— Засранец, — конунг тоже поднялся. — Чего ты все лезешь, а? Лезешь и лезешь... лезешь... и лезешь. С этой дрянью спутался. А теперь — гляди, чего эта стерва натворила! Гляди! Любуйся! Доволен?! У-у, тварь, — он обернулся к Улле. Она вжалась в землю, прикрыла голову руками. Очутившись подле конунга, Бран толкнул его назад.
— Не тронь, — промолвил Бран. — Отойди от нее!
Конунг оскалил зубы и с размаху, резко пнул Брана в пах. Тот согнулся — будто сломался пополам. Дыханье занялось, он перестал чувствовать и видеть, осталась лишь чудовищная боль. Она брызнула сквозь зажмуренные веки, схватив за горло. Бран захрипел. В следующий миг весь дом обрушился ему на голову. Земля качнулась, сшибла его с ног, и мир вокруг померк. Последнее, что он услышал — вопль Уллы.
Темнота. Темным-темно.
Вдалеке блеснула искра. Бран увидел слабый свет.
Он шел на слабый свет. Шел долго. Свет отодвигался. Журчала вода. Было темно. Только этот свет впереди, розовый, манящий, словно источник в жаркий день. Только бы добраться до него. Только бы...
Свет ударил в глаза, ослепил, остановил дыхание. Щебет птиц. Шорох. Гулко капает вода.
(...открой глаза...)
Не могу...
— Бран! Открой глаза!
Он открыл глаза.
Под ногами была трава, а вокруг — деревья. Белые стволы, яркие, солнечные листья. Он увидел реку. Блеск воды.
— Вот видишь. Я же говорил.
Харалд шел ему навстречу. Брови хмурились, в глазах стояли слезы.
— Ведь я тебе сказал. Ты не слушаешь, когда тебе говорят.
— Они все умерли, Харалд, — ответил Бран. — Они все умерли.
Харалд улыбнулся:
— Здесь все не то, чем кажется, сынок. Запомни. Разве ты не знаешь правды?
— Она убила всех. И меня тоже хотела. Она...
— Тише! — Харалд приложил ладонь к губам. — Он услышит.
— Кто?
— Он все слышит. Все, — ответил Харалд. — Он вечно бродит здесь.
— Кто, Харалд? Кто?
— Разве ты не знаешь? — Харалд покачал головой. — Разве ты этого не знаешь? Ах, сынок, сынок... Што же ты, сынок? Ну, што же ты, а? Што же ты. Ты ведь можешь видеть! Што ж ты не глядишь? Погляди, сынок. Ну, погляди же!
Бран поглядел.
Дул ветер. Качались деревья. Ледяной холод сковал реку. Низко-низко стелились тучи.
А из них падал черный снег.
Черный снег кружился над землей, сек лицо, летел под ноги. Вокруг него, везде, повсюду, был черный снег.
Бран упал на колени.
— Хватит! Не надо! — закричал он. — Не надо! Харалд! Где ты! Помоги мне!
— Не могу, сынок, — ответил грустный голос. — Теперь ты только сам. Только сам. Только ты один в силах с ним совладать. А я уж умер. Ведь это он меня убил. Он, ты это знаешь.
— Кнуд. Я знаю, Кнуд. Но она сказала... она сказала...
(...призрак гнева бродит здесь...)
— Что? — Бран оторвал ладони от лица. Черный снег ослепил глаза, набился в рот. Он был ледяной, не давал дышать, от него некуда было деться.
— Харалд! — крикнул Бран. — Харалд! Где ты, Харалд?
— Нету... нету. Теперь только он остался. Он — и ты. Иди туда, скорее, он ее сожрет.
— Кто, Харалд? Я не понимаю...
— Понимаешь. Ты его видел. Вставай, я покажу.
Бран встал.
Выглянуло солнце, и трава под ногами засияла. Харалд, улыбаясь, взял его за руку.
— Идем.
— Ты сказал, тебя больше нет.
Но Харалд не слушал.
— Тс-с, — он поманил Брана за собой. — Я тебе это покажу.
— Что покажешь, Харалд?
— Тс-с... — ответил тот.
Бран замолчал. Харалд вывел его на крутой обрывистый берег.
— Гляди, — промолвил он. Толкнул — и Бран упал в воду.
