мне было так плохо, что я даже не удивился. Возвращаясь обратно, услышал, что они по-прежнему отрываются...
Четверг?
— Как ты думаешь, это нормально, что он на меня не реагирует? — Почему нет, он еще в шоке, да и когда ему было к тебе приставать? — Ну..у.. я сама пыталась, а он ни в какую, может, он не по женщинам специалист, как тот, циклов десять назад, помнишь? — Этого извращенца? Да я чуть умом не тронулся, пока заставил его на баб смотреть! Бедняга всё никак не мог понять, почему как он лапки к мужикам потянет, сразу сортир искать бежит... Потом долго психовал, когда я уложил его на сеновал с одной деревенской потаскушкой. Решил, однако, что это результат сильнейшего стресса при перемещении! Зато какая любовь у него с тобой получилась, а? До сих пор собой горжусь — привести в к нормальной ориентации такой запущенный случай не смог бы ни один маг или психиатр! А у меня вышло! Тут, главное, было не проколоться и не проговориться, откуда ветер дует. Он так и остался в полном убеждении, что я спец только по военному делу. — Ладно, расхвастался... Лучше скажи, как мне к этому подъехать, неделя уже, а он ни тпру ни ну. — Подожди, как бы он не окочурился или не перекинулся, пусть сначала прочухается. Я в любом случае на него влиять не могу. Заодно и посмотришь, на что ты сама способна, хе-хе, и реагирует ли на тебя без меня самостоятельно хоть кто-нибудь, кроме твоих престарелых султанов... — Ах ты... ах ты... да ты же и сам всегда мной пользовался за компанию! — А кто сказал, что эта разновидность групповухи была мне приятна? — А..а.. а...
Четверг?
— И как ты собираешься с ним путешествовать? Он так и будет валяться в беспамятстве после каждого купания? — Радуйся, что это всё-таки не ликантропия и на нам не придётся таскаться с диким оборотнем. — По мне так лучше уж оборотень, чем эта тряпка... — Да ладно, наслаждайся отдыхом. — Это ты тут все ночи наслаждаешься отдыхом, а я работаю! — А я что, нет? Да на меня местный кузнец не нарадуется, заодно и колечки наши с тобой переплавил, теперь есть, чем расплачиваться. — Наши с тобо-ой, чистоплюй поганый! Кто из себя благородного строил, предлагал оставить? Скажи, я была права? Молчишь? Нет, ты так и скажи: ты была права! Ну?
Какой-то день недели....
Я вышел во двор. В этих некрашеных деревенских портах и рубахе, подпоясанной верёвочкой, я казался себе психом на прогулке во дворе сумасшедшего дома. Щетина превратилась в бородку и перестала чесаться. На вопрос, чем её сбрить, Мих то ли на полном серьёзе, то ли с такой тонкой издёвкой предложил на выбор кинжал и топор. Решил не брить, чтоб в случае чего опять не чесалось. Шатало. Голоса ещё не было, но носом я уже мог дышать. Только ноздри стёр до мяса. И спину ломило от непрерывного кашля.
Во дворе сонно бродили куры под предводительством огромного рыжего петуха. Белоголовый мальчонка лет десяти сидел на крыльце и строгал ножиком деревяшку — получался кораблик.
— Ты чей ? — поинтересовался я.
— Ясноцвет я, хозяйкиной дочки племянник, — важно ответил он. — Тятя хозяйкиному зятю братом доводится. Он к родственникам поскакал, ой нехорошо у них сейчас, а мамка гусей пасёт, так я к бабе Груше поесть пришёл, уж больно вкусно бабка готовит-то, ну и помочь чем, нету мужика у неё в доме-то.
— Ага, — я завороженно смотрел, как мальчик строгает кораблик, — а дай мне ножик ненадолго, и деревяшку какую, а? И ещё гвоздик, веревку или шнурок ...
— А гвоздик и ножик вернёшь?
— Обязательно...
Через час мне удалось выстрогать вполне ровный крестик, провертеть в нём гвоздиком отверстие и продеть шнурок. Парнишка сначала интересовался моими стараниями, а потом убежал на улицу. Пришёл Мих, тоже в местной одежде и весь в копоти. В простых холщовых портках и рубахе он умудрялся смотреться как дзюдоист в кимоно. Не хотел бы я драться с человеком, который так двигается. Вылил на голову ушат воды, хлебнул из кружки и посмотрел на мою работу. Я порадовался, что не успел надеть крестик на шею. Мне почему-то хотелось знать, как Мих на него прореагирует.
— Думаешь? — спросил он с сомнением. — Тут нет Бога.
— Бога нет только в аду, — повторил я слышанное от сестры когда-то, — и то не доказано, что даже оттуда к Нему нельзя обращаться. Разве здесь ад?
— Не знаю, — неопределённо ответил Мих и прошёл в дом.
Я надел крестик на шею. Во всяком случае он от него не шарахнулся.
Кажется, воскресенье... день
Обедали мы отдельно от приходящих мужиков, а постояльцев кроме нас и не было. Хозяйка не сводила с Миха влюблённого взгляда, постоянно подкладывая ему в плошку какие-то кусочки, ведь только при мне он умудрился за пару часов починить весь садовый инструмент, печку в бане, забор, а, судя по обрывкам разговоров, также крышу и сарай. Впрочем, думаю, что не почини он вообще ничего, она бы всё равно млела. Все трое сметали всё подряд с завидным аппетитом. За фигуры женщины явно не беспокоились. Вопрос о том, возможно ли вообще отмыть деревянные плошки и ложки их тоже не волновал, но, с другой стороны, деревня же ещё не вымерла... С края ложки пришлось пить, потому как больше она напоминала грубо выструганное черпало и в рот не помещалась. Собачье мясо рядом с этим варевом показалось изысканным деликатесом.
— Вкусно, — выдавил я из себя любезность, радуясь, что налил мало, и давиться этим мне придётся недолго, — а что это?
— Суп из куриных потрошков с репкой и морковью, на белом бульоне, — ласково ответила хозяйка, поглаживая Миха по плечу. Картошки здесь, похоже, не знали. — Михушка, тебе ещё подлить? Может, ещё наливочки?
— Чудесно, — выдавил я, — жалко, после болезни я не могу много есть. А что вот это за кушанья, у вас так всё аппетитно выглядит?
— О! — хозяйка оторвалась от поглаживания Миха и затараторила , — мозги варёные со сморчками, воловий рубец с обалянкою, почки тушеные с репкой и брюквой, брюква пареная с репой и кореньями, пирожки с ливером, пирожки с мозгами и морковкой, каша перловая с потрохами...
— Особенно хороши пирожки с ливером и почки с репой и брюквой, — вставила Роксана с набитым ртом, поглощая пятый пирожок, — у меня бы так точно не получилось...
Подавив желудочные спазмы, я дохлебал суп, взял пирожок и поплёлся наверх. Обернувшись на лестнице я увидел, как Мих под Грушины поглаживания с явным удовольствием уплетает, кажется, воловий рубец с обалянокою...
Пусть будет воскресенье, вечер
Оказалось, Роксана зарабатывает нам на хлеб танцами. Судя по ажиотажу в обеденном зале — хлеб был с маслом и колбасой. Что можно находить в индийских танцах я никогда не понимал, но посмотреть на Роксану было интересно.
Прежде, чем сесть за стол я подошёл к Миху и поинтересовался, нельзя ли мне, как тяжко больному, получить молока и хлеба . Нет, нет, ни в коем случае не пирожков с ливером, а именно хлеба. И, мне конечно, неудобно, но не едят ли здесь хотя бы рыбу? Про мясо я не заикался.