Он всплыл, отфыркиваясь и хохоча. Звонкое эхо раскатилось над рекой.
Чей... чей это голос?!
Руки рассекают воду: тонкие... маленькие... сильные.
Боже...
Темные волосы, как водоросли, струятся следом, длинные, словно покрывало. Они плывут за мной в воде.
Не может быть...
— Улла! — кричит издалека высокий голос. — Улла! Ты где?
— Здесь! — отвечаю я. — Раннвейг! Ау-у!
Лес отзывается громким гулом. Я смеюсь и выхожу на берег. Скручиваю волосы, отжимая воду.
Улла теперь — это я. Ее глаза — мои глаза, ее руки — мои руки. Вода течет по моему телу. Дует слабый ветер, и мне холодно. Я бегу по берегу вверх, трава щекочет мои босые ноги.
Шорох. Тень в кустах. Вздрогнув, она (она?) замедляет шаг.
— Раннвейг? — говорит (мой) голос.
Нет ответа. Снова шорох и треск сучка.
— Раннвейг, перестань, это не смешно, — голос звучит тонко. Я больше не смеюсь. Я здесь совсем одна... стою голая на берегу... мне холодно и страшно.
Я обхватываю себя руками. Зубы выбивают дробь.
— Раннвейг? — зову я. — Это ты?
Они выходят из-за куста.
Я их не знаю... (...конечно, знаю...)
— Траин? — шепчут мои губы. — Ты что?
Траин? Кто это — Траин?
Мой брат. Мой старший брат. Он смотрит на меня, и я сжимаюсь. Хочу провалиться сквозь землю. Я дрожу, ноги будто пакля. Мне бы убежать... но я не могу пошевелиться.
— Чего ты испугалась, глупенькая? — говорит брат. Они подходят и обступают меня. Они высокие. Сильные.
Чего они хотят?!
— Чего вы хотите? — у меня тихий, дрожащий голос. Сердце так и обмирает. Я смотрю на них, а они улыбаются. Тот, второй, протягивает руку.
Ари?
Он гладит меня по плечу, и от его улыбки внутри все холодеет. Он говорит:
— Ты и впрямь хорошенькая, когда без всего этого тряпья. Чего же ты стесняешься? Я же хочу жениться, не просто так...
— Перестань... уйди... — шепчу я. Пытаюсь отстранится, но он меня хватает и притискивает к себе. Его ноздри раздуваются, руки шарят по моему телу. Я отбиваюсь, отбиваюсь изо всех сил, но он сильнее. Он очень, очень сильный. Я вижу его мутные глаза. Он сопит. Мы молча боремся. Это как во сне. Я просто сплю, мне это снится.
— Вот дура, — говорит мой брат. — Чего кочевряжишься? Строит из себя... На тебе такой мужик жениться хочет, в ножки кланяться должна!
— Ничего, — Ари ловит мои запястья. — Они так все спервоначалу. Пообтешется!
Его ладонь сжимает мою грудь. Я вскидываю руки, вцепляюсь в его лицо. Как я ненавижу его лицо! Как мне страшно! Почему же Траин мне не поможет?
Траин хватает меня сзади и бросает на траву, заводит руки за голову. Ари наваливается сверху, он тяжелый, и от него воняет потом. Его рука протискивается между моих бедер.
— Не надо, — слышу я свой голос. — Не надо... пустите меня, пожалуйста... пустите же вы. Траин... Траин... я тебя прошу...
Траин молчит. Ари возится на мне, рывком разводит мои ноги. Острая боль — словно в меня воткнули черенок лопаты. Темно в глазах. Я хочу вырваться. Открываю рот. Чья-то ладонь ложится на лицо. Я не могу кричать. Не могу вздохнуть. Чувствую во рту эту потную ладонь и сжимаю зубы.
— Вот зараза! Укусила меня! — вскрикивает Траин. Я слышу его сквозь боль и шум в ушах. Я не в силах шевельнуться, потому что сверху — Ари. Он вдавливает меня в землю. Ритмично. Раз за разом. Бесконечно. Режет и режет на куски. Режет и режет... режет... и режет... Кто-нибудь... помогите... мне...
Все исчезает. Снова появляется. Вода льется на лицо. Свет... Голос Ари:
— Ничего. Это бывает, когда в первый раз. Пройдет.