Оказалось, что если смотреть на танец живота вживую, то ничего общего с видеозаписью он не имеет. Прозрачные лоскуты подчёркивали мягкость и красоту изгибов тела пери, невообразимые висюльки мелодично звенели в такт покачиваниям, тряске и наклонам — мужики заходились дружными воплями. Подыгрывал ей на дудочке какой-то дедок, неожиданно верно передав ритм восточной мелодии. Выручка постоялого двора должна была возрасти, потому что в зал явно набилась вся деревня, не отказывая при этом себе в выпивке и закусках. Интересно, как Роксана не боится, что все мужики деревни кинутся её домогаться? Нет, орали, топали, хлопали по заду, но ни один не перешёл границ дозволенного. А ведь пьяные... Я получил молоко с ковригой чёрного хлеба и поплёлся наверх. В том числе и потому, что Роксана начала очень уж недвусмысленно поглядывать в мою сторону. Интересно, зачем этим двоим такая обуза, как я?
В комнате я запер дверь — на случай, если Роксане вдруг захочется навестить выздоравливающего повелителя.
Вторник, утро
— Вставай, — это Мих, а не Роксана, — к тебе делегация приехала, очень кстати. Напусти важности и иди поговори с народом.
— Я же запирал дверь...
— Роксаны боялся? Может, и правильно, только она ночью вламываться привычки не имеет... хотя... ей и не отказывал никто, так что статистики нет.
— Мих, а чего ей от меня надо, а? Что она всё время лезет, сил уж нет.
— Сил нет без бабы? Так в чём проблема? Она ж согласна. А то хочешь, в деревне поищи, тут есть хорошенькие.
— Ты не понял — отгонять её сил нет, зачем я ей?
— Да потаскуха. Денег хочет, власти хочет, развлечений хочет. В гареме-то скучно. Посидит-посидит, да и в авантюру какую ввяжется. Не обращай внимания, при повелителе положено наложнице быть, а что круче, чем женщина повелителя? Тем более, что они все на ней женились, а мозги у неё что надо, государством управляет вполне нормально.
— Как женились, она ж с султаном своим не разведена?
— У тебя женская какая-то логика, ты не подкаблучник часом? Кого это волновало? Ты чего не одеваешься? Стесняешься? Не бойся, я к мужчинам не пристаю. Во всяком случае с такими целями, как Роксана.
Посредине обеденного зала стоял деревянный стул с подлокотниками, на который я и сел. По такому делу по всей обеденной комнате горели свечи. У дверей мялась делегация из шести мужиков, причем у четверых из них волосы были заплетены в длинные косы, трёх женщин, и одной высокой фигуры неопределённого пола, завернутой в зеленый плащ.
Вдоль стен расположились: десяток местных зевак, хозяйка, две её пухленькие беременные дочки лет пятнадцати— шестнадцати, годовалый внук на руках у тощего и мрачного ещё безбородого парня, видимо, зятя. Дочки о чём-то перешёптывались, поглядывая на Миха. Хозяйка совала внуку пряник, зять морщился.
Вперёд вышел мощный детина под два метра ростом с всклокоченной пегой бородой и волосами, заплетёнными в две косы, развернул помятый свиток неопределённого цвета и по слогам начал завывать. Смысл провытого доходил до меня с запозданием, поэтому холодным потом я покрылся только к концу торжественной речи:
....-и просим тебя, о, господин эээ... Меча света, э.. защитник слабых и угнетённых, ммм... замочить старосту Драгоцвета, пп...пренебрёгшего данной ему вл-а-стью, и это.. под-давшему...ся малой одержимости, в чём тебе, о ... повелитель, бьёт челом наша деревня Верхние Волчки, — закончил читать детина и дёрнул себя за косу, сминая свиток.
— Да батюшка, — запричитала тётка рядом с ним, — ослобони, защити родимый, из домов же бежать придётся...
— Нам надо посоветоваться, — язык намертво прилип к гортани. Я б этому, может, и обрадовался, но не сейчас.