Я открываю глаза.
Я лежу на земле. Они стоят и смотрят на меня. Они — сверху, я — внизу. В грязи, жалкая и грязная. Они смотрят. Я пытаюсь сесть. Больно. Я прикрываюсь руками. Они все глядят... ну, хватит же!
— Хватит, — шепчу я. — Уйдите... Уходите...
— Завтра, как стемнеет, к амбару приходи, — отвечает Ари. Звучит, будто приказ. Я мотаю головой и плачу. Меня нет. Меня раздавили.
— Нет, — говорю я. — Я не приду... я не хочу...
Они не слушают.
— Приведешь ее? — спрашивает Ари.
— Будь спокоен, — это Траин. — Как договорились.
— Траин, — я поднимаю голову. — Траин, ты же мой брат. Как ты можешь... ведь ты мой брат! Как же ты...
— Для тебя, дурочки, стараюсь, — он улыбается. Берет с куста мое платье и бросает мне, как собаке кость. — Ладно, на, прикройся.
Я утыкаюсь в платье лицом. Шум их шагов... Они уходят, а я остаюсь на земле. В грязи. На своем месте. Теперь это навсегда — мое место... навсегда. Это и есть то, чего я стою.
(...Господи...)
— Господи... ох, Господи...
Бран услышал только шепот. Было темно. Где-то далеко впереди маячил свет.
— Боже мой, — снова его голос, тихий, хриплый, срывающийся. Острый ком у горла... жжение в глазах. Больно... Господи... больно.
Когда он вернулся, он увидал себя стоящим на снегу. Светила луна. Цепочка следов протянулась от порога: не человеческие следы.
Медвежьи.
Было тихо. Луна улыбалась Брану в лицо. Он пошел по следу. Во дворе, среди домов, остановился. Они все были здесь, лежали на снегу — и спали.
А он стоял над ними.
Черный призрак.
Вот он пошевелился, качнул огромной головой. В кабаньих глазках светилась злоба. Он был громаден, как скала. Он шагнул — и снег захрустел под лапами. Ноздри раздулись, он склонился к спящим людям, обнюхал, облизнулся, заворчал. Они все были здесь: конунг, Траин, Ари, Хилдир, Кнуд, Улла, Видар и Аса, и еще люди, и еще... Лежали на снегу — и спали. Им снился сон. Один и тот же сон.
Черный призрак.
Не спал здесь только Бран.
Черный призрак обернулся, облако пара вырвалось из глотки. Он взметнулся на дыбы и утробно зарычал на Брана.
— Хочешь, чтобы я ушел? Этого ты хочешь, да? Чтобы я ушел, а ты докончишь свое дело?
Зверь опустился на четыре лапы и фыркнул.
— Почему ты здесь? — спросил Бран.
Зверь молчал. Ноздри раздувались, в глазах светился смех.
— Почему ты здесь?
Нет ответа.
— Почему ты здесь?!
Ты знаешь.
— Я не знаю...
Нет, ты знаешь, и раньше знал. Я пришел сюда по следу. Я пришел за моей добычей. За запахом страха, за запахом ненависти, запахом боли, ярости и гнева. Я голоден. Я вечно голоден. Я чую поживу. Чую кровь. Я приду и буду с вами. Всегда, покуда мне есть здесь, чем питаться.
Зверь заревел.
Бран зажал руками уши.
— Но я... что я могу! — взмолился он. — Ведь он такой огромный! Что я могу! Как с ним бороться? Он меня сожрет!
(...все не то, чем кажется...)
— Что? — промолвил Бран.
(Все не то, чем кажется. Все не то, чем кажется! Сердце знает, слушай свое сердце! Только сердце правду ведает, сынок!)
(...сынок...)
(Сыно-ок...)
(Открой глаза...)
— Бран, открой глаза. Сынок, это я! Ты слышишь?
Бран застонал и поднял веки. Над ним плавало смутное пятно. Глаза сомкнулись, открылись снова... Знакомый голос проговорил:
— Сынок! Бран! Очнись же. Господи, ты себе голову разбил.
— М'атир, — Бран зашевелился, пытаясь сесть, и Дэвайн ему помог.
Люди лежали на лавках, головами на столе. Горели все светильники. Возле Брана сидел отец, чуть поодаль — Коза, с перепуганным заплаканным лицом.