— Мих, будь любезен, пройдём наверх.
— Мих, — зашипел я, захлопнув за собой дверь, — мочить старосту я не буду!
— И не надо, — вздохнул меч. — Мочить его буду я. Ты должен только присутствовать, как господин и повелитель.
— Ты что, сбрендил? Мы не разбойники и не полиция! — призрак располовиненного Аризгана витал надо мной, придавая решимости. — Я и тебе этого не позволю, будь ты хоть десять раз разбойник! Ведь ты не имеешь права действовать без моего согласия?
— Зачем тратить деньги на покупку лошадей и провизии, — Мих говорил со мной как со слабоумным, — если благодарные жители готовы выделить тебе их за работу, да ещё и привели с собой стандартную оплату? Ты их только выслушай, они ж тебя умолять будут. Поверь мне — если этого психа сейчас не замочить, он через пару дней всю деревню порушит, тебе людей ни в чём не повинных не жалко, а, гуманист?
— Нечего было такого старосту выбирать, — обозлился я.
— Так кто ж знал, что на него так быстро наедет... Вставай, идём народ слушать. Сделай важный вид и не оборачивайся на меня каждые две минуты. Ты на них посмотри, и сам согласишься. Причём работать буду я, а тебе слава достанется! Открывай дверь. Открывай дверь, я сказал, и иди, ну?
— Батюшка повелитель ты наш! — заголосила низенькая плотная женщина средних лет, как только Мих вытолкнул меня обратно. — Ослобони нас от злодея проклятого, совсем сбрендил староста наш, на людей кидается, кровопивец, моего Веселинушку так давеча приложил, уж еле откачали! И никто с ним справиться не может, потому как не родился ещё у нас новый вожак!
— Батюшка хозяин! — зычным басом присоединился к ней двухметровый детина с черной бородой до середины груди, — пожалей ты наших малых детушек, не дай нам в глухие леса разбежаться, под деревьями да в кустах зимовать!
— Да, благодетель, — вступил рыжебородый мужик в конопушках, — предыдущие повелители когда через нашу-то деревню проходили, то, ежели на старосту нашего в то время такой вот колотун нападал — никогда его замочить не отказывались! Мы уж и на оплату тебе скинулись всей деревней — смотри, краса какая! Сладириэлюшка, выйди вон, повелителю покажись!
Темная фигура вышла на середину зала и скинула плащ. Под ним оказалась высокая и тощая девица лет двадцати с копной длинных волос, цвет которых я бы определил, как цвет начинающей подвядать скошенной травы — серебристо-зелёный. Микроскопическая зелёная юбка в обтяжку, зелёный же топик и сандалии. Ничего замечательного я ней не нашёл — совершенно обычная крашеная в зелёный цвет длинноногая манекенщица. Лет семь назад мой бывший начальник любил приглашать таких на вечеринки. Впрочем, знакомиться с ними излишне близко никого из служащих насильно не заставлял. Манекенщица вполне профессионально продефилировала по залу, выписывая бёдрами круги и восьмёрки, остановилась напротив меня и неожиданно певуче произнесла, церемонно склонив голову:
— О, великий Хранитель Светлого Меча! Я, представительница древнего эльфийского народа Усладириэль Светлоликая рада сообщить тебе, что в случае успешного выполнения твоей миссии в деревне Верхние Волчки, ты удостоишься чести провести со мной в изысканнейших любовных утехах дюжину полных суток!
— Чего? — офонарел я.
— Коли тебе удастся замочить нашего старосту, можешь её дюжину дней и ночей трахать, — пояснил рыжебородый.
Пока я раздумывал, что бы такое ответить, стараясь не оглянуться на Миха, — да, честно говоря, я и не собирался оглядываться: с него бы вполне сталось приставить мне кинжал к горлу и прошипеть: 'Соглашайся, трус!' — в дело вмешалась Роксана.