— Ты упал? — спросил Дэвайн. — Ты голову себе разбил, сынок.
— Это не я, — Бран коснулся затылка. В висках, глазах и лбу пульсировала боль.
— А кто?
— Конунг, — Бран начал озираться. — Где... где она?
— Кто, сынок?
— Улла! Он ее убил? Господи, где она?!
— Он ее в капище уволок, — ответила Коза. — Я видела.
— Она живая?
— Не знаю, хозяин. Он когда ее тащил, так она не двигалась.
— Мо Деврот, — Бран попытался встать. — О, Господи... отец, ну помоги же мне!
— Куда ты такой пойдешь?
— Ты что, не понимаешь? Я должен идти! Он убьет ее!
— И поделом, — тихо молвила Коза. — Чего это она с хозяевами с моими сделала, а? Да штоб ей... — Коза зарыдала.
— Так это она? — удивился Дэвайн. — Ого, а эта девочка здорово в травах разбирается. Им еще часа четыре спать.
— Как... спать? — Коза так изумилась, что перестала плакать. — Как, то есть... — она прижала ко рту ладонь. Дэвайн поднял брови.
— А ты подумала, они умерли? — Дэвайн подошел к столу, взял кувшин и принюхался. — Ну, так и есть, спят они, твои хозяева. Проснутся, не бойся. Голова только чуток поболит, как с похмелья, и больше ничего. Это корешок такой, ведьмин палец называется, слышала? Я только не пойму, зачем ей это было надо. Она что, подшутить хотела, или же...
— Нет, она не думала шутить, — Бран с трудом поднялся на ноги. — Просто не хотела, чтобы мы помешали. Чтобы не пошли за ней... туда. А я вмешался... и он теперь...
Он не договорил. Развернулся и кинулся к двери.
Глава 18
Бран увидел, что капище горит.
Он побежал так быстро, как только мог. Голову разламывала боль, и ноги плохо слушались, каждый вдох был, словно острый нож. Бран подгонял себя, но знал: он движется медленно, нестерпимо медленно.
Дверь в капище оказалась нараспашку. Жаркий свет озарял сугробы, расстелил по пустырю оранжевый ковер. Протянувшись очень далеко, он упал под ноги Брану. Задохнувшись, тот ринулся вперед.
Сначала ему почудилось, будто внутри пусто. То, что он принял за пожар, оказалось костром, пылавшим посередине. Хворост трещал, искры сыпались, исчезали в темноте, едва не касаясь балок.
— Улла? — позвал Бран.
Нет ответа, только жадный хруст огня. Бран огляделся.
Он увидал ее в глубине, в тени, у статуи Фригг. Она застыла, съежившись, понурив голову, вцепившись рукой в свое плечо. Рядом был конунг. Он сидел, привалившись к ногам статуи, голова лежала у богини на коленях, а глаза были закрыты. Он не шевелился.
— Улла, — окликнул Бран.
Она только ниже опустила голову. Бран подошел и посмотрел на конунга. Казалось, тот не дышит.
— Что с твоим отцом, Улла? — спросил Бран. — Что ты сделала?
— Не твое дело, — ответила она. — Зачем пришел? Разве ты мне не все сказал? Уходи, ты нам не нужен. Сами разберемся. Уходи...
— Я вижу, как вы разбираетесь! — Бран указал на конунга, на алтарь поодаль, в темноте, где лежали Видар и Аса. — Вот они, разборки ваши, вот результат! Безумная семейка.
— А тебе-то что, — она полоснула его взглядом из-под растрепанных волос. На избитом и окровавленном лице страшно, траурно чернели огромные глаза. — Тебе какое дело? Это моя семья, а не твоя.
— Может, объяснишь, что происходит?
— Я не обязана объяснять. Ты мне никто!
— Замолчи! — Бран стиснул кулаки. — Еще слово, и я тебя ударю. Клянусь, я тебя ударю, если не прекратишь!
— Ну, ударь! Ты об этом только и мечтаешь! — она выпрямилась. В правой руке блеснул топор. Она протянула его Брану.
— На, ударь! — закричала Улла. Рука, державшая топор, ходила ходуном. — Ударь! Убей меня! Ты же хотел — так на, убей!
— Заткнись!
